Повелительница грозы

Андрей ломился сквозь пружинящие голые ветки. Хлопья снега сыпались со всех сторон, словно кусты обстреливали парня снежками, снег набился за шиворот. Андрей рвался вперед, лихорадочно вспоминая – вроде бы надо лечь на лед и протянуть палку. Где тут палка, веток полно, а палок… Едва не бултыхнувшись в дышащую подо льдом черную воду, он выскочил на берег…
Низко опустив голову и прижимая к груди свой ящик, точно тот был ему родным дитятей, парень в ушанке и ватнике тяжело брел по льду к берегу. С него сплошным потоком текла вода – словно он весь состоял из этой воды.
Андрей схватился за молнию куртки – надо человека переодеть, быстрее… И «Скорую», «Скорую»!
Звучно шлепая ботинками, разбухшими, будто пробыли в воде год, парень полез на берег.
– Провалился, да? Под лед провалился? – задыхаясь, спросил его Андрей.
– Угу, – глухо и невнятно пробубнил в ответ парень. – Провалился.
И поднял голову. В неверном свете луны его раздутое, как футбольный мяч, лицо было абсолютно синим. Вместо носа красовалась дыра, сквозь которую виднелась черепная кость. Щеки были источенными, как проеденное червем яблоко. На Андрея он глядел мутным, как вода в луже, глазом. Вторая глазница была пуста – и в ней судорожно билась, трепеща плавниками, случайно попавшаяся рыбка.
– А-а-а! – дико заорал Андрей, развернулся и помчался вверх по склону, сквозь кусты, прочь, прочь…
Обезумевшие ветки с оттяжкой стегали его по лицу и рукам. Он споткнулся, упал, рванулся, обдирая куртку о колючки, вырвался, побежал дальше, волоча за собой сухие пучки старой травы, кубарем выкатился на поляну. Вскочил… Мост и ведущая к аттракционам асфальтовая аллея, где ждал его конь, остались в другой стороне – Андрей стоял среди деревьев, невдалеке опять мерцала вода…
– Я не понял, ты чего орешь – потопельника никогда не видел? – раздался невнятный голос, одно из деревьев шевельнулось, и от его ствола отделилась источающая воду фигура в ушанке и ватнике. – Ты кто такой, чего тут в Велесову ночь делаешь? – выковыривая из глазницы рыбку, строго спросил утопленник.
– А-а-а… – на этот раз совсем тихо, бессильно простонал Андрей. Ноги ослабели, в голове билось одно: «Я все-таки сошел с ума. Шел, значит, шел, через парк, через мост… и сошел».
– Чуж-ш-шой он! – послышалось от земли, и что-то заворочалось в пещерке между корнями разлапистого дуба. Доносящийся издалека свист стал громче, мелодия его изменилась, теперь в ней слышался отчетливый призыв. Из-под корней высунулась острая голова с желтыми пятнами, и тугим чешуйчатым клубком выкатился здоровенный уж. Сонный настолько, что казалось – в пещерке под камнями осталась развороченная постель и байковая пижама в уютную полосочку. – Мало того, что в самый холод будят – помогай им, видите ли, Велес-с-сова ночь у них… Так еще и чуж-ш-ших полно, пялятся, а потом в газетах пишут: говорящие змеи! Прихватил бы ты его с собой, утопч-ш-шик! – Извиваясь, уж протек между деревьями и скрылся в направлении разноцветных огней.
– А ты б меньше болтал, скользкий, так и в газетах про говорящих змей не писали бы… – пробормотал потопельник, пощелкивая объеденной рыбами челюстью. Поглядел на Андрея единственным глазом, почесал в затылке – мокрые ошметки его ушанки посыпались на землю. И, наконец, развел раздутыми руками. – Прости, парень, ничего личного! Просто ты появился в неудачное время в неудачном месте… Ну совсем как я! – выкрикнул он, распахивая пасть – синий, распухший язык болтался в обрамлении кривых и острых, как рыболовные крючки, зубов. И с ревом кинулся на Андрея.
Раздувшаяся так, что полностью исчезли черты, физиономия потопельника нависла над Андреем, руки, похожие на резиновые перчатки, потянулись к горлу. Мальчишка вдруг отчетливо понял – нет, не то, что вылезшая из воды нежить его сейчас прикончит, а что вот эти распухшие, как переваренные сардельки, осклизлые пальцы до него дотронутся!
В голове словно костер полыхнул… и парень с разворота влепил потопельнику каблуком в челюсть. Раздутая физиономия пошла трещинами, как лопнувшая гипсовая маска, – из них фонтанчиками брызнула черная вода. На обратном развороте Андрей въехал в болтающееся на лоскуте кожи ухо. Потопельника унесло в кусты.
Андрей сорвался с места.
– Убью! Утоплю-ю! – взвыло позади.
Андрей оглянулся… Потопельник ворочался в кустах, с каждым мгновением разбухая, как попавшая в воду губка. Хлюпая и булькая, шар в ушанке с раскисшими ботинками внизу и раздутыми руками-перчатками по бокам выкатился из кустов и, стремительно переваливаясь, заплюхал по следу Андрея. Там, где у потопельника было лицо, теперь скалились зубы-крючья, и мрачным гнилушечным огнем пылали дырки глаз.
– Утоплю! – повторил шар в ушанке и покатил на Андрея.
Парень стремглав кинулся бежать. Он несся вперед, слыша за собой неумолимое бульканье, натыкался на деревья, падал, вскакивал, и, подвывая от ужаса, несся дальше…
Разноцветные огни появились неожиданно, словно не Андрей набежал на них, а сами они выскочили на него из-за угла!
Ритмичный свист стал оглушительным. Проломив очередные кусты, Андрей выскочил на заброшенную поляну рядом с пустым промерзлым пляжем. У него была всего пара секунд, чтоб охватить взглядом всю картину, но она впечаталась ему в мозг во всех подробностях. Выложенные аккуратным кругом, на полянке пылали пять костров – и пламя их менялось, то вспыхивая ярко-изумрудными лепестками среди оранжево-желтого полыхания, то вдруг синея, как прихваченное морозом, то наливаясь малиновым… А внутри кольца костров в хороводе плясали ужи.
Толстые старые ужи и совсем молоденькие, тоненькие ужики подчинялись ритму мелодии.
– Фьюить-фить, фить-фить! – К посвисту примешался дробный стук, будто кастаньет. – Трам-тр-ррам-тр-рам!
Все ужи одновременно завились штопорами. Забились на земле, свиваясь и перетекая, пошли сплошной чешуйчатой волной. Вдруг резко вытянулись, многолучевой звездой застыв в кольце костров – цветное пламя играло на их блестящих телах. И вновь закружились. Андрею показалось, что поляна плывет, земля качается под ногами, а пламя костров вытягивается, образуя трепещущий, сверкающий огненный купол…
На промерзший зимний остров дохнуло удушливой тропической жарой и резко, почти нестерпимо запахло цветами. Цветы и впрямь появились – купол вспыхнул, как жидкокристаллический экран, и точно как на экране проступили громадные, размером с диванную подушку, пестрые венчики. Огненный экран задрожал – и среди небывалых цветов появилась высокая фигура.
Андрей понял, что если еще не рехнулся, то вот сейчас точно рехнется! Из переплетенных языков пламени на него смотрел тот самый наглый чернявый байкер, что клеился к Ирке перед Новым годом! Физиономия с худыми, слегка запавшими щеками, надменная, будто он – властелин мира! Туго стянутые в хвост волосы, кажущиеся по-вороньи черными рядом с нечеловечески бледным лицом. Только теперь на Иркином приятеле красовалась не кожаная куртка, а самые натуральные доспехи – отливающая серебром броня, будто склепанная из бесчисленных крохотных чешуек, тяжелые наплечники топырились, как крылья…
Угольно-черные брови изумленно поползли вверх, словно из своего кипящего пламени он заметил замершего на краю поляны Андрея… Свистящая мелодия взвилась безумным крещендо, ужи заплясали так, будто хотели вывинтиться из собственных шкур… Иркин байкер подался вперед, и Андрею показалось, что сейчас он просто выйдет из огненного экрана…
За спиной взревело. Сминая кусты, булькающий шар потопельника накатывал на Андрея из темноты. Из жуткой, как водоворот, темной пасти скалились клыки-крючья… В лицо парню ударил вихрь, пахнущий стоялой водой, гнильем и тиной…
С хриплым воплем Андрей вылетел на поляну и, перепрыгивая через ужей, ринулся бежать между кострами.
Соткавшийся из пламени экран задрожал, задергался, как в старом деревенском кинотеатре, когда рвется пленка… Иркин байкер стремительно подался вперед – в его руке взметнулась плеть, сверкающая, будто стальная! И… вылетела из экрана навстречу Андрею! С хриплым воплем парень упал на землю. С тугим шелестом разрезающей воздух стали плеть прошла над ним – и кончиком полоснула потопельника.