Карлсон, который живет на крыше, проказничает опять

— Понимаешь, я никак не мог заснуть сегодня вечером, — сказал Карлсон. — Я лежал и считал овец. И вот среди них была одна паршивая овца, которая никак не хотела прыгать, ну никак.
Малыш рассмеялся:
— Почему она не хотела прыгать?
— Чтобы меня помучить. Стоит себе у заборчика, переминается с ноги на ногу и ни с места. Тогда я подумал, что, если бы у меня был пистолет, я заставил бы её прыгнуть. И вспомнил, что у тебя, Малыш, в ящике письменного стола лежит маленький пистолетик, и тогда я решил, что сегодня у меня день рождения, — сказал Карлсон и радостно потрогал пистолетик.
Конечно, Карлсон тут же захотел испытать свой подарок.
— Проверка! — сказал он. — Сейчас как бабахну, знаешь, как будет весело! А не то я не играю.
Но Малыш сказал очень твёрдо:
— Нет! Мы перебудим весь дом.
Карлсон пожал плечами.
— Ну и что ж? Пустяки, дело житейское! Снова заснут. А если у них нет овец, чтобы считать, я им одолжу своих.
Но Малыш упёрся и ни за что не соглашался на испытание пистолета. Тогда Карлсон придумал такой выход.
— Мы полетим ко мне, — заявил он. — Всё равно ведь надо отпраздновать мой день рождения… Не найдётся ли у вас пирога?
Но пирога на этот раз не было, а когда Карлсон стал ворчать, Малыш сказал, что это, мол, пустяки, дело житейское.
— Запомни, — строго оборвал его Карлсон. — «Пустяки, дело житейское» про пироги не говорят. Но делать нечего, попробуем обойтись булочками. Беги и неси всё, что найдёшь!
Малыш пробрался в кухню и вернулся, нагруженный булочками. Мама разрешила ему в случае необходимости давать Карлсону булочку-другую. А сейчас необходимость в этом была.
Правда, мама не разрешала летать с Карлсоном на крышу, но об этом Малыш совсем забыл и искренне удивился бы, если бы кто-нибудь ему об этом напомнил. Он привык летать с Карлсоном и совсем не боялся, и даже сердце у него не ёкало, когда он, обхватив Карлсона руками за шею, стремительно взлетал ввысь, прямо к домику на крыше.
Таких июньских вечеров, как в Стокгольме, не бывает нигде. Нигде в мире небо не светится этим особым светом, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими прозрачными, такими синими, что город и небо, отражённые в блёклых водах залива, кажутся совсем сказочными.
Такие вечера словно специально созданы для празднования дней рождения Карлсона в его домике на крыше. Малыш любовался сменой красок на небе, а Карлсон не обращал на это никакого внимания. Но когда они сидели вот так рядышком на крылечке, уплетали булочки и запивали их соком, Малыш ясно понимал, что этот вечер совсем не похож на другие вечера. А Карлсон так же ясно понимал, что эти булочки совсем не похожи на другие булочки, которые печёт мама Малыша.
«И домик Карлсона не похож ни на один домик в мире», — думал Малыш. Нигде нет такой уютной комнаты, и такого крылечка, и такого удивительного вида вокруг, и нигде не собрано вместе столько удивительных и на первый взгляд бессмысленных вещей, как здесь: Карлсон, как белка, набивал свой домик бог знает чем. Малыш не имел понятия, где Карлсон раздобыл все эти предметы. Большинство своих сокровищ Карлсон развешивал по стенам, чтобы их легко было найти в нужный момент.
— Видишь, какой у меня порядок. Всё-всё висит слева, кроме инструментов, а инструменты — справа, — объяснил Карлсон Малышу. — И картины тоже.
Да, на стене у Карлсона висели две прекрасные картины. Малыш очень любил на них смотреть. Их нарисовал сам Карлсон. На одной в самом углу листа была нарисована крошечная крылатая козявка, и картина называлась «Очень одинокий петух». На другой была изображена лисица, но картина при этом называлась «Портрет моих кроликов».
— Кроликов не видно, потому что они все у лисицы в животе, — пояснял Карлсон.
Набив рот булочкой, Карлсон сказал:
— Когда у меня будет время, я нарисую третью картину: «Портрет маленькой упрямой овцы, которая не хочет прыгать».
Но Малыш слушал его рассеянно, у него кружилась голова от звуков и запахов летнего вечера. Он уловил аромат цветущих лип с их улицы, слышал стук каблуков о плиты тротуара — много людей гуляло в этот ясный вечер. «Какой летний звук!» — подумал Малыш. Вечер был совсем тихий, и каждый шорох из соседних домов доносился до него удивительно отчётливо: люди болтали, и кричали, и пели, и бранились, и смеялись, и плакали — всё вперемешку. И никто из них не знал, что на крыше высокого дома сидит мальчишка и вслушивается в это сплетение звуков, как в самую настоящую музыку.
«Нет, они не знают, что я сижу здесь с Карлсоном, и что мне так хорошо, и что я жую булочки и пью сок», — подумал счастливый Малыш.
Вдруг в ближайшей к ним мансарде раздались какие-то вопли.
— Слыхал? Это мои хулиганы-сороканы, — объяснил Карлсон.
— Кто?.. Кто? Филле и Рулле?
Малыш тоже знал Филле и Рулле. Это были самые отпетые хулиганы и воры во всём Вазастане. Они тащили всё, что плохо лежало. Словно сороки. Поэтому Карлсон их звал «хулиганы-сороканы». Год назад они как-то вечером забрались в квартиру Свантесонов, чтобы обокрасть её, но Карлсон тогда поиграл с ними в привидения и так их напугал, что они это, верно, и по сей день не забыли. Даже серебряной ложечки им не удалось унести.
Когда Карлсон услышал вопли Филле и Рулле в мансарде, он решил вмешаться.
— Я думаю, сейчас самое время их немного попугать, — сказал он. — А не то мои хулиганы-сороканы отправятся на охоту за чужими вещами.
И они двинулись по скату крыши к мансарде жуликов. Малыш не предполагал, что можно так ловко прыгать на коротких толстых ногах: угнаться за Карлсоном было просто невозможно, тем более Малышу, который не так уж часто прыгал по крышам, но он изо всех сил старался не отстать от своего друга.
— Хулиганы-сороканы отвратительные типы, — сказал Карлсон, перепрыгивая с выступа на выступ. — Когда я себе что-нибудь беру, я всегда плачу за это пять эре, потому что я самый честный на свете. Но скоро у меня кончится запас пятиэровых монеток, и что я тогда буду делать, если мне захочется что-нибудь себе взять?.. Просто не знаю…
Окно мансарды Филле и Рулле было открыто, хоть и завешено занавеской. Крик там стоял невообразимый.
— Давай поглядим, чего это они так развеселились, — сказал Карлсон, отодвинул занавеску и заглянул в комнату. Потом он пустил на своё место Малыша. И Малыш увидел Филле и Рулле. Они расположились прямо на полу, а перед ними была разложена газета. Видимо, в такое неистовство их приводило то, что они читали.
— Отхватить десять тысяч просто так, за здорово живёшь, представляешь! — орал Рулле.
— И к тому же летает он здесь, у нас, в Вазастане! Поздравь меня с праздником, Рулле! — орал Филле и корчился от смеха.
— Послушай, Филле, — сказал Рулле, — я знаю одного парня, которому охота получить десять тысяч крон, ха-ха-ха!
Когда Малыш понял, о чём они говорят, он побледнел от страха, но Карлсон только захихикал.
— А я знаю одного парня, которому охота позабавиться, — сказал он и вытащил пистолетик.
Выстрел прогремел по крыше.
— Откройте, полиция! — произнёс Карлсон строгим голосом.
Рулле и Филле вскочили как встрёпанные.
— Нулле, рас нет! — закричал Филле.
Он хотел сказать: «Рулле, нас нет», но когда он пугался, он всегда путал буквы в словах.
— Ксорее в робгарде! — скомандовал он, и они оба спрятались в гардеробе и притворили за собой створку, словно их и не было вовсе.
— Филле и Рулле нет дома, они просили передать, что их нет, они ушли! — раздался вдруг испуганный голос Филле.
Карлсон и Малыш вернулись назад и снова уселись на крыльце, но Малышу уже не было так весело, как прежде: он думал о том, как трудно обеспечить безопасность Карлсона, особенно когда рядом живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут ещё в доме будут фрёкен Бок и дядя Юлиус… ах да, он ведь совсем забыл рассказать об этом Карлсону!