Заявка на подвиг: Сказочное повествование
— А в чем дело-то? — спрашивает оруженоска. — На что он вам сдался?
— Да не мне он сдался, — вздыхает великан. — Тут вот какая котовасия. Есть у меня дружок один, дракон Жора, ему лет сто назад какой-то заезжий рыцарь в неравном поединке зуб такой же вот дубинкой выбил, самый рабочий зуб, резец жевательный. А зубных врачей дракон Жора ужас как боится, не летит новый зуб вставлять, вот и перебивается уже сотню лет супчиками да жидкими кашками, без мяса совсем отощал, с морды спал. Зимой-то еще ничего, зимой-то он в спячку впадает, а по весне просыпается и начинает со страшной силой выть от вегетарианской своей тоски. Так воет, бедолага, так воет! За триста верст слышно. Я терплю, терплю, а потом не выдерживаю, ребята, — срываюсь с места и отправляюсь дружку своему Жоре золото на зуб добывать. А Вентиль этот и по весу подходящий, и не охраняет его никто особо, вот я по привычке-то все его и тягаю, поскольку дело проверенное.
— Ну а дальше-то что? — спрашивает донья Маня.
— Ну, что-что… А то. Дальше как получается? А так, что Вентиль — это ж еще не зуб, это только полдела. Его надо переплавлять, выковывать, вставлять… А мне ох как лень всем этим заниматься. Нет, поначалу-то я загораюсь, раздуваю горн, строю планы, как я этот зуб сделаю да дракону Жоре подарю… А потом как-то гасну. И знаете, что еще, — сомнения меня терзать начинают. И вот какого плана сомнения. Я ж злодей, стало быть, совершать должен злые дела, а другу помочь — это ж доброе дело! Так?
— Так.
— Вот то-то и оно!
— Да, — говорит барон Николай, — дело оно доброе, но людям-то ты зло причиняешь, оставляешь их без горячей воды, а им без нее — ни себя не помыть, ни посуду!
— Вот то-то и оно! — напирает великан. — И что получается? Получается — налицо неразрешимое противоречие! Одним — зло, другим — добро; это уже двурушничество какое-то получается, ребята, лицемерие! А это не мой профиль: я злодей, но не лицемер и не двурушник. Вот я от этого противоречия мучаюсь-мучаюсь, маюсь-маюсь, а там, глядишь, и к вою драконьему привык-притерпелся — вот тогда я беру ваш Золотой Вентиль и несу его обратно, где взял, от греха подальше, чтоб совесть злодейская меня по ночам не ела. Тем более, что у меня к тому времени куча других неотложных злодейств накапливается, не до зуба мне… И так уже в течение многих-многих лет эта история со мной повторяется: будто в замкнутом кругу живу, ребята!
— Ерунда какая-то, — говорит оруженоска.
— И не говорите, — кивает великан, встает и цепляет барона Николая пальцами под мышки. — Давай-ка подсоблю…
Ухнул — и вытянул рыцаря из почвы. Барон Николай сразу на щит присел, ботфорты скинул, портянки размотал — ноги у него затекли сильно. Оруженоска ему пальцы массажировать принялась, а сама с великаном разговор продолжает.
— Все это поправить можно, — говорит, — нет в мире безвыходных ситуаций. Пора бы вам это знать, не маленький уже.
И посмотрела на него снизу вверх. Великан плечами пожал, трубку по новой табаком заправил. А оруженоска продолжает:
— Я вот знаю одного рыцаря, у которого, хоть он и не великан, та же проблема была: не мог ни одного подвига до конца довести.
Псевдонимов уши навострил, заинтересовался. Да и рыцарь тоже на оруженоску с таким вниманием уставился, будто ушам своим не верит и читает по губам.
— Ну и как? Чем дело кончилось? — спрашивает великан с пристрастием.
— Да не кончилось еще, — продолжает оруженоска, — но уже огромные подвижки произошли. Один подвиг, считай, почти до конца довел. А все почему, — поверил в себя, в свои силы. В нужность свою поверил. Ну и человек рядом нашелся, который его поддержал и подтолкнул в правильную сторону.
— А, — махнул великан рукой, трубку выбивать стал. — У меня такого человека нет. Тут ни одной живой души, лишь камни да червяки земляные. И потом, я в нужность своих злодейств ну никак поверить не могу. Кому они нужны, ребята?
— Вот и прекрасно. Так, может, вам вообще злодеяния забросить и заняться чем-нибудь другим? Чем-нибудь, к чему у вас сердце лежит и душа тянется, в нужность чего вы готовы поверить.
— Ну как же я все это хозяйство брошу, ребята! — сокрушается великан. — Вы подумайте: столь ко злодеяний! Я столько сил в них вложил, да что там сил — душу я в них вложил! А вы говорите — бросить. Нет, ребята, не годится.
— Во что душа вложена, то незавершенным остаться не может, — говорит ему донья Маня. — Душа — она только в целостном предмете обитает, в недоделках души нет.
— Да? — задумался великан. — Правда?
— Правда, — говорит оруженоска. — И все эти недопеченные злодеяния вытягивают из вас душу, потому что хочется им одушевиться за чужой счет. Вот вам пример: наш педагогический коллектив — я учительницей работаю — въехал осенью в новое здание, а школу ту сдали с недоделками! Так дети в ней учиться не могут, учителя учить не могут, розги вянут, завхоз хозяйством заведовать не в состоянии! Все друг у друга душу выматывают, а почему — потому что это не школа, а полуфабрикат! Вот и получается, что недоделка — сама по себе уже есть злодейство. Кстати, и недоделанный подвиг — это чистой воды злодейство.
— А недоделанное злодейство, стало быть, — подвиг? — удивляется великан. — Так выходит?
— Может, и так, — говорит донья Маня. — Хотя это не факт.
— Эй, погодите, — встревает в разговор рыцарь. — Я чего-то уже ничего не понимаю, — Про что вы говорите? Дети-то здесь при чем? Вы лучше скажите мне, кому победа-то засчитывается? Кто бой выиграл? Или мы не закончили еще?
— Ничья, — объявляет оруженоска. — Когда двое встретились, из которых ни один закончить не может, то побеждает дружба. Так что, подайте, дорогие друзья, друг другу руки и скажите так: «Мирись, мирись, и больше не дерись, а если будешь драться…»
— А Вентиль? — не унимается рыцарь. — Руку подать мне не жалко, но как же с Вентилем-то быть?
— Да отдам я тебе твой Вентиль, успокойся, — говорит великан, забирая рыцарскую рученку в свое великанское рукопожатие. — Легкая у тебя рука, парень! Мне бы такую руку, я б давно бы все начинания закончил… На складе он у меня лежит, цел и невредим, сейчас пойду принесу. Дай только мне с барышней твоей договорить.
— Это не барышня, — поясняет рыцарь, — это оруженоска моя, донья Маня.
— Повезло тебе, — говорит великан, — с оруженоской, парень.
Только донья Маня хотела рыцарю затрещину дать, чтоб слишком много спеси из себя не выпячивал, да в этот миг откуда-то из-за скал послышался рык — такой истошный, что аж кустарники содрогнулись, и частокол завибрировал.
— Во, — тычет пальцем в небо великан Псевдонимов, — это дружок мой, дракон Жора, по мясной пище тоскует. Жуткое дело, ребята.
— Мне что же, — грустно спрашивает барон Николай свою оруженоску, — еще и с драконом этим сражаться надо? — и обратно на левую ногу правую портянку наматывает.
— Да не надо с ним сражаться, — встает великан, — оставьте вы его в покое, он с роду ничего плохого людям не делал! А они его зуба лишили, диетой заморили, теперь еще сражаться хотят! Принесу я вам этот чертов Вентиль. Только Жору не трогайте и меня в покое оставьте: у меня столько злодейств накопилось, сколько вам и в кошмарном сне не привидится! Хоть бы одно до конца довести…
И побежал великан на склад — только подошвы засверкали.
— Все-таки я так и не понимаю, — говорит рыцарь оруженоске, — я подвиг совершил или нет? Закончил или же не закончил?
— Совершил, — отвечает оруженоска, — но не закончил еще. Погоди, не торопись, сам же говоришь: подвиг — дело небыстрое.
Ноги у великана Псевдонимова длинные — шустро он обернулся. Как обещал, принес Золотой Вентиль в целости и сохранности, даже в какую-то промасленную бумагу завернутый, даже и прокладка на нем почти новая, но не золотая, а простая — резиновая.
