Повелительница грозы

Федька стоял на подоконнике, готовый прыгнуть следом. И прыгнул! Совершенно не по-человечески, а как прыгал бы гранитный памятник. Приземлился на припорошенную снегом и пухом бетонную дорожку под окнами. Борзая присела, ткнувшись носом в лапы, – в полной уверенности, что если Федька не напорется на собственный меч, так уж ноги переломает точно!
Над ухом отчаянно заорал кот. Инстинктивно борзая прыгнула назад. Федька, живой и здоровый (если можно назвать здоровым психа с окаменевшим лицом и неподвижным взглядом, который во что бы то ни стало хочет тебя убить!) наступал на борзую с мечом. Клинок размашисто чертил воздух. Хортица легко отвернула раз, другой… Они кругами двигались по двору. Ну и сколько так еще? Федька хоть и похож сейчас на гранитный памятник, но на самом деле живой человек – когда-нибудь он устанет и свалится. Если сама Хортица не свалится раньше… Кстати, насчет свалиться – это мысль!
Разгоняясь со всех лап, черная борзая понеслась навстречу богатырю. В-ж-ж-жих! – клинок распорол воздух над ушами. Борзая поднырнула под меч и по широкой дуге заскочила Федьке за спину.
– Г-р-рам! – Старый добрый способ – вцепиться в край куртки, рвануть, повалить…
А чтоб их, этих богатырей! Зубы Хортицы лязгнули о спрятанную под курткой кольчугу. Она отскочила в сторону, едва не выдрав застрявший в железном колечке клык!
– В-ж-ж-жих! – Федька развернулся – меч просвистел, как лопасть вертолета.
Спружинив лапами, Хортица инстинктивно сиганула в сторону. Вовремя. Из ее окна – точнее, из того, что недавно было окном! – вырвался столб пламени. На дорожку посыпались осколки стекла и дымящиеся обломки шкафа, с грохотом рухнул вывороченный дверной косяк. Язык пламени втянулся обратно в комнату, и в проем окна высунулись две головы – Вука и дядьки Мыколы.
– Вот, блин, они уже внизу! – возмущенно рявкнул Вук, обеими руками придерживая выпадающую из оконного проема полуобгорелую раму.
– Тримай Федьку, видьмочка, мы зараз спустимся! – крикнул дядька Мыкола, и обе физиономии исчезли.
Легко сказать – держи! Хорошо, что темно. Дальше тянуть нечего – Хортица распахнула крылья. Если бабка ее увидит… история про летающую собаку вполне может составить конкуренцию тети-Аниной истории про говорящих змей! Хортица взмыла вверх, кувыркнулась… и рухнула Федьке на голову, вцепилась в ворот. Черные крылья молотили обезумевшего богатыря по голове, хлестали по глазам, слепили… Федька шатался… Давай, падай!
Вместе с богатырем она свалилась на дорожку. За горло его, что ли, взять, чтоб унялся?
Из-за дома с грохотом вылетели богатыри – в кольчугах, но без мечей – и… вооруженная бабка! Со сковородкой!
– Хто сказав, шо Федя на Ирку напал? – возмущенно упирая руки в бока, провозгласила она. – Он собачищу уличную гоняет! Страшна яка – мабуть, бешеная! Бейте ее, Федор Алексеевич, бейте посильнее!
Федька немедленно послушался – и попытался достать борзую клинком.
Вук хамски заржал.
Хортица шарахнулась прочь, развернулась на задних лапах – и самым постыдным образом дала деру. Ей надо перекинуться обратно, пока, кроме очумевшего Федьки, еще и родная бабка живодеров не вызвала – бешеную собаку пристрелить! Она заскочила за угол дома – быстрей, быстрей…
По бетонной дорожке затопотали многочисленные шаги, и послышалось странное шарканье. Уф, успела! Привычно щупая языком, не торчат ли собачьи клыки из-под верхней губы, Ирка повернулась.
Зрелище ей открылось душераздирающее. На голове у Федьки сидел кот и когтями драл скальп богатыря. На плечах Федора висели дядька Мыкола и Вук. Длинные ноги дядьки Мыколы волоклись по асфальту. Вокруг суетился Еруслан, одновременно пытаясь делать два дела – перехватить руку Федьки с мечом и не попасться под этот самый меч! Второе у него еще как-то получалось, а вот первое – нет! За спиной у Федьки прыгала бабка со сковородкой.
Федька пер. Он не чувствовал ни вонзившихся ему чуть ли не в череп кошачьих когтей, ни Вука с Мыколой, отчаянно упирающихся подошвами в бетон, ни Змиуланыча, охотящегося за его рукой с мечом. Его неподвижные глаза повернулись – совсем как у куклы – и уперлись в Ирку. Рывок… Старшие богатыри посыпались с Федора, будто переспелые груши с дерева. Подавшись вперед, он грудью врезался в Змиуланыча, опрокинув его на тропу. И вот тут класс показала бабка! Ее прыжок был достоин великой теннисистки Марии Шараповой! Тяжеленная чугунная сковородка опустилась Федьке точно на макушку… и отскочила, спружинив об кота. Несчастный кот закатил глаза и без единого мява свалился с Федькиной головы. Освободившийся богатырь ринулся на Ирку.
Она растерялась. Перекинуться? Заговор кинуть? Прямо на глазах у бабки? Она примитивно повернулась и дала деру, лавируя между деревьями. И вот тут она поняла, каким образом богатыри умудряются справляться со змеями! Федька в тяжелой кольчуге, с мечом мчался со скоростью разогнавшегося курьерского поезда. Земля ощутимо подрагивала от его топота. Ирка нырнула за дерево. Сверкнул меч… и перерубленный ствол с жалобным скрипом завалился на бок.
– Черешня! – раненой волчицей взвыла позади бабка. – Та шо ж вы робыте, антихристы проклятые, мало, шо клубнику пожгли, ще и черешню срубили!
Федька перепрыгнул через пенек, очутившись на расстоянии меча от Ирки. Она припустила быстрее. Надо уводить его со двора, подальше от любопытных глаз – на улицах темно, она сможет снова перекинуться… и… и что? Не убивать же дурака, он явно околдован! Ладно, об этом она подумает, когда добежит. Ирка припустила к калитке.
Вот грубо обтесанные доски, старый металлический крючок… Федор вымахнул откуда-то сбоку, отрезая ей путь. Меч по короткой дуге пошел прямо Ирке в висок… Сейчас как в «Kill Bill», верхушка черепа с копной черных волос – ляп в снег! Ирка успела шарахнуться за яблоню…
– Яблоньку хоть пожалей, ирод! – заорала бабка.
В первый момент Ирке показалось, что этот призыв и впрямь возымел действие. Федька замер. Потом она увидела, как отчаянно дрожит его меч – словно какая-то невидимая сила умудрилась поймать богатыря за руку, и теперь он яростно и безмолвно старался вырваться. Жилы на лбу у Федьки вздулись в запредельном усилии, из носа одна за другой скатились кровавые капли. Меч дрогнул. Продвинулся вперед на сантиметр и застрял. Дрогнул опять… и медленно, со страшным усилием двинулся к Ирке, увязая в дрожащем воздухе.
«Близнецы» свалились невесть откуда. Только что их не было – и вот они уже стоят. Один вцепился в коротко стриженные волосы Федьки, отгибая голову обезумевшего богатыря назад, второй крепко стиснул его виски ладонями. Федька рванулся… и замер, обмякнув в их руках. Глаза его закатились под лоб. Громко топоча, примчались остальные богатыри. За ними вперевалочку следовала бабка.
Федор дернулся снова… и заморгал, как внезапно разбуженный, недоуменно оглядывая столпившихся вокруг людей.
– Вы чего? – Он прислушался к себе, поглядел на свой меч, на Ирку в ночнушке, на срубленную черешню и неуверенно уточнил: – А я – чего?
– А черти тебя знают, чего ты! Может, бешенством заразился. От собачки. Страшной, – косясь то на бабку, то на Ирку, осклабился Вук.
– Ему уколы от бешенства робыть треба! – окидывая Федьку совсем не добрым взглядом, решила бабка. И удовлетворенно добавила: – Сто штук и все в живот!
– Сейчас и начнем! – согласился Вук, и его похожий на кабаний окорок кулачина изо всей силы врезался Федьке в живот. Выпучившего глаза богатыря согнуло пополам. Вук сцепил руки в замок и огрел его по затылку. Отключившийся Федор обвис на руках у невозмутимых «близнецов». Вытянув из штанов ремень, Вук сноровисто связал молодому богатырю руки.
  
15. Если б я имел коня
 
– А хлеба у нас что, нету? – отец заглянул в хлебницу и еще пошарил рукой, словно батон мог распластаться по дальней стенке в надежде, что его не найдут.
– Ой! – Мама отвернулась от плиты, прижимая к груди ложку, которой мешала кисель – на фартуке проступило малиновое пятно. Лицо у нее стало несчастное, брови сошлись жалостливым домиком. – Я забыла про хлеб! – задушенным шепотом выдохнула она. – Забыла! – И, судорожно всхлипнув, тяжело опустилась на табурет. По лицу ее скатилась слеза.