Сила шести

Элла взмахивает ресницами, когда каждая из нас называет свое имя, но в основном смотрит в пол. Она явно напугана и печальна, но могу поручиться, что она из тех, на кого люди западают. Она здесь надолго не задержится.
Мы все вместе идем в церковь, чтобы сестра Люсия смогла объяснить Элле ее важное значение для приюта. Габби Гарсия стоит в конце нашей группы и зевает. Я оборачиваюсь посмотреть на нее. Прямо за Габби за светлым стеклом витражного окна на дальней стене виднеется темная мужская фигура, человек смотрит внутрь. В наступающих сумерках я едва успеваю различить его черные волосы, тяжелые брови и густые усы. Его глаза нацелены на меня, в этом нет никакого сомнения. У меня замирает сердце. Я судорожно глотаю воздух и делаю шаг назад. Все головы оборачиваются ко мне.
— Марина, с тобой все нормально? — спрашивает сестра Люсия.
— Ничего, — говорю я, потом качаю головой. — То есть да, все нормально. Извините.
У меня колотится сердце и дрожат руки. Я сцепляю их, чтобы этого никто не увидел. Сестра Люсия что-то еще говорит о том, как мы рады принять Эллу, но я слишком растеряна и ничего не слышу. Я поворачиваюсь к окну. Фигура исчезла. Нам разрешили разойтись.
Я бегу через неф и смотрю в окно. Я ничего не вижу, но вижу на снегу следы ног человека. Я отступаю от окна. Возможно, это какой-нибудь потенциальный приемный родитель, издалека оценивающий девушек, или кто-то из настоящих родителей пришел украдкой взглянуть на дочь, которую сам не может содержать. Но я почему-то не чувствую себя в безопасности. Мне не понравилось, как он на меня смотрел.
— Ты в порядке? — слышу я позади себя. Я вздрагиваю и поворачиваюсь. Аделина. Она стоит, сцепив руки ниже груди. На пальцах висят четки.
— Да, все хорошо, — говорю я.
— У тебя такой вид, словно ты столкнулась с привидением.
Хуже, чем с привидением, думаю я, но не произношу это вслух. Мне страшно после утренней пощечины, и я засовываю руки в карманы.
— Кто-то наблюдал за мной через окно, — шепчу я. — Только что.
Она искоса смотрит на меня.
— Посмотри. Посмотри на следы, — говорю я, поворачиваясь и показывая на снег за окном. У Аделины напрягается спина, и на секунду мне кажется, что она действительно озабочена. Но потом она расслабляется, идет к окну и смотрит на следы.
— Я уверена, что это пустое, — говорит она.
— Что значит пустое? Как ты можешь так говорить?
— Я бы не волновалась. Это мог быть кто угодно.
— Он смотрел прямо на меня.
— Марина, очнись. С сегодняшней новенькой здесь сейчас тридцать восемь девушек. Мы делаем все возможное, чтобы оградить вас от неприятностей, но это не значит, что какой-нибудь деревенский парень не может подойти сюда, чтобы на вас поглазеть. И не сомневайся: мы отлично знаем, как некоторые из вас переодеваются по дороге в школу, чтобы выглядеть вызывающе. Вскоре шестерым из вас исполнится восемнадцать лет, и все в деревне это знают. Так что я бы не волновалась по поводу человека, которого ты видела. Наверное, это просто какой-то парень из школы.
Я уверена, что это не был парень из школы, но молчу.
— Так или иначе, хочу извиниться за утро. Я не должна была тебя бить.
— Все нормально, — отвечаю я и думаю, не заговорить ли снова о Джоне Смите. Но решаю, что не стоит. Это бы добавило новых трений, а я хочу их избежать. Я тоскую по нашим прежним отношениям. Здесь и без того трудно жить, даже если Аделина на меня не злится.
Она больше ничего не успевает сказать. К ней быстро подходит сестра Дора и что-то шепчет на ухо. Аделина смотрит на меня, кивает и улыбается.
— Поговорим позже, — говорит она.
Она уходит, оставляя меня одну. Я вновь смотрю на следы сапог, и у меня по спине пробегает дрожь.
В течение следующего часа я хожу из комнаты в комнату и гляжу на лежащую внизу в тени темную деревню, но слоняющейся фигуры больше не вижу. Может, Аделина права.
Но как я ни стараюсь себя в этом убедить, у меня не получается.
  
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
 
В пикапе повисает молчание. Шестая смотрит в зеркало заднего вида. На ее лице играют отблески красного и синего.
— Нехорошо, — говорит Сэм.
— Черт, — говорит Шестая.
Яркие огни и ревущая сирена разбудили даже Берни Косара, который теперь вглядывается в заднее стекло.
— Что будем делать? — спрашивает Сэм. В его голосе слышны испуг и безнадежность.
Шестая убирает ногу с педали газа и выруливает на правую полосу.
— Может, это ничего не значит, — говорит она.
Я качаю головой.
— Сомнительно.
— Подождите. А почему мы останавливаемся? — спрашивает Сэм. — Не останавливайся. Жми!
— Сначала посмотрим, в чем дело. Мы ничего не добьемся, если устроим гонку с этим копом. Он вызовет подкрепление, и они пригонят вертолет. Тогда мы уже никак не сможем сбежать.
Берни Косар начинает рычать. Я велю ему успокоиться, и он замолкает, но по-прежнему настороженно смотрит в окно. Когда мы тормозим на обочине, по днищу пикапа постукивает гравий. По левым полосам проносятся машины. Полицейская машина останавливается в трех метрах за нашим задним бампером, и ее фары заливают светом кабину пикапа. Коп выключает фары и светит ручным фонариком прямо в заднее стекло. Сирена замолкает, но проблесковые огни все еще горят.
— Что ты думаешь? — спрашиваю я, глядя в боковое зеркало. Фонарик слепит, но, когда мимо проезжает машина, в свете ее фар я вижу, что офицер держит в правой руке радиотелефон, видимо, проверяя наши номера или вызывая подмогу.
— Нам лучше всего уходить пешком, — говорит Шестая. — Если до этого дойдет.
— Выключите двигатель и достаньте ключ из замка зажигания, — рявкает коп через громкоговоритель.
Шестая выключает двигатель. Она смотрит на меня и вынимает ключ.
— Если он докладывает о нас по радио, ты должна предполагать, что это услышат и они, — говорю я.
Она молча кивает. Позади нас скрипит дверь полицейской машины. Ботинки копа мрачно стучат по асфальту.
— Думаешь, он нас опознает? — спрашивает Сэм.
— Ш-ш-ш, — произносит Шестая.
Я снова смотрю в боковое зеркало и вижу, что офицер направляется не к водительской двери, а забрал вправо и идет ко мне. Он стучит мне по стеклу своим хромированным фонариком. После секундного раздумья я опускаю стекло. Он светит мне прямо в лицо, и приходится зажмуриться. Потом он переводит луч на Сэма, потом на Шестую. Он изучающее смотрит на нас, сдвинув брови и пытаясь понять, почему мы кажется ему такими знакомыми.
— Какие-то проблемы, офицер? — спрашиваю я.
— Вы, ребята, местные?
— Нет, сэр.
— А не объясните, почему вы едете по Теннесси на «шеви с-10» с номерами Северной Каролины, которые принадлежат «форду рейнджеру»?
Он смотрит на меня в ожидании ответа. Мое лицо теплеет, пока я пытаюсь найти, что сказать. Не нахожу. Офицер наклоняется и снова светит на Шестую. Потом на Сэма.
— Кто-то хочет попробовать?
Все молчат, и он довольно хихикает.
— Конечно нет, — говорит он. — Трое ребят из Северной Каролины субботним вечером едут по Теннесси в краденой машине. Вы везете наркотики?
Я поворачиваюсь и смотрю ему в лицо. Оно красноватое и чисто выбритое.
— Что ты собираешься делать? — спрашиваю я.
— Что я собираюсь делать? Ха! Вы, ребята, сядете в тюрьму.
Я качаю головой.
— Я не с тобой разговариваю.
Он наклоняется, облокотившись на дверь.
— Так, где наркота? — говорит он и обшаривает кабину пикапа лучом фонарика. Он останавливается, когда под луч попадает Ларец, стоящий у меня в ногах. Лицо копа расплывается в самодовольной улыбке. — Ладно, не надо. Кажется, я сам ее нашел.
Он пытается открыть дверь. Одним молниеносным движением я толкаю дверь плечом, отбрасывая офицера. Он хрюкает и тут же тянется за пистолетом.
С помощью телекинеза я вырываю его, и он летит ко мне. Выйдя из машины, я беру его, достаю обойму, высыпаю патроны в ладонь и защелкиваю обойму.