Такса (СИ)

Олег даже вздрогнул от такого предположения. Нет уж, не нужно. Да, это эгоистично с его стороны. Но он в каком-то смысле был благодарен той печальной веренице событий, которая привела ее в этот город и сделала возможной их встречу. А если бы не это… Да, она, возможно, была бы счастливее. Но он никогда бы не встретил ее. А от этого он был бы стократ несчастнее.
И, кстати, как ее занесло в его город?
— Жень, а почему ты приехала именно сюда? Купила билет в первый попавшийся город?
— Де нет, — она усмехается, — я не настолько безрассудная, поверь. За год примерно до… всей этой истории… тетя Шура умерла, мамина сестра старшая. Мне квартиру оставила. Вот эту самую квартиру. Отец настаивал на продаже. Но… ему некогда было. Мне некогда было. Решили подождать до лета, и на каникулах этим заняться. Если честно, я вообще не хотела ее продавать. Я же надеялась, что Валера уйдет когда-нибудь от жены. Он же мне обещал. Что вот он докторскую защитит, и тогда… Ладно, мы опять возвращаемся к теме, какая же я была дура. В общем, у меня была своя квартира. А то, что в другом городе — это было даже к лучшему. И вот я приехала…
* * *
Первым, кого она увидела, когда вышла с вокзала, был Виталий. «Девушка, такси не желаете? Вам куда?»
И она села в такси. На вопрос: «Куда едем?», представив, что сейчас ее ждет полная пыли и грустных воспоминаний квартира, ответила: «А покажите мне город, пожалуйста». К чести Виталия, он ее правильно понял. Видимо, за годы работы таксистом он стал неплохим психологом, и не испугался ни такой странной пассажирки, ни ее не менее странной просьбы. Посмотреть город в час ночи.
Они колесили по городу часа два. Виталий болтал, балагурил, травил байки. Женя тоже кое-что рассказала. Что приехала разбираться с наследством и планирует пожить какое-то время здесь. И неплохо бы найти какую-нибудь работу.
И она ее нашла, — Виталька предложил ей имевшуюся у них вакансию диспетчера. Но, поработав пару недель в диспетчерской, Женька поняла — это не ее. А с другой стороны, права у нее были: получила, опять-таки, назло отцу — у него же прав не было. На механике Виталя ей помог освоиться. И так состоялось рождение Таксы. Ей нужна была эта работа. Физически иногда очень тяжелая. Сутки на смене. Калейдоскоп лиц. Чужие истории — грустные, смешные, разные. И после смены — провал в ничто, без снов, без воспоминаний. Только так можно было выжить. И она выживала.
* * *
— Жалкое зрелище, да?
— Что?
— Я. Жалкое зрелище, не так ли? Почти кандидат наук, недо-доцент, работающий таксистом. Смех один.
— У тебя был выбор?
— Наверное. Не знаю. Тогда мне это казалось правильным.
— Это и было правильным.
— Ты не понимаешь.
— Как раз понимаю.
— Что ты понимаешь?
— Как это бывает. Когда жизнь наносит тебе смертельный удар. От которого невозможно оправиться. После которого невозможно выжить. И единственно возможный выход — дать тому человеку умереть. А самому — стать кем-то другим. Совершенно другим человеком, которому эти горести и проблемы просто не знакомы. Они из чужой жизни. Из другого измерения.
Олегу кажется, что Женя не понимает его, что он говорит вычурно, высокопарно. И он пытается объяснить:
— Когда отец погиб, я не знал, как жить дальше. Он был для меня всем. Я хотел быть таким же, как он. Когда он не вернулся с Памира, я думал, это я умер там вместе с ним. Плохо было всем, не только мне, но и маме, Борьке. Я же остался… единственным мужчиной в семье. Я должен был как-то собраться. И не мог. От меня осталось так ничтожно мало. Вот тогда я понял, что для того, чтобы выжить, надо стать кем-то другим. Совсем другим. Я всегда знал, что буду альпинистом, как отец. А вместо этого тогда, после окончания школы, выбрал самый сложный для поступления факультет. Где конкурс между «блатными». Куда невозможно поступить простому смертному. А я уперся. И поступил. Правда, потом, позже, узнал, что за меня просил один из друзей отца. Но если бы не набранные мною на вступительных экзаменах баллы, просьбы были бы ни о чем. Учился как проклятый. А потом с Димкой познакомился. Он-то и довершил мое… превращение. И в итоге я стал тем, кем стал. Тот романтический мальчик, который мечтал стать первым, кто пройдет по центру северной стены Жанну… его больше нет. Он умер тогда. А есть я. Не знаю, был бы мой отец рад этому. Но это был единственный способ выжить. Когда получаешь смертельный нокаут, после которого невозможно встать. Дать ему умереть. А самому стать другим.
Женька смотрит на него и молчит. Потом кивает.
— Ты понимаешь.
— Понимаю.
— Ты действительнопонимаешь.
— Я же сказал.
Они какое-то время молчат. Смотрят друг на друга.
— Женя…
— Да?
— Ты же понимаешь?
— Да.
— Я не могу больше.
И все повторяется снова. Он наклоняется к ней. Их руки почти синхронно ложатся на плечи друг другу. Скользят по шее. И… как там говорят физики? Разноименные заряды притягиваются? Они притягиваются. Еще как!
На диване целоваться гораздо удобнее. Потому что можно опрокинуть ее на спину. И навалиться сверху. И прижаться, накрыть своим телом ее мягкое податливое тело.
И почувствовать на себе его до остановки дыхания приятную тяжесть. И отдаться, совершенно отдаться этим губам, этим рукам. И пусть делает все, что захочет. Потому что он не сделает ничего плохого. А только нечто волнующее, восхитительное, сводящее с ума.
Его нога раздвигает ее бедра, вжимаясь коленом в промежность. Ее — обвивает его бедра, прижимая его еще плотнее. Его руки накрывают ее грудь, и от сладости этого прикосновения содрогаются от наслаждения оба. Ее — пробираются под джемпер, и гладят его по спине.
Она закрывает глаза. И он тоже. Чтобы только чувствовать. Губы. Языки. Дыхание. Стоны. Под закрытыми веками распускаются горячие ослепительные протуберанцы. Сжигая все, все мысли, кроме желания, оглушающего желания брать и отдавать. Любить и позволять любить себя.
Олег приоткрывает глаза. Чтоб почти ослепнуть от ее горячего взгляда. От россыпи огненных локонов на белой подушке. Женя прижимается к нему. Откровенно. Трется об него так, что он выдыхает со стоном, забывая вдохнуть.
— Женя, я хочу…
— Вот так?
Он забывает, что хотел сказать. Отдавшись движениям ее маленькой ручки. Идеально подходящей для того, чтобы…
— Да-а-а-а-а-а-а…
— Или так?
— Да-а-а-а-а-а-а…
Ее пальцы сражаются с его ремнем. И в голове Олега звенит последний предупреждающий звонок.
— Женя, скажи…
— Все, что хочешь…
— У тебя есть…
— Наконец-то! Не ремень, пояс верности какой-то…
Звякает пряжка. Вжикает молния. Он в последний момент перехватывает ее руку. Пока еще не поздно.
— Жень, у тебя есть презервативы?
Она замирает.
— А у тебя?
Олег выдыхает со свистом. Презервативы в прикроватной тумбочке лежали всегда. В достаточном количестве. А с собой — нет! Сегодня был архисумасшедший день. Столько всего. И, потом, если уж говорить начистоту, он не рассчитывал. Не планировал. Не надеялся.
— Нет.
— У тебя, значит, нет. А у меня должны быть?
Ему категорически не нравится ее тон. И то, как она замирает под ним, глядя прямо в глаза.
— Жень, мы же у тебя дома. Я думал, возможно, у тебя есть… на всякий случай.
— На всякий случай?! Значит, ты — это тот самый «всякий случай»?
Где-то глубоко внутри Олег понимает — он испортил все к чертям. Но продолжает, не может не продолжать пытаться исправить ситуацию.
— Жень, я не имел в виду…
— Слезь с меня, «всякий»!
Отталкивает его с силой. Пока он пытается вернуть джинсам первозданный вид, Женька вскакивает с дивана. Смотрит на него сверху вниз.
— Вот что! Слушай! Я со «всякими» не трахаюсь!
— Женя! — он тоже встает. — Я же не мог… Хотел как лучше.
— Уходи!
— Женя! — он повторяет ее имя как заклинание, способное изменить ее решение. Берет ее за руку, и столько в его голосе мольбы, убежденности, что она не отнимает руки. — Женечка… Я тебя… — она обмирает вся от того, что, как ей кажется, она сейчас может услышать, — никогда не обижу.