Цветник бабушки Корицы

— Третий час ночи, однако. Маргарита, свяжись с Корицей.
Девочка достала ключ, болтающийся на груди, дунула в него.
— Они еще в театре, — сказала она через некоторое время, — Крапива и Сильвестр окончательно пришли в себя, бабушка просит заехать за ними. Александра Васильевича уже увезли домой.
— Вот и хорошо, — поморщился Че.
— Я не поняла, — невпопад сказала Маргарита, — получается, директриса действительно не помнит Афелию?
— Думаю, да, принцесса, — ответил ей задумчиво пекинес. — Она по неосторожности выпустила в мир существо, которое послужило причиной смерти Гриши Садовника, и сама стала жертвой, точнее, заложницей этого создания. Внешность Афелии — только личина, грубая калька с фантазий Нашей Лилечки, маска, скрывающая неизвестные нам силы. А силы, судя по сегодняшней схватке, были о-го-го. Боюсь, Лилия Филадельфовна погибла бы после спектакля.
— Даже жалко ее, — протянула девочка, сонно потирая глаза. Она пожалела бы директрису куда сильнее, если бы в этот самый миг увидела старушку еще раз.
Оставшись одна, Наша Лилечка решила переодеться, стянула с ног шелковые носки и замерла, раскрыв рот, в ужасе уставившись на свои ноги. На каждой не хватало мизинца; их Афелия в свое время бросила в пасть Росянке. Тоненько поскуливая, Лилия Филадельфовна опустилась на диван…
— Зато теперь Наша Лилечка наконец-то повзрослеет, — рассуждал между тем в машине Че. — Знаешь, Марго, чем хорошие взрослые отличаются от избалованных детей? Умением думать не только о себе, но и об окружающих. Навряд ли Франкенштейн попала бы в такую неприятную ситуацию, если бы ее волновало хоть что-то, кроме собственных желаний и фантазий. Некоторые старятся даже не начав взрослеть. Милая директриса — старый ребенок пяти лет, который знает только свое «хочу!» и все. А это как раз та дорога, на которой человека и караулят монстры типа нашей Афелии.
— Придется нам еще раз навестить оранжерею Гриши, — сказал Георгий, — только на этот раз с твоим волшебным фонарем, Че. Иначе мы никогда не найдем концов.
— Ради бога, — отозвался Камрад, — но только завтра: на сегодня, по-моему, впечатлений достаточно. Вы заметили, кстати, что нам еще ни одного рекламного щита или афиши с изображением афелиума не попалось? Даже странно, я вроде как привыкать начал. Но — корень зла уничтожен, и чары рассеялись!
Глаза у Маргариты слипались. Ее укачивало. Будто сквозь вату она слышала, как Че с Георгием обсуждали подробности и детали спектакля-побоища: «А она как кинет — как встанет, нет, я не ожидал, а мыши-то, крысы-то, но кто знал, что Огненная жемчужина, если бы не Маргарита, — какая молодчина! А мы еще не хотели брать ее с собой. Без девочки и непонятно бы как управились! Достойная растет смена Корице».
Но последнего комплимента «молодчина» уже не услышала. Свернувшись клубочком, она мирно посапывала на заднем сиденье.
  
ГЛАВА 46
 
в которой Маргарита самостоятельно печет блины для всей компании, и друзья узнают настоящее имя Афелии Блюм
И сон девочке снился самый удивительный. Маргарита понимала, что она совсем маленькая (то есть гораздо меньше себя сегодняшней) и почему-то открывает глаза в фургончике, который запряжен лошадьми и едет по горной дороге. Справа, если повернуть голову, крошечное окно, в него видны крупные звезды. Впереди, на козлах, за тонкой стенкой фургона сидят двое взрослых, они правят лошадьми, и один рассказывает другому:
— По уму, надо бы назвать ее Корицей. Ведь так звали ее прапрапрабабушку, которая появилась на свет в те времена, когда за подделку шафрана легко могли сжечь на костре или закопать живьем в землю, ей-богу. И люди вели из-за пряностей настоящие войны. Перец ценился дороже золота, целые экспедиции снаряжали для поисков далеких островов, где растут ванильные рощи. Редкие сорта корицы незазорно было дарить самим королям!
А ушлые купцы, как могли, завышали цены на пряности. Однажды летом, для того чтобы создать искусственный дефицит, они сожгли в Амстердаме четыре тонны мускатных орехов, гвоздики и корицы. Почему, спрашиваешь? Да потому, что ценно то, что редко. Дымило — страшно сказать. Огромное желтое облако поплыло над Европой. И как оно пахло! Как пахло! Удивительный аромат! А по дороге как раз кибитка бродячих артистов ехала, и прапрапрапра, словом, мама первой Корицы, была беременна. Она неустанно молилась Богу, просила, чтобы все прошло благополучно, просила здоровья для себя и своего ребенка.
И тут, представляешь, их кибитка попала в полосу аромата, и прабабушка, которая ничего не знала о пряничных войнах, решила, что чудесный запах — знамение свыше. Они остановили повозку, встали на ночлег, и той же ночью родилась девочка. Было жарко, звезды висели низко, и пряностями пахло — мама моя! Но новорожденная малышка не заплакала — просто улыбнулась и чихнула. Это была первая Корица. Прапрапра обладала чутким обонянием, и в запахе, который куполом окружал ее во время родов, различила три основных компонента: корицу, гвоздику и мускат. Она поклялась, что именно так будут звать всех детей, чей род пойдет от малышки. С тех пор и повелось: если в роду рождалась девочка, ее называли или Корица, или Гвоздика. При этом соблюдалась очередность. То есть так: Корица, Гвоздика, Корица, Гвоздика. Мальчиков называли всех как один — Мускатами. Но говорили, что самыми восприимчивыми к волшебству оказывались именно Корицы…
Взрослые на козлах замолчали. Фургончик мерно покачивался, и во сне, глядя на звездочку, которая то пропадала, то появлялась за остроконечными верхушками деревьев, Маргарита уснула еще раз. При этом она подумала: как здорово — уснуть во сне, и еще подумала — меня, наверное, зовут Корица.
А потом уже в том сне, который снился ей во сне, она видела трогательного пони в лентах. Он катал детвору вокруг маленькой площади. Мама Маргариты-Корицы ходила над этой площадью по канату, а папа показывал фокусы.
Проснулась девочка в своей кровати с ощущением счастья. За окном серел рассвет. Перцовка возилась в клетке на полу, и очертания Мотылька угадывались в складке штор. «Стоп! — подумала Маргарита. — А как я тут вообще оказалась? Мы ехали на машине Афелии от Нашей Лилечки. Должны были забрать бабушку, Сильвестра и Крапиву из театра».
Она тихонько встала, заглянула в комнату к Корице. Крапива и Евгения Дмитриевна спали на большой кровати. Старьевщик и Че в другой комнате оккупировали диван.
Маргарита выбралась на кухню. Пекинес дремал в кресле на своей любимой атласной подушечке в гордом одиночестве.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, девочка зажгла настольную лампу и шепотом произнесла: «Уважаемая кухонная утварь! Вчера все очень сильно устали, давайте мы не будем шуметь, а тихо-тихо приготовим завтрак. Напечем блинов».
Она достала большую плошку, где обычно бабушка замешивала тесто, банку с мукой. В холодильнике отыскалось три яйца, немного молока. Вентиль-тугодум на газовой плите повернулся без всяких капризов, расцвел синий цветок газа. «Спасибо!» — мысленно поблагодарила Маргарита. Блинная сковородка не показалась ей такой тяжелой, как обычно, и первый блин получился совсем не комом, а почти таким, как у Корицы. Может быть, чуть-чуть потолще. Дальше все пошло как по маслу. Маргарита настолько увлеклась, что не заметила, как открыл глаза Георгий. Понаблюдал за ней недолго, потом зажмурился снова.
Когда стрелки кухонных часов показали 11.00, дверь распахнулась, и на пороге появилась заспанная Корица. Она куталась в симпатичный клетчатый халат, глядя в полном изумлении на стол, где дымилась горка блинов и паром исходил кофейник. Вскоре все сидели за завтраком.
— В тесноте, да не в обиде, — пошутил Че, который к блинам Маргариты достал из своего саквояжа «самое лечебное на свете лакомство» — мед с соком чертополоха.
— Волшебно, — блаженно жмурился Сильвестр, — мало того что вкусно, с каждым кусочком я чувствую, как возвращаются ко мне силы. И вот уже мы с Крапивой готовы в деталях выслушать рассказ о том, что наши товарищи видели в доме Старушки Франкенштейн и что, как нам кажется, прольет свет на эту весьма запутанную историю.