Крабат: Легенды старой мельницы

Подошел камердинер.
– Наконец-то вы пожаловали! Курфюрст уже ждет! – И, указывая взглядом на Крабата, спросил: – Вас сопровождают?
– Да, юнкер. Он подождет здесь. Камердинер подозвал офицера.
– Позаботьтесь о юнкере!
Офицер повел Крабата к столику у окна.
– Вино или шоколад?
Крабат предпочел стакан красного вина. Пока он разговаривал с офицером, Мастер вошел в покои курфюрста.
– Надеюсь, ему это удастся! – проговорил офицер.
– Что удастся?
– Вы ведь должны знать, юнкер, что ваш господин вот уже больше месяца пытается убедить Его светлость в том, что его советники, призывающие к миру со шведами, просто ослы, и что всех их надо гнать в шею!
– Конечно, конечно! – спохватился Крабат, хотя не имел об этом ни малейшего представления.
Полковники и другие офицеры, окружив их столик, улыбались ему, пили за его здоровье.
– За войну со шведами! – раздавалось со всех сторон.
– Хоть бы курфюрст решил ее продолжать!
– Все равно – победа или поражение, лишь бы война!
В полночь Мастер возвратился в зал. Курфюрст проводил его до дверей.
– Благодарю вас! – сказал он громко. – Принимаю ваш совет! Ваши аргументы меня убедили! Итак, война продолжается!
Господа офицеры зазвенели саблями, придворные замахали шляпами.
– Да здравствует Август, курфюрст Саксонский!
– Смерть шведам!
Курфюрст Саксонский, крупный, плотный мужчина с багровым лицом, шеей кузнеца и кулаками, которые сделали бы честь любому матросу, поблагодарил их движением руки. Повернувшись к Мастеру, он сказал ему еще что-то, но в таком шуме было трудно расслышать, что он говорил, да это скорее всего и не предназначалось для посторонних ушей. Затем он удалился.
Придворные и офицеры оставались еще в зале, когда Мастер с Крабатом его покинули. Они снова шли мимо окон, зеркал, колонн, по роскошным залам и переходам, вниз по мраморной лестнице, к выходу, где все еще стоял, застыв, Верзила, по-прежнему вытаращив глаза и опустив руку на эфес шпаги, – оловянный солдатик, да и только!
– Освободи его, Крабат!
Потребовалось лишь щелкнуть пальцами – этому Крабат уже научился.
– Отставить! – скомандовал он. – Направо кругом! Шагом марш!
Офицер вытащил шпагу, отсалютовал ею и зашагал прочь, повинуясь команде.
На дворцовой площади уже стояла коляска. Конюший доложил, что позаботился о гнедых, как было приказано.
– Попробовал бы не позаботиться, – буркнул Мастер.
Тронулись. И тут Крабат заметил, что он опять в своей обычной одежде. Да и вправду, ну как бы он выглядел на мельнице в треуголке, мундире и со шпагой?
Кони пронеслись по каменному мосту через Эльбу. Как только город остался позади, Мастер стал править в чисто поле. И тут они снова поднялись над землей, взлетели над облаками.
Луна слабо светила прямо у них над головой. Крабат сидел, погруженный в свои мысли. Внизу проплывали города и деревеньки, поля и леса, озера и реки, болота и песчаные отмели... Мирная земля, тихая и темная.
– О чем думаешь?
– Думаю о силе черной магии. Ведь ей подвластны даже курфюрсты и короли!
 
ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ
Пасха в этом году выпала на вторую половину апреля. В пятницу вечером Витко был принят в школу чернокнижия. Никогда еще Крабат не видел такого тощего и облезлого ворона. Казалось, у его оперения чуть рыжеватый оттенок.
В субботу подмастерья, как это было тут принято, спали в запас. Под вечер Юро приготовил обильный ужин.
– Ешьте как следует, в другой раз поесть придется не скоро! – напомнил Ханцо.
Когда наступили сумерки, Мастер, так же, как и в прошлом году, посчитал их, и они по двое ушли с мельницы. На этот раз Крабату выпало идти с Юро.
– Куда? – спросил тот, когда они брали одеяла.
– Если ты не против, к могиле на краю леса.
– Хорошо! А ты знаешь дорогу? На меня ночью нельзя положиться. Я уж рад, если во дворе хлев найду.
– Ладно, я пойду впереди, а ты старайся не отставать!
Они шли тем же путем, что и тогда с Тондой. Пройти Козельбрух не составляло труда. Но, выйдя из лесу, легко было запутаться – не найти полевую тропинку, ведущую мимо Шварцкольма. В крайнем случае, побежим прямо через поле, решил Крабат. Но бежать не пришлось. Несмотря на темень, сразу вышли на тропку. Она через поле вывела на дорогу позади Шварцкольма. Огни деревни остались вдали. Вошли в лес. А вот и поворот.
– Где-то здесь, – припомнил Крабат. Пробираясь ощупью от сосны к сосне, Крабат наткнулся на столб креста.
– Сюда, Юро!
– И как только ты нашел?
Юро вытащил из кармана огниво и кремень, поджег кучку хвороста. При свете огня собрали коры и сухих веток.
– Костер я беру на себя, – сказал Юро. – С огнем возиться для меня дело привычное. На это ума хватает.
Завернувшись в одеяло, Крабат сел под крестом, прислонился к нему спиной и поджал колени; точно так сидел здесь Тонда год тому назад.
Юро тут же принялся рассказывать разные истории. Изредка Крабат, не вдаваясь в суть, вставлял: «Да-а?», «Ах!», «Да ну?» Большего и не требовалось. Юро казался довольным и продолжал. Его, видно, мало волновало, что собеседник попался не из разговорчивых.
А Крабат все думал о Тонде. О Тонде... и о Певунье. Вновь она ему вспомнилась, ну разве он этого хотел? Он ждал и заранее радовался, что в полночь опять услышит ее голос. А что, если не услышит? А вдруг запевать будет другая девушка?
Крабат попытался припомнить голос Певуньи, но как ни старался, ничего не получалось. Голос стерся, исчез безвозвратно... А может быть, так только кажется?
Было мучительно тяжело, словно боль затронула что-то, о существовании чего он и не догадывался. Он попытался прогнать мысли о Певунье: «Я ведь никогда не обращал внимания на девчонок! И не буду. Ничего хорошего из этого не выйдет. А то еще получится, как с Тондой... Вот сижу я здесь, а на душе тоска и горечь. Мой взгляд блуждает по светлым лунным равнинам. Я выпархиваю из себя и ищу место, где покоится та, кому я принес несчастье...»
Искусством раздваиваться, выпархивать из себя, Крабат уже овладел. Обучая их этому, Мастер предупреждал: «Может случиться так, что, покинув тело, потом в него не войдешь!» Строго наказывал: «Делать это можно только с наступлением темноты и возвращаться до рассвета. А не вернешься. – назад хода нет! Тело похоронят, а сам будешь вечно блуждать не зная покоя». Нет, думал Крабат, надо остерегаться!
Юро притих. Если б он время от времени не подбрасывал ветки в костер, можно бы было подумать, что он спит.
Наступила полночь. И вот вдали раздался колокольный звон, и тут же вознесся ввысь нежный девичий голос. Голос, знакомый Крабату. Он ждал его и лишь недавно напрасно старался воскресить в памяти... Как мог он его забыть?
Сначала голос звучал один, потом подхватили другие. Пока девушки пели хором, Крабат все ждал, когда же снова вступит тот голос.
Интересно, какая она? Какие у нее волосы? Каштановые, черные или цвета пшеницы? Как бы хотелось узнать! Увидать бы ее, когда она поет! Может быть, выпорхнуть из себя? Лишь на одно мгновение! Только взглянуть ей в лицо!..
Он поспешно произнес заклинание и почувствовал, что покидает свое тело, выпархивает из него... И вот уже его окутала черная ночь...
Последний взгляд на Юро, готового вот-вот задремать у костра, на себя самого, прислонившегося к кресту, ни живого, ни мертвого... все, что составляло его жизнь, теперь – вне тела.
Он легок, свободен, бодр, как никогда в жизни.
Мгновение он колеблется – трудно расстаться с самим собой, и ведь может случиться, навсегда! Но, еще раз взглянув на парня, носящего его имя, он направляется в деревню.
Никто не слышит Крабата, никто не может его увидеть. А он слышит и видит все с необычайной отчетливостью.
Поющие девушки с фонарями и свечками идут вдоль деревни. Они в черном, лишь на гладко зачесанных волосах белая лента.