Сказки бабушки про чужие странушки
Он качался на своих сильных крыльях, подобрав под себя лапы, и ждал.
Между тем Балу и Багира выходили из себя от печали и ярости. Багира взбиралась на деревья так высоко, как никогда, но тонкие ветви ломались под ее тяжестью, и наконец она совсем соскользнула вниз, обдирая кору когтями.
— Зачем ты не предупредил человеческого детеныша, — проревела она, обращаясь к бедному Балу, который пустился неуклюжей рысью в погоню за обезьянами. — Стоило ли бить его чуть не до полусмерти, если ты не предупредил его!
— Скорее, о, скорее! Мы… мы еще можем нагнать их, — задыхаясь, прохрипел Балу.
— Такой-то рысью? От такой скорости не устала бы даже раненая корова! Ах ты, преподаватель закона, каратель детенышей! Если ты прокачаешься так с милю, ты лопнешь от усталости. Садись и думай. Составь план. Нечего преследовать их! Если мы слишком быстро настигнем обезьян, они сбросят его с дерева, и он убьется.
— Угу-угу! Они, может быть, уже бросили его. Можно ли доверять этому племени! Брось мне на голову мертвых нетопырей, корми меня черными бобами! Кинь меня в улей диких пчел, и пусть они зажалят меня до смерти, зарой меня вместе с гиеной, потому что я самый жалкий из всех медведей. Бр-бр-рр! Ах, Маугли, Маугли. Зачем я не предупредил тебя относительно племени обезьян, вместо того чтобы тебя колотить? Может быть, я выбил из его ума весь урок, и он останется один в джунглях, забыв Великие Слова.
Балу обхватил передними лапами голову и со стоном покачивался из стороны в сторону.
— Совсем недавно он правильно повторил мне все слова, — нетерпеливо сказала Багира. — Балу, у тебя нет ни памяти, ни уважения к себе! Подумай, что сказали бы лесные звери, если бы я, черная пантера, свернулась, как дикобраз Сахи, и стала бы выть?
— Что мне за дело до зверей джунглей? Может быть, он уже умер!
— Если только они не сбросят его с дерева или не убьют из лености, за него нечего бояться. Он умен и хорошо воспитан, главное же — уметь взглядом пугать обитателей леса. Однако (и это очень дурно) он в плену у Бандар-Логов, а обезьяны, живущие на деревьях, не боятся никого из нас.
Багира задумчиво полизала переднюю лапу.
— Какой я глупец! Ах я, коричневый жирный глупец, — сказал Балу, быстро выпрямляясь. — Я все забыл. Но слушай: Хатхи, дикий слон, говорит: «Каждый боится чего-нибудь», а племя обезьян боится Каа, питона скал. Он может не хуже их подниматься на деревья и ночью уносить маленьких обезьян. Если даже шепотом сказать его имя, их противные хвосты холодеют. Пойдем к питону Каа.
— Разве он согласится помочь нам? Он не принадлежит к нашему племени, потому что у него нет ног и у него такие дурные глаза, — сказала Багира.
— Каа очень стар и очень хитер. Главное же — он всегда голоден, — ответил медведь. — Обещай подарить ему много коз.
— Когда он сытно поест, он спит целый месяц, — заметила пантера. — Может быть, он теперь отдыхает после еды? А если он даже и не спит, может быть, ему самому захочется поохотиться?
Багира мало знала Каа, а потому опасалась всего.
— В таком случае, может быть, мы с тобой сумеем заставить его ползти с нами.
Балу потерся своим старым вылинявшим коричневым плечом о пантеру, и они пошли к горному питону.
Они увидели его на теплой скалистой площадке. Он лежал и грелся в лучах послеобеденного солнца, любуясь своим красивым новым нарядом. Последние десять дней он нигде не показывался, так как менял кожу, и теперь казался очень щеголеватым. Он поднял свою тупоносую большую голову, протянул ее над землей и, свивая длинное, тридцатифутовое тело в причудливые узлы и спирали, облизал языком губы.
— Он еще не ел, — сказал Балу и заворчал от удовольствия, заметив красивую кожу змеи с коричневыми и желтыми пятнами. — Осторожнее, Багира. После того как он переменит кожу, он всегда бывает слеповат и иногда кидается на всех, кого завидит.
Каа не был ядовит (он даже презирал ядовитых змей, считая их коварными трусами), и вся его сила заключалась в его величине. Когда он обвивал животное своими громадными кольцами, его жертва не могла спастись.
— Хорошей охоты! — крикнул Балу, садясь на задние лапы. Как все питоны, Каа был немного глух и не сразу услышал приветствие. Услышав же, он на всякий случай свернулся и наклонил голову.
— Хорошей охоты всем нам, — ответил Каа Балу. — Что ты здесь делаешь? Хорошей охоты, Багира. Нет ли слухов о дичи? Нет ли вблизи оленя или молодого козла? Я пуст, как сухой колодец.
— Мы охотимся, — небрежно произнес Балу. Он знал, что никогда не следует торопить Каа.
— Позвольте и мне отправиться с вами, — сказал Каа. — Одной дичиной больше или меньше — для вас неважно, Багира и Балу. Мне же иногда приходится ждать по многу дней на лесных дорожках и лазать по деревьям целые ночи, чтобы застигнуть какую-нибудь молодую обезьяну. Пшшш! Ветви совсем переменились с тех пор, как я был молод. Теперь все они гнилые, непрочные.
— Может быть, это зависит от твоей тяжести, — заметил Балу.
— Я длинный, очень длинный, — с гордостью заметил Каа. — Но все-таки молодой лес стал непрочен. Во время последней охоты я чуть было не упал, и когда скользил вниз (мой хвост недостаточно крепко обвился вокруг дерева), шум разбудил обезьян, они стали кричать, называя меня самыми оскорбительными именами!
— Безногий, желтый, дождевой червяк, — шепотом сказала Багира, точно вспоминая что-то.
— Ссссссссссс! Неужели они назвали меня так? — спросил Каа.
— Да, они кричали что-то в этом роде во время последнего полнолуния, но ведь мы их не замечаем! Пусть говорят что угодно, даже что ты потерял все зубы и боишься всякого зверя побольше козленка (они так бессовестны, эти Бандары!), что ты боишься рогов козлов, — сладким голосом продолжала Багира.
Всякая змея, особенно же воинственный старый питон вроде Каа, редко показывает раздражение, но Балу и Багира заметили, как большие глотательные мускулы по обеим сторонам горла Каа задрожали и надулись.
— Бандар-Логи ушли куда-то, — спокойно сказал питон. — Когда я сегодня выполз на солнце, я слышал, как они кричали в ветвях деревьев.
— Мы преследуем теперь это племя, — сказал Балу, но поперхнулся словами, потому что в первый раз один из зверей джунглей сознался, что его занимают обезьяны.
— Без всякого сомнения, что-нибудь важное заставляет двух таких охотников, как вы, идти по следу Бандар-Логов, — вежливо ответил Каа, надувшись от любопытства.
— Да, правда, — начал Балу, — я старый и иногда очень неблагоразумный учитель закона для молодых волков, а Багира…
— Багира — Багира и есть, — сказала черная пантера, и ее челюсти закрылись так, что зубы щелкнули, ей не понравилось смирение Балу. — Вот в чем дело, Каа. Эти воры орехов и подбиратели пальмовых листьев украли нашего человеческого детеныша, о котором ты, может быть, слышал.
— Сахи (надо сказать, что иглы делают его довольно несносным) болтал о человеческом детеныше, которого приняли в волчью стаю, но я не поверил ему. Сахи вечно услышит что-нибудь и потом повторяет, но многое он путает.
— Дикобраз Сахи сказал правду.
— Знаешь, никогда на свете не было такого человеческого детеныша! Он добрый, умный, смелый. Он мой воспитанник и прославит имя Балу во всех джунглях, кроме того, я… Мы любим его, Каа.
— Тзз, тзз, — сказал Каа, вертя головой взад и вперед. — Я тоже когда-то знал, что такое любовь. Я мог бы порассказать вам…
— Рассказывать нужно в светлую лунную ночь, когда все сыты, — быстро сказала Багира. — Наш человеческий детеныш в руках обезьян, а мы знаем, что из всех обитателей джунглей они боятся только одного Каа.
— Меня одного? И они правы, — сказал Каа. — Обезьяны болтливы, глупы, тщеславны, тщеславны, глупы и болтливы. Но если ваш человеческий детеныш попал в их руки, ему придется плохо. Им скоро надоедают подобранные орехи, и тогда они бросают их с деревьев. Они половину дня носят с собой ветку, намереваясь многое сделать с ней, а потом вдруг без причины ломают ее. Да, ему не позавидовать. И они назвали меня желтой рыбой, вы говорите? Да?