Пристань желтых кораблей. -сб.]

За спиной с ровным гудением закрылся люк. Дима облизнул губы, понимая всю бесполезность этого, и пошел в сторону башни, серебристой искоркой поблескивающей на горизонте. Золотые барханы, отполированные ветром камни… Минут через пять он подумал, что надо было взять две фляжки.
4. ПОГОНЯ
Это было очень странное помещение. Неровные бугристые стены из чего-то грязно-серого. Одной стены не было, а в угловатое, неправильной формы отверстие лился яркий свет. Сознание уже вернулось к Тири, но двигаться не хотелось. Легкая сонливость окутывала мозг. “Как-то здесь не так… И ощущение, будто я стою у лабораторной печи. Как же это называется? Ах, да. Жарко. Почему мне жарко? Где я? Мы легли спать, потом пришел Дежурный, потом…”
Остатки оцепенения слетели с Тири. Он вскочил, ударился головой о низкий потолок. Потолок был каменный, это была пещера, три неподвижные тени рядом были наружниками, которые уже убили ярусного, а сейчас…
Ноги у Тири подкосились сами собой, он медленно осел на пол… нет, не на пол, на землю, на которой он оказался впервые в жизни.
Дима шел по пустыне второй час. Зной нарастал с каждой минутой. Утро только начиналось… Грибообразная башня на фоне безоблачно-голубого — мечта пилота — неба выросла, но совсем чуть-чуть. Шансов добраться до нее к вечеру было мало. Дима вздохнул, взглянул на часы, тихонько запел песню курсантов: 
Никого, один в ракете,
Лишь чужого солнца свет.
Бьет в лицо холодный ветер,
И друзей с тобою нет…
Правда, ветер сейчас был далеко не холодным… Он попытался насвистеть бодренький припев:
Ни конспекта, ни шпаргалки.
Лишь компьютер и Устав…
Мелодия дрогнула и оборвалась. Дима закусил губу. Не надо про компьютер. Лучше вспомнить, что кибермозг учебного корабля лишен разума… Или, что за той вот скалой может сидеть экзаменатор с биноклем и стаканом холодного лимонада в руке.
— Тебя как зовут? — Вблизи наружник был еще больше похож на человека. Только лицо грубое, с жесткой, почти коричневой кожей. Но глаза были… какие-то удивительно знакомые! Как у Гэла! Нет, чушь, у Гэла глаза голубые, а не карие… “Может быть, взгляд? Он смотрит на меня почти как Гэл!” Тири почувствовал, что страх медленно проходит. Он сглотнул возникший в горле комок и негромко сказал:
— Тири.
— Тири? А меня Форк. Вот этих ребят, — наружник махнул рукой в сторону подошедших парней, — зовут Арчи и Гарт. Они хорошие ребята, и рисковали из-за тебя жизнью. Думаю, что вы еще подружитесь, конечно, когда ты поймешь значение этого слова.
Тири согласно кивнул и спросил, еще надеясь на что-то:
— Вы… наружники?
Как трудно назвать человека этим словом! Стыдно произносить вслух — “наружник”!
Но мужчина не возмутился. Наоборот, улыбнулся и сказал:
— Да. Слушай, Тири, мне кажется, что ты нас почти не боишься. Это так?
— Я не знаю… Вы так похожи на людей…
— Мы и есть люди.
— То есть… Я хотел сказать “на Равных”, на тех, кто внутри… — Тири смешался и в полной растерянности промямлил: — И еще — у вас взгляд, как у Гэла…
— Что, что? — В глазах у Форка появилось отчаянное любопытство. Он улыбнулся и потрепал Тири по щеке. Сказал: — Какой еще Гэл? Какой еще взгляд? Не припомню случая, чтобы Равный в разговоре выделял кого-либо!
Тири потрогал себя за щеку и тихо спросил:
— Что вы сейчас сделали?
Ребята заулыбались. Высокий худощавый парень, которого звали Гарт, насмешливо сказал:
— Он тебя погладил, дурачок. Тебе что, не понравилось?
— Понравилось. Просто мы с Гэлом тоже так делали. Я не думал, что другие тоже…
Форк присвистнул:
— Конец света, и только… Ладно, сейчас не время об этом. Пора уходить. Ты когда-нибудь видел мир снаружи Города? Не на экране, а по-настоящему?
— Да, видел.
— А небо?
— Тоже видел. Понимаете, мы с Гэлом были однажды на Галерее…
— Опять Гэл! Что ж, пошли, увидишь все это наяву.
Сердце у Тири отчаянно застучало. Он тихо спросил:
— Так мы снаружи?
— Да. Неужели ты еще не понял?
Тири шагнул вперед, споткнулся. Круглолицый, широкоплечий Арчи поддержал его, сказал:
— Повыше поднимай ноги, Тири. Это тебе не пол в Городе.
Они пошли к выходу из пещеры. “Сон. Меня похитили наружники, но не убили, а улыбаются мне и ведут куда-то! Я вышел из Города! Сон. Это сон”. Но Тири уже понимал, что удивительный поворот в его жизни произошел наяву.
— Прикрой глаза, — сказал Форк.
Тири послушно зажмурился, но все равно, свет теперь проникал и сквозь веки, он лился на все тело теплым, ласковым потоком, и это не было неприятным, наоборот…
— Смотри!
Тири раскрыл глаза. Пошатнулся, его поддержали.
Беспредельность. Два бескрайних полотнища: желтое, песчаное внизу, голубое, воздушное наверху. Пустыня не была мертвой, — нет. В неподвижном золотистом песке дрожали тонкие зеленые травинки, обыкновенные серые скалы отливали тысячами оттенков, лазоревое небо ласково касалось их порывами ветра. Ветер был руками неба и солнца. Тири даже потянулся вверх за его ласковыми касаниями… Кружилась голова, болели глаза, но он все стоял и смотрел.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, дружок. Сам через это прошел, — Форк говорил ласково, с затаенной печалью. — Ты здорово держишься, нам с тобой повезло.
Тири медленно обернулся. И вздрогнул. Тускло-серая, холодно отсвечивающая колонна, придавленная сверху толстым диском, вставала в стороне — близко или далеко от них, Тири еще не мог определить. Он тихо спросил:
— Это Город?
— Да.
— Какой он маленький.
Форк улыбнулся:
— Не такой уж и маленький. Хотя, впрочем… Ты прав. Мы часто забываем, что мир больше любого города, даже того, в котором живем мы сами…
Долгий протяжный гул пронесся над песком. Гул уставшего металла, скрип отвыкших от работы ме­ханизмов… У подножия колонны что-то едва заметно шевельнулось, неразличимое отсюда, непонятное, движущееся с кажущейся медлительностью… Форк быстрым движением поднес к глазам болтавшийся на его груди предмет: две короткие толстые трубки, соединенные вместе, закрытые на торцах выпуклыми стеклами. Взглянул сквозь эти трубки на Город. И вдруг сказал что-то непонятное и, наверное, злое, ибо лицо его исказилось яростью. Протянул трубки ребятам: