Мила Рудик и тайна шестого адепта
— Как сложно-то, — сыронизировал Ромка, запивая отбивную томатным соком, который предварительно отобрал у Милы. — А я уже и забыл, что ты у нас возвышенная творческая натура.
Мила проследила, как ее томатный сок отправляется в Ромкин желудок, и безропотно вздохнула.
— Завидуй молча, — обиженно парировала Белка. — Ты даже куриное яйцо нарисовать не сможешь.
Глаза Ромки над стаканом удивленно округлились.
— И зачем бы мне это понадобилось? — озадаченно произнес он.
— Значит, можно нарисовать портал куда угодно? — поспешно спросила Мила, пытаясь остановить пикировку друзей.
— Ну, конечно, есть ограничения, — ответила Белка, с аппетитом уплетая творожную запеканку. — Нельзя, например, нарисовать портал из Внешнего мира в мир По-Ту-Сторону — и наоборот. Почти невозможно создать Портал Темперы по описанию, если изомаг никогда не видел своими глазами то место, в которое нужно перенестись. Никак не перенесешься туда, где наложены Охранные Чары, — тебя выбросит либо где-то поблизости, за границы охраняемого места, либо обратно, в исходную точку.
Белка вдруг оторвалась от еды и вздохнула.
— К тому же… профессор Шлях говорит, что изомагами становятся единицы, потому что это очень сложно. Нарисовать картину, которая станет порогом или порталом — не то же самое, что колдовать, используя заклинания и магические проводники. На вводной лекции он все время повторял, что самое главное здесь — вложить душу. — Белка пожала плечами и посмотрела на Милу слегка расширенными глазами. — А я пока… не очень хорошо понимаю, как это сделать.
Мила тоже на секунду забыла о еде. Она озадаченно смотрела на Белку, думая о том, что впервые видит ее такой увлеченной. Ее подруга всегда ответственно относилась к учебе, прилагала все усилия, чтобы освоить новую тему или заклинание. Но до сих пор она… Да, именно — до сих пор Белка никогда в учебу не вкладывала душу. Мила улыбнулась подруге.
— Знаешь, я почему-то думаю, что у тебя все получится.
Белка посмотрела на нее с надеждой.
— Ты правда так думаешь?
— Даже не сомневаюсь. — Она посмотрела на Ромку. — Лапшин, я возьму твой яблочный сок?
— А где твой? — машинально спросил он, отодвигая пустую тарелку.
— Ты его выпил.
Ромка удивленно моргнул.
— А, точно. Тогда бери мой. — Он изобразил на лице извинение. — Просто запивать отбивную яблочным соком — это, по-моему, извращение. Наша невидимая глазу столовая сегодня что-то напутала в моем меню.
— Ничего, — отозвалась Мила. — Лапшин — это Лапшин.
— Что это ты имеешь в виду? — насторожился Ромка.
— Что ты бесцеремонный! — безапелляционно заявила Белка, стрельнув в сторону Ромки осуждающим взглядом.
— По-моему, я не тебя спрашивал, — ничуть не смутившись, сказал Ромка, поднимая с пола рюкзак. — Некрасиво вмешиваться в чужой разговор, невоспитанная ты наша.
Белка покраснела до свекольного оттенка и возмущенным шепотом процедила:
— Как можно быть таким наглым?
Мила не стала в присутствии друга объяснять Белке, что у Лапшина это от природы, поэтому дается без каких-либо усилий с его стороны — само выходит. К тому же Белка, закончив со своим обедом, подскочила с места и побежала в библиотеку Думгрота, чтобы взять книги по изомагии, которые рекомендовал профессор Шлях.
Мила с Ромкой направились на второй этаж — следующим уроком у них была антропософия. В холле Мила заметила Бледо. Всю первую неделю учебы она по нескольку раз в день встречалась с ним на уроках. Мила думала, что Бледо подойдет к ней, чтобы спросить, как у нее продвигается чтение дневника. Однако Бледо, замечая ее, лишь приветливо улыбался ей издалека и махал рукой. Миле в голову начали закрадываться странные мысли. Бледо всегда старался держаться в стороне от всего, что было связано с его отцом. Может быть, теперь, когда Мила приняла от него дневник Тераса, Бледо и ее начнет избегать?
Напоминание о дневнике заставило Милу всерьез задуматься о том, что за будничной суетой она совсем его забросила. Со всей решимостью Мила пообещала себе, что в выходные наверстает упущенное. Войдя в класс по антропософии, она увидела окруженного златоделами Лютова, который, заметив Милу в дверях, тотчас одарил ее высокомерной усмешкой. Стиснув зубы, Мила поправила себя: «Да, я обязательно вернусь к записям Тераса, но только после того, как освою чары замораживания. Не позволю ему еще раз назвать меня слабачкой».
Глава 5
Вода и янтарь
Вокруг нее была осень: золотистая, оранжевая, алая — рыжая осень. Все здесь казалось умиротворенным и девственным, словно этого места никогда не касалось человеческое присутствие — даже дыхание человека как будто ни разу не смешивалось со здешним воздухом.
Мила нерешительно пошла вперед, оглядываясь по сторонам. Под ногами хрустели и шуршали опавшие сухие листья. Желтый ковер устилал все вокруг, куда бы она ни бросила взгляд. Встречающиеся ей на пути клены шелестели багряными одеждами. Наклонившись, Мила подняла с земли красный кленовый лист, похожий на незаконченную звезду.
Никогда в жизни она не видела такой красивой осени, как в этом сне. Почувствовав, что улыбается, Мила пошла дальше. У нее было странное ощущение — как будто она счастлива оказаться здесь. Как будто она… наконец нашла самое родное место на свете.
Листья под ногами продолжали разговаривать с ней тихим радушным шуршанием. Мила запрокинула голову — по небосводу растекался мягкий, не слепящий солнечный свет, какой бывает только в конце лета или в начале осени. Этот свет словно укутывал ее в уютный кокон покоя.
Опустив голову, Мила заметила впереди что-то похожее на небольшой островок, словно кто-то расчистил от желтой листвы пятачок земли. Так как Мила уже шла в ту сторону, то и не стала сворачивать. Но на середине пути она вдруг осознала, что приняла за островок небольшой круглый пруд.
Как только Мила поняла это, тут же заметила одну странность — с каждым ее шагом пруд впереди словно уменьшался в размерах. Когда она наконец приблизилась к нему, пруд оказался совсем маленьким — словно обычное ведро опустили в землю и наполнили его водой.
Заметив в воде какое-то движение, Мила присела на корточки и восхищенно выдохнула — в пруду друг за другом плавали по кругу две красивые ярко-красные рыбки. Их хвосты и плавники изящно двигались в унисон, напоминая колыхание шелка.
Повинуясь безотчетному порыву, Мила медленно опустила руку в самый центр крохотного водоема и ощутила пальцами легкую прохладу. Обе рыбки, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма, приблизились к ее руке, сжимая круг. Мила улыбнулась. Ей казалось, она может чувствовать кожей касание их плавников.
В этот момент она вдруг услышала позади себя шорох листьев. Но Мила была так увлечена, наблюдая за рыбками, что просто проигнорировала эти тихие звуки. И лишь тогда, когда она поняла, что хруст листьев за ее спиной чередуется с короткими паузами, ей стало ясно — она слышит чьи-то шаги. Гадая, кто еще бродит в этом странном мире рыжей осени, где, как ей казалось, нет никого, кроме нее, Мила обернулась и… открыла глаза.
«Какой хороший сон», — подумала она.
У нее было необъяснимое желание вернуться туда — в эту рыжую осень из ее сна. Мила с сожалением вздохнула: «Жаль, что я проснулась».
Она опустила глаза — на подстилке рядом с ее кроватью лежал Шалопай и шевелил во сне ушами. Мила повернула голову — на соседней кровати мирно спала Белка. Мила уже хотела отвернуться, как ей вдруг показалось, что она видит что-то странное. Лицо Белки словно подернулось дымкой, а в пепельно-русых волосах, раскиданных по подушке, появился необычный предмет — только его и ничего больше в этот момент Мила видела отчетливо и ясно.
Это был округлый кусок янтаря. В золотисто-желтом, как мед, сгустке неподвижно застыла большая пчела. Казалось, на ее тонких крылышках играют солнечные лучи. Возможно, из-за этого у Милы возникло ощущение, что от янтаря с пчелой исходит тепло — почти осязаемое и приятное.