Юрий Дружников и его критики

Обе книги о Пушкине основаны на доскональном изучении творчества поэта, его переписки, воспоминаний современников и мировой пушкинистики в целом. Автор не скрывает, что тему выезда Пушкина за границу затрагивали перед ним знатоки творчества поэта, М. Цявловский и Н.Лернер. Однако никто не осмелился разработать ее глубже, и Дружников здесь, несомненно, первопроходец. 
Мы имеем здесь дело с довольно редким случаем, когда академическая монография читается как увлекательный, приключенческий роман. Созданный Дружниковым портрет Пушкина жив, многоформатен, психологически достоверен. Это трагический, но и веселый, жизнерадостный гений, как все люди, не лишенный слабостей и пороков. Дружников цитирует циничные высказывания поэта о женщинах, говорит о его легкомысленном, капризном, непредсказуемом характере. Наблюдает у великого поэта также склонность к "поэтическому лизанию того, что Владимир Даль называет в своем словаре местом, по которому во Франции запрещено телесное наказание" (15). Проявляется эта склонность в панегирических стихах, восхваляющих царя за сомнительные подвиги вроде усмирения Польши и доказывающих, что поэт любит его всем сердцем и душой. А вне всего этого Пушкин достоин восхищения: ведь именно он "совершил рывок из русской литературы средневековья в литературу современную" (16), хотя его изолировали от европейской культуры, с которой был кровно связан. 
Как в "Доносчике 001", изучив забытые документы, свидетельства мемуаристов и архивные материалы (в книге присутствует богатый научный аппарат), Дружников ведет литературное следствие, сверяет факты, события, противоречивые мнения. И выдвигает увлекательные, иногда спорные гипотезы. Автор сам оговаривается, что в его хрониках о Пушкине есть и место для воображения, домысла, то есть того, что чуждо "чистой" филологии. Впрочем, домыслы извлекаемые Дружниковым из источников, литературных или документальных, весьма убедительны. 
Изучив неприятный аспект биографии великого поэта: его контакты с Третьим отделением, а особенно с шефом тайной полиции графом А.Х. Бенкендорфом, автор приходит к выводу, что Пушкину предлагали стать осведомителем. Хуже того, поэт раздумывал, не принять ли этого манящего предложения, "перебирал любые возможные варианты, включая сотрудничество, чтобы ослабить ошейник" (17). В январе 1828 года написал для полиции положительную характеристику на своего доброго знакомого Адама Мицкевича. Есть свидетельства о том, что граф Бенкендорф предлагал Пушкину службу в канцелярии 3-го отделения, однако все доказывает, что поэт отказался от этой чести. "Спору нет, в России преуспевающий поэт должен в той или иной степени стать функционером и выполнять предначертания властей" (18), -- отмечает Дружников, усматривая в этом важном, не до конца выясненном эпизоде жизни великого поэта, не столько индивидуальный случай, сколько правило, обязательное в России. И со спокойствием добавляет очередную историко-литературную ересь: весьма правдоподобно, "что Гоголь, честолюбивый молодой человек, мечтавший о карьере и власти над людьми, с 1829 года тайно служил Третьему отделению" (19). Не менее страшные вещи читаем о Гоголе в вышедших позже "Русских мифах": Николай Васильевич был, оказывается, болтун, врун, и в такой же степени, как Хлестаков, пребывал "с Пушкиным на дружеской ноге". 
Во многих пушкинских стихах, поэмах, переписке, то и дело находит Дружников подтверждение, что поэт мечтал о дальних странствиях, "жаждал краев чужих", и обладал, как когда-то сам Пушкин выразился, "развитым органом полета". Знаменитая сцена из "Бориса Годунова" в корчме на литовской границе, когда Григорий Отрепьев обманывает преследующих его приставов, в сущности, не имеющая с действием пьесы ничего общего, вызвана этими устремлениями и мечтами. 
Дружниковзадумывается и над тем, как сложилась бы дальнейшая судьба Пушкина, если бы его выпустили из России. Кем стал бы великий поэт -невозвращенцем или просто туристом? Вернулся бы в Россию или нет? Кем был бы по отношению к Западу, проживи еще четверть века -- Гоголем или Герценом? Никто не в состоянии ответить на этот чисто риторический вопрос. Пушкин, по словам Достоевского, унес с собой в гроб великую тайну и останется навсегда человеком неразгаданным. Дружников все же хочет ее разгадывать, на этот раз в третьей, последней хронике, доведенной до смерти поэта -- фрагменты ее уже опубликованы (20). 
Многие другие легенды о Пушкине и его окруженииразвенчаны в "Русских мифах". Преостроумно написана "Няня в венчике из роз". Это богохульное словосочетание, пародия известной строки блоковской поэмы "Двенадцать", фигурирует в названии очерка, посвященного Арине Родионовне, воспетой Пушкиным няне. По Дружникову, она не была, как учат русских школьников с ранних лет, ни музой поэта, ни его мудрой учительницей, знакомящей своего питомца с народным творчеством, но -- безграмотной старухой, любящей выпивку и приводящей к своему барину, если он этого пожелал, деревенских красоток. По-новому также поставлены в "Русских мифах" другие темы, в том числе "Пушкин к декабристы", "Пушкин и царь Николай". В эссе "113-я любовь поэта" читаем о том, как Наталья Николаевна Гончарова, супруга великого поэта России, без меры идеализированная, исполняет роль "первой леди русской литературы". Подобно Анне Ахматовой, Марине Цветаевой и польскому писателю Ярославу Ивашкевичу, Дружников видит в ней недалекую барыню, занятую развлечениями, попрыгунью, слишком рано обремененную обязанностями домохозяйки и матери, словом, женщину, которая и интеллектуально, и эмоционально не была поэту парой. 
"Русские мифы" сродни "Прогулкам с Пушкиным" Андрея Синявского. Оба автора не стоят на коленях перед русским гением (который был по происхождению арапом, а в лицее получил прозвище "француз"), присматриваются к нему без академических котурнов, иногда дерзко, непочтительно. Не сомневаются в его гениальности, но не обходят молчанием того, что было в этом человеке обыденного, приземленного, мелочного, даже отталкивающего. Когда "Прогулки с Пушкиным" были изданы в 1975 году в Лондоне, некоторые эмигрантские литературные авторитеты старшего поколения обвинили Синявского в попрании народной святыни, в ненависти к русской культуре. Публикация фрагментов "Прогулок с Пушкиным" в московском журнале "Октябрь" в начале 90-х вызвала аналогичную реакцию: обвинения в русофобии. Появились утверждения, что Синявский такой же святотатец как Салман Рушди. Опубликовав "Узника России" Дружников был встречен подобными инвективами, обозван "пушкиноедом", агентом ЦРУ, который хочет отнять у России Пушкина, "ненавистником России" (21).