Принцесса-невеста

– А? Что? Я не расслышал. – Я чувствовал себя очень слабым и страшно уставшим.
– Глава один. Невеста. – Он приподнял книгу. – Я почитаю тебе, чтобы ты расслабился. – Он сунул мне книгу прямо под нос. – Автор С. Моргенштерн. Великий флоринский писатель. «Принцесса-невеста». Он тоже уехал в Америку. С. Моргенштерн. Уже умер и похоронен в Нью-Йорке. Английский его собственный. Он говорил на восьми языках. – Тут отец положил книгу и выставил все свои пальцы.– На восьми. Однажды, во Флорине, я был в его кафе. – Он покачал головой, он всегда так делал, когда ошибался, говоря что-то. – Не его кафе. Он был в нем, и я, одновременно. Я видел его. С. Моргенштерна. У него была вот такая большая голова, – и он очертил руками что-то вроде большого шара. – Великий человек во Флорине. Не такой великий в Америке.
– А там есть что-нибудь про спорт?
– Фехтование. Сражения. Пытки. Яды. Настоящая любовь. Ненависть. Месть. Гиганты. Охотники. Плохие люди. Хорошие люди. Прекраснейшие женщины. Змеи. Пауки. Звери всех форм и размеров. Боль. Смерть. Смельчаки. Трусы. Сильнейшие мужчины. Погони. Побеги. Ложь. Истина. Страсти. Чудеса.
– Звучит неплохо, – сказал я и закрыл глаза. – Я постараюсь не заснуть, хотя меня жутко клонит в сон, папочка...
Дано ли кому-нибудь знать, когда его мир изменится? Кто может сказать заранее, что весь предшествующий опыт, все годы были подготовкой к… к ничему. Попробуйте сейчас представить себе: практически неграмотный пожилой мужчина сражается с враждебным ему языком, совершенно обессиленный мальчишка сражается со сном. И между ними лишь слова ещё одного пришельца, мучительно переведённые с родного языка на иностранный. Кто мог бы подумать, что утром проснётся совершенно другой ребёнок? Помню, что я лишь старался одолеть слабость. Даже неделю спустя я ещё не понял, что началось той ночью, что одни двери со стуком захлопывались, пока другие распахивались передо мною. Наверное, я должен был хотя бы догадываться о чём-то, а может и нет; кто может почувствовать откровение в дуновении ветра?
Произошло вот что: история захватила меня.
Первый раз в жизни я был по-настоящему увлечён книгой. Я, фанат спорта, я, обожающий игры, я, единственный десятилетний в Иллинойсе, ненавидевший алфавит, хотел узнать, что же случится дальше.
Что стало с прекрасной Лютик, и с несчастным Уэстли, и с Иниго, величайшим фехтовальщиком, которого только знал мир? Насколько на самом деле был силен Феззик и были ли пределы жестокости Виццини, дьявольского сицилийца?
Каждую ночь отец читал мне, главу за главой, постоянно прикладывая усилия, чтобы произносить слова верно, ухватить смысл. И я лежал с закрытыми глазами, а мое тело медленно начинало долгий путь к выздоровлению. Оно заняло, как я говорил, примерно месяц, и за это время отец прочитал мне «Принцессу-невесту» дважды. Даже когда я мог уже читать сам, «Принцесса-невеста» оставалась его книгой. Я никогда и не думал о том, чтобы открыть её. Я хотел слышать его голос, его чтение. Позже, даже годы спустя, иногда я мог сказать: "Как насчёт дуэли на скале между Иниго и человеком в чёрном?"– и мой отец ворчал, и бурчал, и брал книгу, и лизал большой палец, переворачивая страницы, пока не начиналось невероятное сражение. Я любил это. Даже сейчас именно так я зову отца обратно, когда это становится необходимо. Сгорбившись, сощурившись, колеблясь на некоторых словах, он дарил мне шедевр Моргенштерна так, как только мог. «Принцесса-невеста» принадлежала моему отцу.
Всё остальное было моим.
Не существовало ни одного приключенческого романа, который бы я не прочёл.
– Ну же, пожалуйста, – говорил я мисс Рогински, когда снова был здоров, – Стивенсон, вы все говорите Стивенсон, я уже прочитал Стивенсона, кто теперь?
– Попробуй Скотта, может, тебе понравится, – говорила она.
И я попробовал старого доброго сэра Вальтера, и он понравился мне достаточно для того, чтобы я проглотил полдюжины книг за декабрь (многие из них за рождественские каникулы, когда я прерывал чтение лишь для того, чтобы ухватить немного еды).
– Кто ещё, кто ещё?
– Может быть, Купер, – говорила она, и я с головой погружался в «Зверобоя» и сказки о Кожаном Чулке, а потом однажды я сам наткнулся на Дюма и д'Артаньяна, и они заняли большую часть моего февраля.
– Прямо у меня на глазах ты превратился в книжного червя, – сказала мисс Рогински. – Ты понимаешь, что сейчас ты проводишь за книгами больше времени, чем раньше проводил за играми? Ты хоть знаешь, что твои оценки по арифметике ухудшились?
Я никогда не возражал, когда она ругала меня. Мы были одни в школьном кабинете, и она была мне нужна, чтобы подсказать хорошего автора, которым я мог бы насладиться. Она покачала головой:
– Несомненно, ты цветёшь, Билли. Прямо у меня на глазах. Я только не знаю, что получится из твоего цветка.
Я просто стоял и ждал, пока она назовёт мне кого-нибудь, кого я мог бы прочесть.
– Ты просто невозможен, когда стоишь так и ждёшь. – Она подумала секунду. – Хорошо. Попробуй Гюго. «Собор Парижской Богоматери».
– Гюго, – сказал я. – Собор. Спасибо, – и я развернулся, готовый бежать в библиотеку. Я услышал, как за моей спиной она со вздохом произнесла:
– Так не может продолжаться. Так просто не может продолжаться.
Но так могло продолжаться.
И так продолжалось. Я до сих пор всё так же предан приключениям, как был предан им тогда, и это никогда не изменится. Знаете, откуда я взял название своей первой книги, я упоминал о ней, «Храм золота»? Из фильма «Ганга Дин», который я видел шестнадцать раз и до сих пор считаю величайшим приключенческим фильмом всех времен. (Правдивая история о «Ганга Дин»: когда я был демобилизован, я поклялся никогда больше не приближаться к армейскому посту. Ничего особенного, просто зарок на всю жизнь. Так вот, я первый день дома, и у меня есть друг в форте Шеридан, и я звоню ему, и он говорит:
– Эй, угадай, что сегодня на нашем посту? «Ганга Дин».
– Мы идём, – говорю я.
– Есть одна сложность, – говорит он, – ты гражданский.
Чем всё кончилось: в первый же вечер после дембеля я снова надел форму и прокрался на пост, чтобы посмотреть этот фильм. Прокрался обратно. Словно преступник в ночи. С колотящимся сердцем, в холодном поту, всё такое.) Я страстно люблю экшн/приключения/зовите-это-как-хотите, в любом виде, форме и так далее. Я никогда не пропустил ни одного фильма Алана Лэдда или Эррола Флинна. Я до сих пор не пропускаю картин Джона Уэйна[4].
Моя жизнь по-настоящему началась, когда мне было десять и отец прочитал мне «Принцессу-невесту». Факт: «Буч Кэссиди и Сайденс Кид» – это, несомненно, самая популярная вещь из всех, к которым я имел отношение. Если "Таймс" напечатает мне некролог, когда я умру, это произойдет из-за «Бутча». Ладно, о какой сцене все говорят, какой момент запомнился вам, и мне, и всем больше всего? Ответ: прыжок со скалы. Когда я писал его, я представлял себе, что скалы, с которых они прыгают – это Скалы Безумия, которые все пытаются покорить в «Принцессе-невесте». Когда я писал «Бутча», я копался в своей памяти, вспоминая отца, читающего о восхождении на Скалы Безумия, и о смерти, которая подкарауливала за углом.