Игра стоит свеч (СИ)

— У меня даже вещей нет, — сердито бросает она ему, дойдя до поручня.
— Почему же нет? — хмыкает Кайл. — Там, у кровати… Разве не заметила? Там сумка с твоими вещами. Я из квартиры забрал.
Этим он ее добил окончательно.
— Ты действительно полон тайн и сюрпризов, дорогой именинник! — с этими словами Ник обессиленно сползла вниз по борту и уселась прямо на теплую палубу. Выдохнула устало: — Ты еще и ворюга, Падрон.
Он плутовато усмехается.
— А я тебе о чем толкую? Говорю же — клептоман с детства.
Ник со стоном утыкается лбом в колени. Плечи ее вздрагивают.
— Ник, Ники, — он щелкает чем-то на пульте управления, бросает штурвал, пара шагов — и он опускается рядом с ней на колени. Быть так рядом и держать руки при себе невозможно. Невесомо касается растрепанных волос. — Ники, ты плачешь?
— Не дождешься! — фыркает она, поднимая голову. — Вот еще — плакать из-за тебя! Я смеюсь! Только не обольщайся, — пресекает она попытку Кайла что-то добавить. — Это истерический смех!
— У тебя истерика? Не может быть! Только не у тебя, — у него подрагивают губы, но он старается изо всех сил быть серьезным. — Я не верю.
— Дело твое! — огрызается Ник и делает то, о чем давно мечтала — показывает Кайлу грубый, неприличный и очень уместный в данной ситуации жест. А потом, пока Кайл потрясенно созерцает выставленный ему средний палец, еще и язык ему показывает. И обиженно отворачивается.
А если бы не отвернулась, то увидела бы, что видение розового влажного язычка оказало на Кайла совсем не то действие, на которое это детский хулиганский жест был рассчитан.
Кайл прокашливается.
— Ну, раз ты настаиваешь… что у тебя… хм… истерика, то, может быть, принести тебе… выпить чего-нибудь?
Николь резко поворачивается.
— Выпить? Нет уж, спасибо! После того, как ты в последний раз предложил мне выпить, я отключилась!
Кайл морщит нос и корчит ехидную гримасу. За что и получает в лоб. Самым натуральным образом.
— Больно, — охает.
— Чему там болеть? Одна кость, мозга нет!
— Ну, знаешь! — Кайл легко поднимается с колен. — Пойду-ка я к штурвалу… пока мы никуда не врезались. — И, уже стоя у руля: — Хулиганка!
— Бандит!
Он усмехается. Кажется, самое страшное он пережил.
  
Глава 21. Где-то на просторах Адриатики. Точные координаты от автора скрыли, увы
 
 
 
 
«Что ж, съезжаться, пустые мечты?
 
Или это есть кровная месть городам?
 
Покатились колеса, мосты
 
И сердца, или что у них есть еще там»
 
 
 
В.С. Высоцкий. «Песня о двух красивых автомобилях»
 
Есть такие ситуации, когда злиться долго невозможно, даже при наличии сильного желания.
Ник спустилась обратно в каюту, в которой провела ночь. Переоделась в шорты и футболку, упаковала измятый сарафан в сумку. Твердила себе: «Меня везут куда-то без спросу. Меня напоили снотворным. Мои вещи взяли без разрешения». Масса поводов для негодования.
Но когда она снова поднялась на палубу, негодование трусливо сбежало под натиском трех великих стихий: темно-синего моря, ярко-голубого неба и ослепительного солнца. Ник сощурилась на солнце, вдохнула соленый воздух и поняла: не может она злиться, когда вокруг так хорошо. Тем более что тренированный раллийными перегрузками при разгонах, торможениях, резких поворотах и прыжках организм уже привык к качке и не мешал наслаждаться ровным ходом судна и бесконечностью моря и неба.
Кайла она чисто из вредности игнорировала, от предложения поесть отказалась, о чем, впрочем, потом пожалела. От предложения постоять у штурвала тоже отказалась, хотя очень хотелось. Но она не собиралась так быстро дать понять Падрону, что его возмутительный поступок в данный конкретный момент вызывает у нее чуть ли не чувство благодарности.
Потому что стоять у поручня и смотреть, как нос яхты режет безупречную гладь моря, взбивая ее в блистающие брызги, было именно тем, что ей, оказывается, сейчас и нужно. Она чувствовала себя частью этого бескрайнего и светлого пространства. Частью маленькой и, возможно, незначительной, но зато напрочь лишенной беспокойства и терзаний. А вместо них в душе поселились гармония и покой, пусть даже только на время.
К цели назначения они подошли уже на закате. И закат был хорош, играя всеми красками от золота до пурпура, и остров разворачивался перед ними, как опытная стриптизерша — показывая сначала темную зелень деревьев, потом светло-желтые пески пляжей и уж в конце, как и положено — белопенное тонкое кружево прибоя. Ник смогла бы насладиться этой красотой сполна, если бы не была так голодна.
На причал спрыгнула первой, качнувшись от непривычной устойчивости деревянных досок под ногами. Отошла на пару шагов, давая место Кайлу.
— Ну что, Робинзон, давай, корми свою Пятницу.
Кайл вздохнул.
— Дай мне хотя бы полчаса, Пятница.
Пока Кайл отпирал дом — весьма уютный на вид, при этом светлый и изящный, пока перетаскивал вещи с яхты на берег, Ник отправилась знакомиться с островом в компании с выданным ей в виде акта милосердия яблоком. Не собиралась она помогать Кайлу, привез ее сюда, не спросив ее желания — пусть сам все делает. Но ворчала она лишь из упрямства, магия этого места исподволь покоряла ее, и обратно к дому она вернулась совершенно неспособной ругаться с Кайлом. Коварный план Падрона начинал работать на него.
— Эй, Пятница! — окликнул он ее откуда-то из глубины дома. — Хочешь есть — иди, помогай!
За фото Падрона с полотенцем, повязанным поверх джинсов вокруг бедер, и здоровенным тесаком в руках папарацци продали бы душу. Если бы она у них была.
Но папарацци здесь не было. Была только Ник. И…
— Как ты режешь?
— Как, как? Ножом! — огрызается Ник. Ей в самых буйных фантазиях не представлялось, что она с Кайлом на кухне будет что-то готовить. И что он ее будет пилить за то, что она что-то делает не так.
— Тоньше режь!
— Сам режь! — бросает раздраженно нож.
Кайл вздыхает, сдувая упавшую на глаза прядь волос.
— Иди хлеб порежь, что ли… Там трудно что-то испортить.
Послать бы его ко всем чертям, но есть очень хочется! И Николь идет терзать хлеб. И исподтишка наблюдает за тем, как загорелые длинные пальцы смыкаются вокруг ручки ножа. Все так же уверенно, как и на руле. И на быстрые точные движения, которыми он пытается исправить то, что натворила с овощами Ники.
— Ты не только рыбак и бандит с большой дороги…
— Тогда уж не бандит, а пират, — со смешком поправляет ее Кайл, отправляя порцию ажурно нашинкованного разноцветья в салатницу.
— Пират, — соглашается Ник, — и еще работорговец. Да ко всем этим талантам еще и повар, — и язвительно добавляет: — Ты полон сюрпризов, дорогой именинник.
— Я сегодня уже не именинник, — Кайл мигрирует к плите, переворачивает мясо. — А что касается повара… Не могу сказать, что я мега-талант в этой области. Просто у нас в семье приготовление пищи — это нечто вроде культа… или искусства. К которому я, впрочем, был всегда равнодушен, предпочитая другие забавы.
— Да? А так и не заметно, — Ник кивает в сторону плиты. — Пахнет обалденно. Что, гены проснулись?
— Не знаю, — усмехается Кайл. — Думаю, дело, скорее всего, в том, что за все мои детские проказы меня часто ссылали на кухню — помогать бабушке. А уж она была повариха от Бога. Так что, наверное, что-то она все-таки сумела в меня вбить.
— Жду не дождусь, когда смогу это оценить, — вздыхает Ник. Это у нее получается настолько жалобно, что Кайл едва подавляет в себе желание подойти и чмокнуть ее в макушку. Проголодалась, упрямая девчонка.
Ужинали они на открытом воздухе, на веранде. Тихий шепот моря, легкий теплый бриз, мерцающее пламя свечей — самая что ни на есть романтическая обстановка. Только вот атмосфера за самим столом царила отнюдь не романтическая. Ник едва не загибалась от хохота, слушая истории времен зарождения спортивной карьеры великого Падрона. Как это не вязалось одно с другим — запредельно гордый Кайл и эти забавные эпизоды, полные самоиронии и насмешек над тем самим собой, юным и болезненно амбициозным. Но это было. У Ник уже не было сил смеяться.