Сказки, рассказанные детям. Новые сказки

Андерсен читает в обществе свои сказки
Рисунок Карла Хартмана. 1845
Уже в самых первых оригинальных, придуманных Андерсеном сказках 20-х годов выступали персонажи из мира природы и вещей. Так, в сказке «Водолазный колокол» герои — очеловеченные рыбы, которые говорят по-французски и боятся приблизиться к берегам, чтобы не стать жертвой людей. В оригинальных сказках первого сборника Андерсена особенно ярко выступает этот созданный им мир. В первой большой самостоятельной сказке такого рода «Цветы маленькой Иды» черты характера и поступки людей приписываются цветам и куклам, которые танцуют на балу, влюбляются, падают в обморок и умирают. Ослепительно белая ромашка (в одноименной сказке) с желтым, круглым, как солнышко, сердечком олицетворяет скромную милую девушку с золотым сердцем; детская игрушка — одноногий оловянный солдатик — бесстрашного и стойкого воина; кухонная утварь — обывателей.
Фантастика Андерсена вообще довольно умеренна. У него почти нет нарушений пределов времени и пространства, действие не происходит в тридесятом царстве и небывалых странах, отсутствуют, за редким исключением, и разные диковины. Правда, в отличие от народной сказки, где герои с трудом переходят из одного мира в другой, у Андерсена сказочный принц попадает в Райский сад. Изменен и один из важнейших законов народной сказки, закон троичности. Писатель не стремится создать впечатление об особой сложности предприятия, успех которого достигается лишь с третьего раза. И Элиза в сказке «Дикие лебеди» не третья, младшая сестра, которая побеждает только благодаря этому. Снижена у Андерсена и ступенчатость. Его герои не сражаются с трехглавыми, шестиглавыми, девятиглавыми змеями, они не приходят в лес с деревьями из золота, серебра и драгоценных камней. Герои сказочника попадают в горницы с золотыми, серебряными и медными монетами.
По сравнению с народной сказкой Андерсен изменяет характер инициальных и финальных формул. Он переосмысляет традиционный зачин «жил-был» и создает новый. Сохраняя указание на неопределенность времени и места («жил-был однажды…»), располагающее слушателей к необычайно интересному рассказу, а зачастую и восприятию чудесных событий, писатель расширяет инициальную формулу, когда пишет: «Много лет назад жил-был король, который так любил красивые новые платья!» Часто в зачине вместо короля или принца у Андерсена появляются необычные для народной сказки герои. «Жил-был поэт…», «Жили-были двадцать пять оловянных солдатиков…» Но сказочник уже не просто констатирует существование героя и не просто помещает его во времени, хотя и не уточненном. Большей частью он либо в инициальной формуле дает место действия, либо сразу же вводит читателя в суть происходящего: «В открытом море вода такая синяя…»; «Шел солдат по дороге: раз-два! раз-два!» 248 Культивируя одну из основных функций финальных формул, установку на «правдивость» событий, о которых идет речь («Знай, что это истинная история!»), как бы констатируя тот или иной факт, датский сказочник и здесь остается оригинальным. В его концовках отсутствует морализация. Существенно, что, наряду с обычными неопределенными топографическими формулами как в зачинах и концовках, так и в самом тексте, у Андерсена встречаются конкретные указания места действия — Копенгаген, королевский сад, Турция. Или театр, кунсткамера, аптека, Круглая башня.
Авторская индивидуальность находит яркое выражение в образе рассказчика. Закономерное отличие литературной сказки Андерсена заключается именно в постоянном присутствии рассказчика, посредника между миром сказки этого автора и ее создателем. Реплики рассказчика слышатся то в инициальных, то в финальных формулах, а то и в самом тексте. Он постоянно дает объяснение происходящим событиям, оценивает людей, их вкусы, объясняет их поступки. «За городом, у самой дороги стояла дача; ты, верно, и сам когда-нибудь видел ее!»; «Да, веселая была эта ночка!»; пономарь ел рыбу, «потому что любил ее»; «фи! какой скверный мальчишка этот Амур!» Причем, если в русской литературной сказке второй половины XIX в. различают два основных типа сказочника — рассказчика из народа и самого автора, то Андерсену свойственна большая дифференциация этого образа. Роль рассказчика из народа исполняет у него и студент (это характерно для Дании, где основными собирателями фольклора были студенты), и старик-сосед, и фантастическое существо Оле-Лукойе, и цветы. В сказках второй половины 30-х годов в роли рассказчика начинают выступать отдельные действующие лица, что было связано с изменением композиции сказок Андерсена. Писатель строил свои произведения в простой народной манере и лишь в сказки «Сундук-самолет» и «Оле-Лукойе» вставил одну или несколько историй. Авторский голос также постоянно звучит на страницах сказок Андерсена. Порою он говорит от своего собственного имени. В некоторых сказках автор и рассказчик сливаются воедино, отождествляются, что придает происходящему оттенок достоверности.
Литературная сказка Андерсена, в отличие от народной, наполняется бытовыми подробностями, точными зарисовками природы и описанием человеческих чувств. При этом в ткани сказочного повествования они не ощущаются как чуждые, неожиданные, инородные вкрапления или помехи. В обработанных писателем сказках еще нет тех бытовых полотен, которые появятся в его оригинальных сказках. Пока он лишь подробно рассказывает о бедности героев, о том, что они едят и пьют, как одеваются. Поэтичные описания в сказках Андерсена резко отличают их от народных. Воспевание природы, культ ландшафта, присущий романтикам, характерен и для датского писателя. Но в его обработках и пересказах народных произведений это пока еще реальные картины природы. Сказочник восхваляет красоту природы Дании, острова Фюн и родного города Оденсе. В сказках встречаются описания оденсейских, особенно фюнских природных достопримечательностей.
Народной сказке, как известно, не свойственно описание настроения героев, показа их внутреннего мира. Герои фольклорной сказки не ведают душевной борьбы и любовного смятения. И хотя они по-своему любят и страдают, но описания чувств этих героев, их сомнений и колебаний в народной сказке отсутствуют. Линия действия такой сказки ясна, и в этом плане, например, андерсеновское «Огниво» близко народной. Романтическая же литературная сказка исходит как раз из внутренней жизни героя. В литературных сказках Андерсена герои испытывают глубокие потрясения, они колеблются и сомневаются. И хотя многие критики, начиная с Сёрена Киркегора и Георга Брандеса, не считали Андерсена, автора пяти романов, великим романистом, некоторые из его сказочных произведений напоминают камерные, любовные мини романы, облеченные в форму сказки. В датских народных сказках, где часто встречается мотив самоотверженной любви — сестры к братьям, сына к отцу, отца и матери к детям — не дается изображения такого возвышенного, самозабвенного чувства, какое испытывает Элиза к братьям, а король к неизвестной немой девушке, на которой он женится («Дикие лебеди»). Не говоря уже о том, что в народных сказках «Миг в царстве небесном», «Путь в царство небесное» нет и тени той любви, которую переживает сказочный принц у Андерсена, обработавшего эти фольклорные произведения в сказке «Райский сад». За счастье поцеловать прекрасную девушку герой сказки готов пожертвовать жизнью. В сказке «Дорожный товарищ» также (даже по сравнению со сказкой «Мертвец») сильно ощущается психологическое состояние героя — любовь Йоханнеса к прекрасной принцессе.
Для мировоззрения Андерсена характерна глубокая и органическая социальность; из многих сказок писателя явствует, что жизнь, лишенная духовных интересов, искажает человеческую психологию. В сказке «Принцесса на горошине» король и королева маленького, почти игрушечного государства, где король сам отпирает ворота, необычайно дорожат своими королевскими правами и потому им необходима только настоящая принцесса. За маленьким сказочным государством, король которого по существу выступает в роли дворника, видится маленькое королевство Дания. Но его властители истосковались по настоящему величию. И то, что к ним забрела изнеженная чувствительная принцесса, поднимает королевскую семью в собственных глазах. Так удивительно, социально-психологически интерпретировал Андерсен народный источник, указать который пока не смог ни один андерсеновед. Ключом к решению этой загадки является, скорее всего то, что буквального сходства искать не следует. Датский писатель вовсе не стремился к точному копированию фольклорных текстов. И по всей вероятности, свободно воспроизвел сюжет многочисленных датских народных сказок, где богатый крестьянин или просто состоятельный человек предъявляет к будущей невесте непременные требования: поменьше есть, а то и воздухом питаться, не болтать зря и т. д. («Пер-Сквалыга», «Ханс и Грете»). Не менее вольно в плане социально-психологическом трактует писатель старую датскую народную сказку «Нищий» и ее варианты «Эсбен-Трубочист», «Оборванец» и др. Сам Андерсен говорил, что в таком виде, в каком эту сказку рассказывали ему в детстве, он пересказать ее подобающим образом не мог. Поэтому, воспользовавшись целиком первой частью сказки, писатель убрал из нее черты грубости, эротики и создал в своей знаменитой сказке «Свинопас» резкую сатиру на королевскую власть и придворные нравы. Но самое главное — то, что гордую принцессу Андерсен сделал ничтожной и никчемной. Ее образ обрастает множеством чисто мещанских черт. И если в народной сказке принц исправляет принцессу, то у Андерсена он отвергает ее.