Сердце спящего духа

– Проклятье, – устало и как-то безразлично произнёс чужак и злобно взглянул прямо в глаза Рене. – Наш поединок не закончен. Он даже ещё как следует не начат, щенок. Но сегодня тебе повезло. Празднуй победу, пока можешь, дурачок!
Резким движением набросив плащ на плечо, он развернулся и пошёл, не говоря больше ни слова. Храп и Кол, озираясь со страху, шлепали за ним, стараясь не отстать.
Прошло около получаса. Каменные изваяния погасли. Двери беззвучно отворились. Рене встал и вошёл.
 
На лестнице
Свет обрушился на Рене со всех сторон. Он стоял на самом краю тесной каменной площадки, расположенной на склоне горы. Прямо от его ног начиналась узкая крутая лестница без перил, вырубленная в скалах. Лестница вела вниз, в долину, которая раскинулась под ним. Стоило Рене сделать первый шаг, как двери, также беззвучно, закрылись. С этой стороны они были совершенно незаметны. Если бы Рене только что не вышел из них, он ни за что не поверил бы, что здесь вообще есть проход сквозь скалу.
Наступил тёплый осенний вечер. Солнце клонилось к закату, приближаясь к горной гряде слева от Рене. Он очень устал и проголодался. События последних дней заставили его забыть о еде. Теперь голод навалился на него со всей силой. Рене сел и стал развязывать мешок. Узел туго затянулся, намок и никак не хотел поддаваться. Наконец, мальчику удалось его одолеть.
Оглядев содержимое мешка, Рене пришёл в уныние. Хлеб, который ему дал Адан, исчез без следа. Девять монет из пятнадцати – тоже. Впрочем, Рене нимало этому не удивился. Сухари намокли и слиплись. Некоторые ещё и раскрошились, образовав малоаппетитный ком. Книга, к счастью, вымокла только снаружи. Она была плотно закрыта и застёгнута на кожаные ремешки, поэтому вода не попала внутрь.
Как бы Рене не спешил, он должен был перекусить и обсохнуть. Впрочем, спешить ему сейчас было некуда. Поэтому он разделся и разложил всю одежду на скалах, согретых лучами заходящего солнца. Также он поступил и с оставшимися сухарями. Отломив от тестяного кома большой кусок, он отправил его в рот, а остальное размазал тонким слоем по скале, чтобы тоже высохло.
Книгу Рене открывать не стал. Он знал, что кожа, высыхая, может сжаться, и боялся повредить её. Спички пострадали очень сильно. Вылив из коробка воду, Рене отобрал пять штук, на которых остались следы фосфора, и аккуратно разложил их сушиться, каждую отдельно. Остальные спички он выкинул. Разложив таким образом все свои вещи, он повалился на большой чёрный камень, согретый солнцем, и стал наблюдать, как от них повалил пар.
То ли усталость сыграла с ним злую шутку, то ли нервное напряжение последних дней, только Рене очнулся в темноте. Солнце ушло за горизонт. Лишь узкая полоска зари алела далеко на северо-востоке.
Занимался следующий день, но до света было ещё далеко. Камень источал могильный холод. Рене продрог до костей. Вскочив, он первым делом бросился к своей одежде. Одежда высохла, но была холодной и задубела. Тем не менее, Рене оделся. Ему стало немного теплее. Всё ещё трясясь от холода, он решил развести огонь. Под рукой ничего не было для костра, и Рене решил использовать факелы. Собрав просохшие спички, он поджёг бересту.
Факелы давали свет, но не тепло. Чтобы не терять зря времени, Рене собрал свои высохшие вещи и уложил их в мешок. Ухватившись за книгу, мальчик почувствовал, что обложка стала твёрдой, как камень. Рене положил мешок на землю и попробовал расстегнуть застёжки. Около получаса он тщился открыть их. Безрезультатно. Ссохшаяся кожа стала крепкой, как железо, и не думала поддаваться. Борьба утомила и согрела Рене. Обломав два ногтя, он с досадой бросил книгу в мешок. Как есть, не раскрывая.
Белёсый сумрак ещё не разогнал, а только слегка рассеял тьму. Небо на востоке разгоралось широкой светло-серой полосой, которая ещё не начала розоветь. Костёр догорал. Рене взглянул вниз. Долина просыпалась, блестя от утренней росы. В этот предрассветный час сквозь лёгкий сумрак тумана она казалась серебряной. То тут, то там зажигались огоньки. Яркими светлячками переползали они с места на место, собирались в стайки и снова рассыпались по утреннему серебру. Закинув поклажу на плечо, Рене начал спуск.
Ступени, вырубленные в скале, были предназначены явно не для мальчика. Рене приходилось не то идти, не то прыгать со ступеньки на ступеньку. Временами лестница спускалась довольно полого, а временами, особенно на разворотах, резко шла вниз. Тогда ему приходилось разворачиваться и сползать на животе, рискуя сорваться под уклон. Вскоре небо окончательно рассветлелось, и Рене почувствовал себя совсем уверенно. Больше половины спуска было пройдено.
Долина лежала у его ног, сонная и прекрасная, и Рене подумал, что вот так, наверное, видят мир птицы. Горы здесь были не такими крутыми, как вверху. Появились растения. Сначала трава, а затем, почти сразу – кустарник и даже небольшие деревья. С рассветом Рене вышел на широкий отлогий откос. Лестница превратилась в дорогу, которая вилась по каменистой осыпи между исполинских валунов, величественно лежавших на склоне. По краям дороги росли яблони. На некоторых из них Рене заметил яблоки.
Рене остановился. Он впервые в своей жизни видел фрукты. Когда-то давно, просиживая в библиотеке с очередным книгочеем, он видел такие плоды на картинке в одной книге, и, вроде бы, они должны быть съедобны. Но как их готовить? Можно ли их есть сырыми? Рене долго не решался попробовать, а затем подошёл и сорвал один. Он держал в руке яблоко дикой лесной яблони. Осторожно понюхав его, Рене откусил небольшой кусочек. Вкус превзошёл все его ожидания. Он съел его и решил нарвать ещё. Но остальные плоды росли выше, и Рене пришлось лезть за ними на дерево.
– Эй, ты кто? – окликнул его сзади звонкий голос.
Рене оглянулся и спрыгнул. Перед ним стояла девочка, на вид лет тринадцати. Худенькая, с густыми светлыми волосами, заплетёнными в две косички, и выгоревшей на солнце чёлкой. На ней было жёлтое платьице и серенькая вязаная кофточка, местами протёртая до дыр и аккуратно заштопанная. Колени у девчушки были расцарапаны и смазаны каким-то составом. В глазах светилось что-то доброе и любопытное. По всему её облику было видно, что она не была домоседкой.
– Я – Рене. А ты кто?
– А я – Сайка. Но часто меня зовут Стрелка. Меня так папа прозвал. Он говорит, что если где-нибудь на свете есть приключение, то я обязательно его найду. Мой папа – кузнец. А ты что тут делаешь?
– Я? Ем. – Рене протянул ей яблоко. – Ты, случайно, не знаешь, это можно есть?
– Можно, – рассмеялась Сайка. – Эти яблоки ничьи. Они дикие. Только они невкусные.
– Невкусные? – Рене был озадачен, – Какие же тогда вкусные?
Издалека послышалось какое-то не то пение, не то молитва.
– Ой, уже идут. Давай спрячемся и посмотрим, – затараторила Сайка.
– Кто идёт? – испугался Рене.
– Люди. Люди из долины. Вчера бабушка сказала, что старая Хирна прервала свою песнь. А сегодня ночью на юге в горах видели звезду. Значит, великан идёт. Вот я и убежала из дома, чтобы посмотреть на великана.
– Какая Хирна? Какой великан?
– Ты что, не знаешь? Когда Хирна смолкает, можно поднять Покрывало и войти в долину. А когда-то давно было видение, что однажды с рассветом великан, Великий Воин придёт в долину и зажжёт звезду на юге. Этот великан победит Архота. Вчера вечером Хирна неожиданно умолкла, а ночью люди увидели свет в горах. Все страшно перепугались и собрались встречать великана. Меня оставили дома, но я убежала. Хотя я и не верю в эти сказки. Я залезала по Лестнице Великана на самый верх и всё там рассматривала. Нет там никакого Покрывала. И двери тоже нет. Лестница просто кончается, и всё… ой, идут. Скорее, прячься!
Сайка поволокла Рене к какому-то кусту и буквально бросила на землю. Из-за ближайшего валуна медленно выходила странная процессия. Её возглавляли три старца с длинными бородами до пояса. Они несли в руках жезлы, богато украшенные золотом и драгоценными камнями, и пели какие-то гимны. За ними важно выступали шесть мужчин, каждый из которых нёс знамя. В такт их шагам знамёна слабо колыхались в неподвижном утреннем воздухе.