Первая Вечерняя Звезда

– Так рано? – удивился Бук. – Но ведь мы не нашли ещё место, где росла рябина с пушистыми цветами.
– Неужели ты не можешь ещё чуть-чуть задержаться? – спросила Сорока.
– Разве ты не в состоянии даже один день прожить самостоятельно? – спросила Машенька. – Мне меньше лет, чем тебе, а я давно живу одна…
– У тебя такие обстоятельства, – сказал Бориска. – А у меня – совсем другие. И ты не упрекала бы меня, если бы знала, как тяжело бывает слушать, когда мама начинает выкрикивать: «Этот непослушный ребёнок сведёт меня в могилу» или: «В нашей семье растёт не мальчишка, а какой-то жестокий эгоист! Он никогда не думает о родителях, всегда только о себе, о себе!» А папа! Он в таких случаях всегда принимает мамину сторону.
«Да, брат, – говорит он и морщится так сильно, точно у него болят все зубы сразу. – Когда я был таким маленьким, как ты, то старался не огорчать родителей».
Я-то, конечно, знаю, что так быть не могло, но виноватому полагается молчать, а не возражать.
«Да, брат, – продолжает папа, – когда мне было четырнадцать лет, я уже работал на заводе, как взрослый, потому что наше время оказалось военным. А у тебя всё готовое, поэтому ты и дуришь».
Друзья молча слушали Бориску. А он продолжал:
– Папа повторяет эти слова так часто, что мне давно хочется пойти работать на завод или уплыть матросом на пароходе. Чтобы не быть эгоистом.
– …Хм… – сказал Бук. – Трудно тебе живётся. Но поскольку ты всё равно уже опоздал, можешь побыть с друзьями лишний час. Тем более, что мы встречаемся не каждый день. И твои родители будут эгоистами, если не поймут такого простого положения дел.
– Они не поймут… – вздохнул Бориска. – Но я, пожалуй, ещё побуду с вами. Бук прав: неизвестно, когда нам снова удастся встретиться…
– Ура! – сказала Сорока. – Мы очень приятно проведём время, и Бориска не будет жалеть о том, что опоздал, даже если ему двадцать раз подряд придётся услышать, что раньше дети были куда лучше, чем сейчас. И обязательно найдём родину рябины и поляну, где ночует солнце.
– За свою жизнь я видел очень много рябин, – сказал Бук. – И все они – с пушистыми цветами. Но Бориска говорит, что его рябина росла на склоне… Это, наверное, за третьим брусничником – в нашем лесу есть только один склон… Сейчас мы пойдём туда. Только вы немного подождёте меня возле скрипящей пихты – я забегу в дупло за часами. Я выменял их у старой вороны на двух дохлых ершей.
И друзья отправились на родину рябины с пушистыми цветами. Впереди шёл знающий дорогу Бук, за ним Бориска, сзади – Машенька. А Сорока то перелетала с дерева на дерево и поджидала друзей, то порхала над ними и стрекотала, стрекотала, стрекотала…
Около скрипящей пихты Бук сказал:
– Пожалуйста, подождите меня одну минутку.
Было бы вернее, если бы он сказал «десять минут», потому что вернулся Бук далеко не сразу.
– Вот! – гордо сказал он, подволакивая часы к Бориске. – Заводи – и они пойдут, как новенькие! Правда, когда мне удалось заполучить их, они уже не чакали. Но ворона клялась своим прадедушкой и своей прабабушкой, что часы в порядке. Да и вообще, много ли стоят два дохлых ерша, которых я нашёл на берегу…
– Бук, – сказал Бориска, поднимая принесённую вещь, – это не часы.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Бук. – Может быть, ты скажешь, что – трактор?
– Нет, не трактор, а компас.
– Что?
– Компас.
– А стрелки? – спросил Бук, ловко вскарабкавшись Бориске на плечо. – Зачем тогда сделаны стрелки?
– Так и должно быть. Синяя показывает, где север, а красная смотрит на юг. По ним человек сразу узнаёт, куда ему надо идти.
– Значит, теперь, посмотрев на стрелки, ты знаешь, в какую сторону нам надо идти, чтобы отыскать склон, где росла рябина с пушистыми цветами.
– Нет, – сказал Бориска. – Для этого сначала надо знать, где находится склон.
– Я так и подумал, – сказал Бук, спрыгнув с Борискиного плеча на землю. – Старая ворона подсунула мне заведомо негодную вещь. Ведь если ты знаешь, куда идти, то эта штука не нужна. Теперь остаётся только трахнуть её об сосну так, чтобы стрелки и стекло разлетелись в разные стороны. Ты, Бориска, сильнее. Доставь мне, пожалуйста, такое удовольствие!
– Не горячись, – Бориска ласково погладил друга по спине, – компас нам пригодится.
– Возьми его себе, – сказал Бук. – А я больше не хочу и смотреть на такую дрянь, хотя и отдал за неё всего двух дохлых ершей.
– А скоро мы дойдём до склона? – спросил Бориска, стараясь отвлечь Бука.
– Скоро, если ты пореже будешь об этом спрашивать, – буркнул Бук и так заспешил, что Бориска вынужден был почти побежать за ним.
Из травы выскакивали ошарашенные кузнечики, вылетали бабочки. Толстая синица, заснувшая после обеда, взлетела пулей и чуть не столкнулась с летевшей Сорокой.
– Кто, цвень-цвень-цвень? – испуганно закричала синица.
– Протри глаза! – крикнула ей Сорока, не ожидавшая такой встречи, – ты что, смотреть разучилась?
– Осторожнее, – предупредил Бук, – мы подходим к маленькой речке.
Действительно, почти сейчас же под ногами захлюпало и стало слышно, как шумит вода.
А ещё через секунду вся компания оказалась около ручья, через который было переброшено брёвнышко.
– Вперёд! – сказал Бук и моментально перебежал по брёвнышку на другую сторону.
– Ухх! – сказала Машенька и, зайдя в ручей, улеглась поперёк ручья.
Вода накатилась на Машеньку, приостановилась, приподнялась и, рассерженная, отпрянула назад, сорвав и закружив в водовороте брёвнышко.
– Хорошо! – довольно проворчала Машенька, вышвырнув лапой его на берег.
– Что, остановка? – спросила Сорока. – Вы решили сделать небольшой привал?
– Не мешайте! – попросил Бориска.
Он не разуваясь зашёл в ручей и, приподняв полы курточки, вглядывался в воду.
– Что ты ищешь? – спросил с берега Бук.
– Я смотрю, живёт ли в этом ручье рыба?
– Ну и что, живёт?
– Кажется, нет…
– Конечно, – сказал Бук. Ведь это – маленькая речка. Она сделана вовсе не для того, чтобы по ней гуляла рыба, а для того, чтобы из неё пить вкусную воду.
– В прошлом году, когда я был маленький, – не согласился Бориска, – почти в таком ручье мы с папой видели плотвичку.
– Ерунда, – сказал Бук. – Этого не могло быть.
– Нет, – сказал Бориска, – надо всё-таки внимательней посмотреть. Машенька так взбаламутила воду, что рыба убежала отсюда. Я пройду по ручью подальше, поищу место, где она могла остановиться.
И Бориска пошёл медленно против течения.
– Ох-ох-ох! – сказал Бук и зевнул. – Поспать пока, что ли?
– А я не хочу спать, – сказала Машенька. – Мне хотелось бы узнать, в ручье отражаются ночью звёзды?
– Отражаются, – сказала Сорока. – Иначе и быть не может.
– В маленькой речке звёзды никак не могут отразиться, – возразил Бук. – Ведь звёзды живут далеко-предалеко. И когда они оттуда смотрят на лес, то даже не могут увидеть такую маленькую речку. Звёздам нужна широкая река, – убеждённо закончил он.
– Но если моя мама стала звездой, – задумчиво, как бы разговаривая сама с собой, сказала Машенька, – то она, наверное, не забыла про этот ручей – мы часто с ней пили здесь. Мне кажется, что мама сможет увидеть его, когда будет смотреть на лес даже оттуда, издалека…
– Поймал, поймал! – закричал Бориска. – Вот, посмотрите, здесь живёт рыба! – он подбежал, разбрызгивая воду, и протянул друзьям ведёрко, на дне которого что-то плавало.
– Головастик, что ли? – спросил, глянув одним глазом, Бук.
– Соринка какая-то, – сказала Сорока.
– Пескарь! – пояснил Бориска. – Только ещё не выросший.
– Он сверкучий, – сказала Машенька, – как далёкая маленькая звёздочка. Теперь я знаю, что звёзды заглядывают и в этот ручей. Выпусти, пусть пескарь живёт! – попросила она Бориску.