Школа выживания

— А я думала, Надж была почти уверена, что нашла родителей в Аризоне.
Он снова пожимает плечами:
— Не знаю. Женщина, которую мы там видели, была негритянкой. Но чтобы Надж была ее полная копия, я не поручусь. Думаешь, все это стоит проверить?
— Еще бы! — я уже вскочила с кровати. — Ты не заметил, уже все спят?
— Все. Как мертвые. Включая Анну-майстер.
— Ништяк. Подожди, я только джинсы натяну.
26
— Так-так, — мурлычу я себе под нос.
Клык пристроил книгу с картами на свернутом улиткой пожарном шланге и подпер ее коленом. Достал страницу шифровки. Я свечу ему маленьким карманным фонариком. Сверяем координаты, и я на каждом углу внимательно вглядываюсь в названия улиц. [3]
— Ты прав, это здесь. Если цифры — это запись координат, наш пункт назначения именно здесь.
Увы, дом напротив нас отнюдь не похож на хорошенькое уютное семейное гнездо с палисадником и аккуратненьким заборчиком, куда добропорядочные папочка и мамочка принесут из роддома ребеночка, которого потом психованные генетики превратят в птичьего мутанта. Нет, напротив нас забегаловка, где продают дешевую пиццу на вынос. По соседству — машинная мойка и химчистка. Через дорогу парк — никаких жилых домов и ничего похожего на мало-мальски пригодное место для жилья.
— Вот блин, — цедит сквозь зубы Клык.
— Не могу не согласиться с твоей оценкой ситуации. А вдруг на этом месте стоял какой-нибудь жилой дом, и его потом снесли?
Перейдя улицу, оказываемся перед темной витриной пиццерии. Если, прилипнув к стеклу, приглядеться, можно рассмотреть на стене внутри большую черно-белую фотографию: кучка народа перед только что отремонтированным входом вот в эту самую лавку. А под фоткой надпись: «Мы открылись здесь в 1954 году».
— Твоя теория явно потерпела крах.
— Кто из нас по этому поводу выругается? Ты или теперь моя очередь?
— Давай-давай, не стесняйся, облегчи душу, сестричка.
— Ладно, давай попробуем следующее место. Может, там повезет?
По следующему адресу нам и вправду повезло. Но только в том смысле, что там, действительно, был жилой дом.
Дом этот — полузаколоченная трущоба посреди квартала, куда и при дневном свете ходить не стоит, — квартала, населенного самым что ни на есть последним человеческим отребьем. Два часа ночи — самое горячее время в этой клоаке. Торговля наркотиками, главный здешний бизнес, в самом разгаре. Здесь же население, не таясь, справляет свои нехитрые нужды.
— Все равно, давай проверим, — говорю я и отодвигаюсь поглубже в тень.
Приземляемся на соседнюю крытую рубероидом крышу. Полчаса ожидания и зоркого наблюдения — и мы уже знаем, что в этой заброшенной развалюхе нелегально живут по крайней мере двое чуваков.
Через двадцать минут после того, как второй мужик ушел, решаю, что у нас есть время до их возвращения. Поднимаюсь на ноги:
— Готов?
— Готов.
И мы перепрыгиваем на соседнюю крышу.
27
— Ты что выберешь, нью-йоркскую канализацию или трущобу вашингтонских наркоманов?
Клык бесшумно скользит вдоль стены, стараясь не попадать в квадраты лунного света против пустых оконных проемов. Почесав в затылке, он выбирает нью-йоркскую канализацию.
Мы начали сверху, со второго этажа. Открываем двери, заглядываем в камины, проверяем дымоходы, в поисках тайника простукиваем стены.
Спустя два часа разгибаюсь и грязной рукой стираю со лба пот:
— Здесь ничего нет, но зато страшно воняет.
Клык в принципе согласен, но его дотошная пунктуальность берет свое:
— Ладно, сматываемся, только давай еще вон ту последнюю кладовку проверим.
Я киваю и открываю дверь, ведущую из прихожей в стенной шкаф. Пустота. Штукатурка на стене обвалилась, и в прорехи просвечивает дощатая перегородка.
Я уже собралась было закрыть дверь, но тут в глаза мне бросается тонкая белая полоска. Посветив фонариком, наклоняюсь посмотреть получше. Что-то застряло в щели между досками задней стенки.
— Что там? — шепотом спрашивает Клык.
— Да ничего, ерунда какая-нибудь. Подожди, вытащу посмотреть, на всякий случай.
Ногтями расколупываю щель пошире и извлекаю оттуда бумажку — квадрат, четыре на четыре. Фотография женщины. У нее на руках младенец, беленький, голубоглазый, пухленький, хохолок на макушке, на щечках ямочки.
Один в один маленький Газман!
28
— Мама дорогая! — выдохнула я.
И тут за входной дверью затопали тяжелые шаги.
Клык толкает меня к лестнице:
— Они вернулись! Давай наверх!
Одним духом взлетаем вверх, но лунный свет льется в пустые окна, и наши тела отбрасывают длинные тени.
Слышу, как внизу хлопает входная дверь.
— Эй, вы, какого хрена! — угрожающе кричит низкий хриплый голос.
Позади нас лестницу сотрясает гулкий топот, какой-то тяжелый предмет со свистом разрезает воздух — похоже, мужик метнул в стенку бейсбольную биту. Подтверждая мою догадку, тут же раздается глухой удар «бах» и слышится шелест осыпающейся штукатурки.
— Ща я те голову оторву! — орет мужик. — Ща ты у меня маму вспоминать будешь!
На верхней площадке ныряю направо. Хорошо помню — там окно, ведущее на спасительную крышу. Но, проскочив несколько комнат, понимаю, что Клыка рядом нет. Торможу с разбегу и замечаю его в другом конце коридора. Махнула ему, но чуть только он бросился ко мне, между нами вырастают два амбала, и оба явно под наркотой.
Один постукивает по ладони бейсбольной битой, а у другого в руке блестит отбитое горлышко бутылки.
— Значит, халявщики, думаете, хазу нашу себе оттяпать.
Они секунду помедлили, и рожи их расползлись омерзительными сальными улыбочками:
— Э, да тут к нам пташка-букашка в гости залетела.
Тот, который держал осколок бутылки, вытаскивает из-за ремня нож. Лезвие сверкает под лучом лунного света.
Клык, куда же ты подевался? Поддай им сейчас, а то поздно будет! Клык, где ты! Но он куда-то запропастился, и я совсем разнервничалась.
— Нам плевать, чья ты девчонка. На ближайшую пару часов ты — наша. — В предвкушении легкой добычи эти мордовороты уже распустили слюни и лыбятся, обнажив черные гнилые зубы.
— Мальчики, что ж вы так Бога гневите — совсем он вас не любит. — Клык вырастает у них за спиной.
Я в полном недоумении. Что? Что он еще такое придумал?
— Че, че ты вякаешь, — поворачиваются к нему эти уроды.
В этот момент Клык расправляет свои огромные крылья. Зажатый под подбородком фонарик отбрасывает резкие тени на его скулы, а в глазах зажигаются отсветы красной лампочки.
Ну и ну! Это не Клык, а прямо настоящий ангел смерти. Вот так придумал!
Его крылья заполнили чуть не всю комнату, до самого потолка. Клык ими слегка дрогнул, и их шорох прозвучал зловещим посвистом.
— Бог не любит плохих людей, — завывает он на низах.
— Что за чертовщина, — огорошенно бормочет один из недоносков. — Глаза выпучены, рот не закрывается — это глюк.
— Не глюк. Я его тоже вижу. У нас обоих глюк.
Тут и я разворачиваю свои крылья. Шутить так шутить.
— Мы к вам с проверочкой наведались. Выходит, вы, братцы, проверочки-то нашей и не выдержали..
— Гр-р-р! — рычит Клык и хлопает крыльями — истинный ангел мщения.
Я чуть не складываюсь пополам от хохота, но, сдержавшись, вторю Клыку:
— Гр-р-р!
— А-А-А! — в один голос вопят парни и быстро-быстро пятятся назад.
К несчастью, они стоят на верхней ступеньке, и отступать им некуда. Шаг назад — и они катятся вниз, цепляясь друг за друга и отчаянно воя.
Победа! Мы с Клыком подпрыгиваем от радости и выскакиваем в окно.
И тут дает о себе знать мой Голос: Рад, очень рад, Максимум, что ты наконец развеселилась. Мир в огне, а ты веселишься!
29
Обеими руками голосую за цивилизацию. Горячий душ творит со мной чудеса. Неохотно выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце. Мое личное. Персональное. Свежее и благоухающее. Но, с другой стороны, эта же самая цивилизация накладывает на человека — то есть на меня — всякие дурацкие обязательства. Причесываться по нескольку раз в день. Носки и рубашки каждый день менять. Это безусловный минус — к таким глупостям я не привыкла.