Трагедия русского офицерства

При занятии большевиками Дона после смерти Каледина и ухода Добро-вольческой армии на Кубань было убито до 500 офицеров [179], в Новочеркасске с 13 февраля по 14 апреля 1918 г. расстреляно более 500, в т. ч. 14 генерала, 23 полковника и 292 кадровых офицера. Немало погибло и тех, кто, не вступив в Добровольческую армию, надеялся отсидеться в Ростове. Расстрелы происходили и в других населенных пунктах. В частности, партия около 60 ч арестованных офицеров была расстреляна у Луганска [180], 74 офицера зарублено в ст. Ладыженской [181], более 60 арестованных, преимущественно офицеров, расстреляно в феврале-марте в Батайске, около 20 в конце февраля в Персиановке. В Ейске 4 мая было расстреляно 7 офицеров, и еще трое 12 июля, не считая одиночных расправ. Другая группа офицеров расстреляна около ст. Новощербиновской Ейского отдела [182]. О судьбах арестовывавшихся тогда можно судить по тому, что, например, на ст. Степной одном из множества пунктов сбора арестованных, из приведенных туда за три дня (середина февраля 1918 г.) 22 ч расстреляно было 18 [183], (в начале года там же помимо военно-революционного комитета отрядом приезжих красноармейцев было расстреляно 17 ч). На Дону и позже, после вторичного занятия его большевиками в начале 1919 г., погибли тысячи людей, в числе которых были оставшиеся в станицах офицеры и их семьи (например, в Урюпинском округе более 7 тыс., в ст. Усть-Медведицкой — 50, Глазуновской 3, Цимлянской 753, Кумшацкой 10, Чертковской 34, Морозовской 200 и т. д.) [184].
На Кубани большевики, заняв узловые железнодорожные станции, имели возможность полностью контролировать прибытие эшелонов с Кавказского фронта (основная часть кубанских полков стала прибывать в конце февраля — начале марта) и все офицеры, находящиеся в них, ими арестовывались. Ряд офицеров был расстрелян после неудачи мартовского восстания (возглавленного войсковым старшиной Ловягиным, братьями Елисеевыми и др.) в Кавказском отделе [185]. В Екатеринодаре в первый же день вступления большевиков 1 марта 1918 г. было схвачено и перебито 83 ч, 4 марта зарублен полковник Орлов с женой и четверыми детьми. В Армавире первой жертвой пал в начале февраля командир 18-го Кубанского пластунского батальона, изрубленный труп которого целую неделю оставался на улице. В начале апреля из арестованных офицеров 12 были казнены в городе, а еще 79 — за городом; в том же месяце были арестованы и расстреляны 38 офицеров-грузин, следовавших из Москвы в Грузию. После вторичного занятия города большевиками 17 июля там было перебито 1342 чел., и только в обследованных 7 (из около 70) станиц — 816 [186].
Такая же участь постигла офицерство, оставшееся в городах Северного Кавказа, где в декабре 1917 г. еще мало что напоминало о происходивших на Дону событиях. «В Кисловодске вы сразу попадали в другой мир. На великолепной террасе курзала масса знакомых из Петербурга и Москвы. Здесь можно было встретить и сановников, и дипломатов, и военных, и светских дам, и знаменитостей императорской сцены, и звезд балета. Светлый высокий зал в блеске электричества, роскошно убранные обеденные столы, наряды, бокалы шампанского, сладости, непринужденный разговор и смех под звуки струнного оркестра — глазам не верилось после боев под Кизетеринкой» [187]. Офицеры-корниловцы, ездившие из Ростова в Минеральные Воды с призывом к тамошним офицерском вступать в армию, услышали в ответ, что они имеют свою «самооборону», которая на деле закончилась тем, что все они погибли от руки простого партизанского отряда красных» [188]. Большая группа офицерства, преимущественно гвардейского, в Минеральных Водах в свое время не откликнулась вовсе на призыв командированного туда ген. Эрдели [189]. То же и в других городах. И эта беспечность обошлась им очень дорого, хотя и не сразу. В конце августа — начале октября 1918 г. в Ессентуках, Пятигорске, Железноводске и Кисловодске были произведены массовые аресты офицеров (в Кисловодске после регистрации их 2 октября) и 6,19 и 20 октября в Пятигорске более 60 из них были зарублены вместе с другими заложниками [190]. Степень организованности офицерства была крайне слабая, и до прихода Добровольческой армии лишь немногие решались бороться самостоятельно. В отряде Шкуро, например, первоначально было 7 офицеров и 6 казаков [191].
В Ставрополе с 1 января по 8 июля было арестовано не менее 457 ч.; массовые аресты начались в начале мая, когда была схвачена и часть офицер-ской организации; к лету 1918 г. было зарегистрировано до 900 офицеров, из среды которых террор постоянно вырывал новые жертвы. Там расстреливались партии по 67, 96 и т. д. человек [192]. Особенно кровавый террор начался в ночь на 20 июня. Офицеров убивали (главным образом, рубили шашками и кололи штыками) в городской тюрьме, у своих домов, на вокзале, на улицах, в лесу под городом и в других местах [193]. Под влиянием опасности неминуемого уничтожения тайная офицерская организация во главе с полковником П. Ф. Ртищевым подняла 27 июня восстание [194], но почти все его участники погибли в уличной схватке или казнены после жестоких истязаний [195]. Из 88 членов организации погибло 56 [196]. Всего погибло несколько сот человек, трупы 96 из которых уда-лось разыскать [197].
На Тереке после убийства 13 декабря 1917 г. на ст. Прохладная Терского атамана Караулова (а потом и его заместителя Медяника) казачество окончательно лишилось организующей силы, и край был отдан на волю горских банд и большевиков. Владикавказ в течение всего января 1918 г. безнаказанно грабился ингушами. Только в феврале удалось организовать две офицерские сотни (капитана Глухарева и ген. Рудсона) для охраны города и Терско-Дагестанского правительства от большевиствующих окраин и горцев. 11 марта город был захвачен большевиками, причем 2-я сотня после ожесточенного боя обманом захваченная в плен, была поголовно расстреляна (спаслось лишь 7 чел.). Одновременно образовался Кизлярский фронт под началом полковника Бочарова и некоторые другие очаги сопротивления [198]. В июльском восстании в районе Моздока принимал участие офицерский отряд войскового старшины К. К. Агоева (40 чел.) [199]. Осенью 1918 г., когда разгорелось восстание терских казаков под руководством ген. Э. Мистулова, в составе восставших терцев действовала офицерская рота полковника Литвинова в 80–90 ч [200].
В Дагестане центром консолидации офицерства послужили остатки Кав-казской Туземной дивизии, 6 полков которой, сведенные в Туземный корпус, были в конце 1917 г. отправлены на Кавказ. Командование его (ген… Половцев, начальники дивизий принц Каджар и ген. Хоранов), находящееся во Владикавказе, не могло реально влиять на события, и сопротивление возглавили командир 1-го Дагестанского полка кн. Н. Б. Тарковский и пехотный офицер полковник Р. Б. Коитбеков. Последний и командир 2-го Дагестанского полка полковник А. Нахибашев возглавляли в начале 1918 г. оборону от большевиков Петровска, где погиб ряд офицеров полка. В Темир-Хан-Шуре полковник кн. Тарковский (помощник и начальник штаба полковник Коитбеков, адъютант капитан Н. Коркмасов, начальник артиллерии ген. Эрдман) приступил к формированию надежных частей из остатков обоих Дагестанских полков и примкнувших русских офицеров; большую роль в привлечении горцев-добровольцев сыграл бывший начальник Аварского округа штабс-ротмистр К. Алиханов. При активном участии русских офицеров (полковники А. Гольдгар, Ржевуцкий, Зоммер, Дрындин, ротмистр Матегорин, капитаны Кузнецов, Пионтек, поручик Ржевуцкий, Садомцев, Алексеев, Лапин, Брун, Поцверов, Крянев, Джавров, Геннинг, Крыжановский) было сформировано два батальона (полковники Мусалаев и Гаджиев), конный полк (полковник Нахибашев), конно-горная батарея (Б. М. Кузнецов) и бронепоезд (кап. Бржезинский). В Темир-Хан-Шуре, Петровске и Дербенте повторилась та же история, что в других местах: большинство офицеров из местных русских уроженцев не решилось присоединиться и было уничтожено большевиками при вторичном занятии этой местности, кавказцы же дали большой процент явки (в частности, практически все офицеры Дагестанских полков), только 2–3 человека из них перешло к большевикам. В марте этот отряд очистил от большевиков и некоторое время удерживал Петровск и Дербент, но был вынужден отойти в горы, где горцы разошлись по аулам, группа русских офицеров перешла в Грузию, а остальные остались в войсках Тарковского до прихода Добровольческой армии, куда и перевелись. Большинство офицеров-дагестанцев и русских, оставшихся в Дагестане после отхода Добровольческой армии весной 1920 г., были расстреляны сразу или в последующие годы [201].