Юрий Дружников и его критики

В рамках такого жанра, документального и вместе с тем художественного, под новым, свободным от идеологии углом зрения, автор участвует в демифологизации русской жизни -- политической, общественной, а прежде всего культурной и литературной. Название сборника "Русские мифы", опубликованного в 1995 году в Нью-Йорке, в сущности, могло бы стать тезисом всего дружниковского творчества. Ибо, говорит писатель, "пока Россия не избавится от мифологического мышления, не быть ей цивилизованной страной", тем более, что охватывало оно "не только политику, но и экономику, историю, философию, даже точные науки, а сама литература обрела роль глашатая мифологических успехов" (7). Дружников считает необходимым раскапывать мифы, хотя оговаривается, что его концепции субъективны, а он сам лишь "малая частица, творец и жертва" литературного процесса (8). 
Раскопки идеологических мифов он начал с истории Павлика Морозова. Работал над этой темой с 1979 по 1983 год. Тайно посетил места трагических событий, разыгравшихся в 1932 году. В 1988 году,вышла, разумеется, не в советской еще России, но за рубежом, книга о главном доносчике, переведенная на несколько языков и ставшая в ряде стран бестселлером. Это -- "первое независимое расследование зверского убийства подростка, донесшего на отца, и процесса создания из мальчика самого известного советского героя, проведенное через пятьдесят лет после трагических и загадочных событий московским писателем, который рискнул сопоставить официальный миф с историческими документами и показаниями последних очевидцев" (9). 
Действительно, Павлик Морозов существовал и был убит. Все остальное -вымысел. Образцовый мальчик даже не мог быть членом пионерской организации, так как при его жизни она в Герасимовке не существовала. Пионером стал благодаря мифотворцам. А донес на отца, погибшего потом в лагерях, отнюдь не из-за идеологических причин, но вследствие семейно-бытовых конфликтов, уговоренный матерью, которая хотела таким образом напугать ушедшего к другой женщине мужа. Отец Павлика не был кулаком и врагом советской власти -напротив, во время гражданской войны сражался по стороне красных и дважды получил ранения. 
Дружников разматывает в этой истории целый клубок лжи. Даже по национальности Павлик был не русским, не "старшим братом", как хотелось советским идеологам, а белорусом. Прадед его служил тюремным надзирателем, дед -- жандармом. В возрасте 12 лет он еле читал по складам; сверстники его ненавидели за стукачество. Нет малейшего сходства между единственной, сохранившейся фотографией Павлика и широко тиражированными портретами ребенка с вдохновенным лицом. Реальный Павлик и герой известный во всех концах страны не имеют друг с другом ничего общего. 
Во имя чего и кем был создан миф о Павлике? Кому это было выгодно? Писатель доказывает, что Павлик Морозов стал героем, ибо такой герой понадобился. "Дело No 374 об убийстве братьев Морозовых" было первым инсценированным процессом, "репетицией еще более грандиозной провокации -убийства Кирова" (10). 
Весьма убедительна авторская гипотеза, что лишил жизни братьев Морозовых, по приказу местных властей, чекистский палач Спиридон Карташев. Но главную, нравственную ответственность за это преступление несет сталинский аппарат и его идеология, требующая воспитывать людей так, чтобы они, порвав со старой моралью, были готовы по призыву партии жертвовать абсолютно всем. В списке создателей мифа о Павлике Морозове оказались, рядом с забытыми сегодня партаппаратчиками и журналистами, известные литераторы: тогда еще начинавший детский писатель Сергей Михалков, Исаак Бабель, готовивший о Павлике киносценарий, Максим Горький. 
В советском обществе Павлик Морозов олицетворял модель нового человека, а в советской литературе -- положительного героя. После его подвига доносительство и предательство стали добродетелью. Начался процесс нравственной деградации советского общества, потери им нравственных ориентиров, растления нескольких поколений людей. 
Можно, впрочем, заметить здесь и более широкую проблему: универсальный, вечный вопрос о Иуде-предателе, рассматриваемый по-разному каждой культурой. Еще в древности люди задумывались над тем, как оценивать доносительство и измену: измену родине, вере, семье, дружбе, собственным идеалам. Достойна внимания увлеченность, с которой автор, разрушая миф псевдогероя, одетого в фальшивые, придуманные мотивировки, рассматривает его психику под стеклом, увеличивающим только отрицательные черты, его деградацию, не оставляя ни малейшей надежды, что у этого героя были и достоинства. Откуда такая ярость? По-видимому, результат стремления раз и навсегда убедить читателей: такая идеологическая скульптуравоздвигнута на крайне хрупком постаменте. Книга о доносчике 001 заставляет также задуматься, есть ли Павлики Морозовы в сегодняшней, более зрелой и человечной, чем минувшая, системе. Кто сегодня играет роль маленького изменника? 
После "Доносчика 001" Дружников издал сборник небольших по объему произведений, которые назвал "микророманами". По его мнению, этот жанр шире и социально глубже рассказа. Эта проза, создаваемая в разное время, начиная с 60-тых годов, в России и за границей, могла быть опубликована только вне СССР. Герои микророманов -- советские граждане: служащие, учителя, пенсионеры, партработники. Есть среди них даже цензор -- въедливый читатель книг автора. Все они задыхаются в атмосфере лжи и безнадежности, каждый, не исключая преуспевающего историка КПСС, мечтает о другой жизни. Кто-то хотел бы попасть за границу или хотя бы поменять профессию. Умерли настоящие чувства. Это трагикомические истории о нравственном маразме, охватившем быт. В микророманах нет речи о политике, они концентрируются на показе будней и человеческой психики. 
В этой прозе важную роль играют детали, мозаика мелочей быта. Дружников похож здесь на Юрия Трифонова, обнажавшего когда-то в "московских повестях" конформизм советской интеллигенции 60 -- 70. годов. Оба автора обеспокоены утратой нравственных ориентиров, с тем, что поступки героев Дружникова поддаются более однозначной, отрицательной оценке. В эссе "Судьба Трифонова" , включенном позже в "Русские мифы", Дружников писал, что этот талантливый писатель подчинялся правилам мимикрии, "техники выживания", почти так же, как его герои-конформисты, и расплачивался за успех полуправдой, полуложью, утаивая самое важное даже от себя. Эссе возмутило некоторых поклонников Трифонова в России и на Западе. Зря: ведь Дружников не отрицает таланта автора "Дома на набережной", сожалеет только, что вне его творчества осталось многое. В глазах Дружникова Трифонов -- классический пример загубленного таланта.