Журнал «Если», 1998 № 03
Мы вернулись к кабине, где вовсю орудовал Марк. Поворачивал рычажки, давил на педали, крутил ручки. Планёр дергался, как живой, колебались концы крыльев, ходил налево-направо хвост.
— Машину погубите и сами погибнете, — предрекла Хелен.
— Может быть, — согласился Марк. — Выхода у меня нет.
— Тебе даже с полосы не стронуться!
— Сдвинусь. Ветер хороший. До воды далеко, может, и выпрямлюсь. Поток восходящий, скажешь нет?
— Все равно не дотянешь!
— Я попробую, — сказал Марк, и в голосе была такая твердость, что я понял — он полетит.
— Я с тобой, парень, — сказал я, — все равно один конец.
— Дай запал и карты, — потребовал Марк.
— У тебя налета нет, до материка не каждый ас дотянет!
— Конечно, Хелен, Ночная Ведьма… куда мне до тебя. Только я попробую.
Когда он назвал ее Ночной Ведьмой, по лицу девушки скользнула гримаса. Смесь гордости и обреченности.
— Не делай этого, Марк. Вспомни честь!
— Моя честь со мной, капитан! Свою береги.
Вот это да. Женщина — а в чине капитана.
Она стряхнула мою руку, и я не стал ее удерживать. Убивать Марка она не собиралась, чувствую, трясется за его жизнь.
— Садись сзади, Ильмар, — велел Марк. — А ты гляди, Хелен, как твоя птичка летать умеет.
Отодвинув девушку, я полез на заднее кресло. Сестра, Сестра, образумь, что ж я делаю? Хоть часок бы еще пожить… рассвет увидеть… Мысли в голове метались, будто певчие сверчки в клетке, руки тряслись. И все же я забрался в тесную клетку кабины, скорчился на втором сиденьи, просунув ноги под кресло летуна, на решетчатый деревянный пол.
— Втроем точно не дотянуть, — мертвым голосом сказала Хелен. — Пусть он вылезет. Я… я поведу.
Что же это, унесется Марк на планёре с Печальных Островов, а мне расхлебывать?
Марк улыбнулся во всю перемазанную физиономию. Подмигнул, и страх, что меня бросят, вновь сменился ужасом перед полетом.
— Втроем полетим, Хелен. И не спорь.
Не дожидаясь ответа, он полез ко мне, плюхнулся на колени, заерзал, пытаясь устроиться удобнее.
Ночная Ведьма, летунья Хелен, обреченно огляделась по сторонам. Будто надеялась увидеть толпу солдат, что навалятся на хрупкий планёр, не дадут ему взлететь.
Но никого не было на летной площадке.
— Искупитель… — прошептала она, глянула в небо и решительно полезла на переднее сиденье.
Мы с Марком затихли. Дохнуло холодом. В руках Хелен возник маленький железный цилиндрик, и она всадила его в пустующее гнездо на доске с приборами.
Марк обмяк у меня на коленях. Задышал часто, словно до того от напряжения сдерживал дыхание.
Еще один порыв холода — зашуршала бумага, Хелен прижала к боковому стеклу несколько листков, щелкнула пружинным зажимом.
— Держитесь, — сказала она и дернула что-то на доске.
Сзади взревело. Я в ужасе обернулся.
— Не бойся, Ильмар, не бойся, это толкач, чтобы скорость набрать, без него трудно подняться, — торопливо сказал Марк. — Только не дергайся, не качай планёр.
Рев нарастал. Сквозь заднее стекло я видел, что из хвоста планёра вырывается сноп дымного огня. Не загореться бы… но они же все так летают… наверное, по уму сделано…
Планёр дрогнул и покатился вперед.
— Спаси, Искупитель! — вскрикнула летунья.
Я закрыл глаза и начал молиться Сестре. Кому молился Марк — не знаю. Может, и никому.
Открыв один глаз, я увидел, как несется навстречу край обрыва. А еще увидел взмывающие сигнальные ракеты. Заметили.
Только поздно.
Под нами мелькнуло море.
Вот и все…
Или еще нет?
Планёр дрожал, бился в судорогах, сзади ревел «толкач».
А море неслось под нами и не думало приближаться. Наоборот, мы поднимались все выше. Хелен застыла впереди мраморным изваянием, руки ее вцепились в рычаги.
Я открыл второй глаз. Посмотрел на Марка. Тот слабо улыбнулся.
Глава пятая,
в которой нам салютует линкор, а мы отвечаем.
Ко всему можно привыкнуть.
Даже к тому, что летишь, как птица… да нет, быстрее и выше любой птицы. Я был весь в испарине, и к горлу подкатывал комок, но оцепенение сменилось какой-то бесшабашностью.
— Эй, летунья! А пожрать у тебя ничего не найдется?
На миг Хелен повернула голову, одарила меня ненавидящим взглядом. Снова уставилась на свои приборы.
Марк заерзал. Крикнул:
— Сбрасывай толкач!
— Ты меня еще рожать поучи, — презрительно откликнулась девушка. Я подумал, что рожать-то ей вряд ли доводилось, судя по крепкому животику, и поддержал мальчишку:
— Давай делай, что велят!
На этот раз она ответила:
— Будь ты один — сама бы планёр в воду воткнула. Но мальчишку я довезу… попробую… молчал бы, душегуб.
— Я честный вор, — обиделся я.
— Сбрасывай толкач! — рявкнул Марк. — Хвост подпалим!
Хелен помедлила еще миг. Потом тронула на доске рычаг. Планёр дернулся, рев мигом стих, и я увидел в окно, как падает, кувыркаясь, дымящийся цилиндр. Вот был здоровый длинный бочонок, вот он превратился в карандаш, а вот уже точка несется к волнам, рассыпая искры и оставляя дымную полосу.
Мне снова стало жутко. Я оценил высоту.
Планёр летел ровно. Небо светлело. Машина больше не тряслась, а будто по невидимым волнам скользила. Я покосился налево, направо, вверх глянул. Небо самое обычное, ничуть ближе не стало.
Вроде бы я окончательно опомнился. Страх сжался в груди, затаился, давил на сердце, но все-таки не овладевал всем моим существом.
— Ильмар… — сказал вдруг Марк совсем тихо, на выдохе. — Глянь налево…
Я посмотрел — и вздрогнул. По свинцовым волнам полз, рассекая острым носом воду, линкор. Даже с высоты он казался громадным… неужели эти точки на палубе — люди?
— «Сын Грома», — сказал Марк.
Странное что-то прозвучало в его голосе — гордость вперемешку с тоской.
Паруса на корабле были спущены, значит, он под машиной. Из трех коротких толстых труб валил пар, линкор шел на полном ходу. Это с небесной выси кажется, что он медленный и неуклюжий, а на самом-то деле вода бурлит за кормой, и от материка до островов корабль за два-три дня дойдет, особенно если ветер попутный дунет. Палуба у корабля была деревянная, выскобленная добела, а вот борта обшиты позолоченной медью до самой ватерлинии. Дом и на железо бы не поскупился для лучшего корабля державы, но проржавеет такой корабль.
— Какой сигнал приветствия? — вдруг спросил Марк, но Хелен молчала. — Качни крыльями! Быстро!
Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку.
— Умный ты, жаль, что дурак. Корабль первым сигналит.
Над бортом встал дымок — ударила пушка. Холостым, вроде.
Планёр качнулся: Хелен ответила на приветствие. Было в этом что. то титаническое, божественное. Плывущий по океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним планёр, хрупкий, презревший тупую силу.
Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает — за Дом, за державу, за гений человеческий. И в то же время — смешно. Я, тать ночной, планёр угнал, и мне же преторианский линкор салютует…
— Сколько лететь будем? — спросил Марк у Хелен.
— Если повезет — часа четыре. Падать и минуты хватит.
Я снова спросил:
— Хелен, так есть у тебя что из еды или нет?
— На твоем кресле — карман сзади.
Мы с Марком столкнулись руками, выдирая из кармана пакет.
— Не трясите машину! — крикнула летунья.
Какое там! Нам теперь все равно было, мы до еды дорвались. Не слишком много в пакете нашлось — пара засохших бутербродов с сыром, яблоко, апельсин, половинка жареной курицы, стеклянная фляжка. Я откупорил фляжку, нюхнул…
Эх, Галлия, земля щедрая! Коньячок из лучших, таким и аристократ не побрезгует! Сивухой не прет, язык не обжигает, а в животе словно костер развели, тепленький, ласковый.
Хмелеть я начал тут же, на третьем глотке. С устатку да хорошего коньяка — много ли надо?
— Будешь? — дружелюбно спросил я Марка.