Клык

Ангел понуро молчит. Вот и наша потрепанная палатка. Перед ней стоит Газзи и машет нам рукой. Я припустила вперед и знаками показываю, чтобы все собирались внутри. На жаре в нейлоновой духоте долго не высидишь, но я постараюсь высказаться побыстрее.
— Итак, начнем с самого главного. — Я вываливаю из карманов смятые листики бекона, сплющенные булочки, маффины, раздавленные фрукты, короче, все, что я затолкала в свои бездонные карманы. Задним числом понимаю, что с яичницей я погорячилась, но ребята набросились на еду, как шакалы. Моей изголодавшейся стае не до гигиенических изысков. Газзи, набив рот беконом, постанывает от наслаждения.
— Теперь послушайте. Пора сматывать удочки. Быстро собирайтесь, а я пойду договорюсь с Патриком. Скажу ему, что мы отчаливаем. Берем отсюда на север и северо-восток. Окажемся в Италии. Из Италии — в Ирландию, а оттуда в Нью-Йорк. С маршрутом согласны?
Они недоуменно на меня смотрят.
— Я все объясню по дороге. Но нам надо отсюда сматываться. И поскорее. — Я резко оглядываюсь через плечо. Как будто доктор Г-Х вот-вот просунет голову в нашу палатку.
— Но мы же должны здесь беженцам помогать, — пытается возразить мне Надж, с сожалением облизывая пальцы.
— Мы помогли. Нас сфотографировали для прессы. — Я уже засовываю свои шмотки в рюкзак. — От того, что мы останемся, большого проку не будет.
— А мы опять летим на КППБешное задание? — продолжает допытываться Надж.
— Нет. Пора отдохнуть. Мы направляемся… направляемся… в новое незнакомое место.
Клык смотрит на меня и широко улыбается. Время открыть наш секрет.
— Пора возвращаться домой.
  
Книга вторая
 
Дом. Место, где разбиваются сердца
   
18
 
Прошло меньше недели. Жизнь переменилась. Игги хлопочет на кухне, стряпает нам обед из настоящих продуктов, которые мы притащили из настоящего магазина. Он вырастает в дверях в высоченном поварском колпаке и громадных рукавицах для духовки:
— Эй, стая! Обед готов.
Газзи первым рванул к столу:
— Ура! Лазанья!
Я стою у открытого окна и смотрю, как потрясающий закат заливает каньон кроваво-красным светом. Мы дома в Колорадо. Здесь мы жили в послеконурный период нашей жизни, но до наступления эры спасения человечества. Она началась с того, что наш старый дом взорвали ирейзеры и мы пустились в бега. Но все это случилось уже давным-давно, чуть ли не год назад. Этот дом новый. Его, совсем близко от старого, в благодарность за нашу помощь в Антарктике и на Гавайях, отстроила нам КППБ. Как же, оказывается, я скучала по здешним горным вершинам и ущельям. Примерно пять лет назад Джеб украл нас из Школы и привел сюда, чтоб спасти от психованных генетиков. Надеюсь, новый полотняный знакомый, профессор Гюнтер-Хаген, нас здесь не достанет. Нечего сюжет по кругу гонять: таких, как он, мы уже проходили.
В ноги мне тычется маленькая черная голова. Смотрю вниз и вижу, как радостно улыбается мне Тотал. Опускаюсь на колени и крепко обнимаю лохматого скотти:
— Что, хорошо вам с мамой жилось?
— Классно, — говорит Тотал. — Я помогал ей в клинике. Акела очень мои занятия одобряла.
Короткое объяснение для тех, кто пока не в курсе.
Во-первых, моя мама ветеринар. Это ее работа. А кроме того, она решает глобальные мировые проблемы. Для чего она создала партию КППБ — Коалицию по Прекращению Безумия. Про Тотала вы тоже не ослышались. Он действительно говорит. Генетически усовершенствованным собакам, случается, выпадает «говорящий» ген. И, наконец, Акела — подружка Тотала. Точнее, его горячо любимая лайка-маламутка. Не говорящая, а вполне нормальная. Мы встретили ее в Антарктике на нашем первом полученном от КППБ задании. Они с Тоталом парочка — нарочно не придумаешь. Но главное, они счастливы.
— Маме помогал? Не может быть! А что делал?
Тотал выпятил колесом грудь:
— Консультировал пациентов. Мой дар говорить с ними на одном языке оказался просто незаменим.
— Еще бы. Пошли, пока Газзи не съел всю лазанью.
— Пошли, я страшно голоден. Слышишь, как в животе урчит? — Тотал повел черным блестящим носом, и мы оба затрусили к кухне, откуда вырываются и щекочут наши носы умопомрачительные ароматы.
Клык садится рядом со мной, и мы незаметно под столом переплетаем ноги. А Тотал прыгает на стул между Клыком и Надж.
От первого же куска лазаньи я забываю обо всем на свете. Это не лазанья, а настоящая амброзия. Если, конечно, бывает амброзия с перцем, сыром и остреньким соусом. По Иггиному рецепту.
Счастливыми глазами смотрю на мою семью. Все мы шестеро дома. Все вместе. А теперь еще с нами Тотал с Акелой. Никаких тебе тут врагов. Никаких полотняных профессоров. И Клык здесь в безопасности. И никаких Диланов. Благодать — да и только.
Долго такое продлиться не может. Это я по опыту знаю.
  
19
 
Ночной ветер шелестит занавеской на окне. Лежу и смотрю в потолок. Меня мучают тяжелые воспоминания.
О том, как мы жили здесь раньше, о том, как Джеб научил нас всему, что мы только ни умеем, а затем внезапно исчез, и мы думали, он умер. Как потом мы два года жили сами по себе, пока не появились ирейзеры, помесь человека и волка. Они напали на нас, разорили наш дом и похитили Ангела. Теперь мы вернулись в Колорадо. Но мне беспокойно. У меня все время такое чувство, что за мной днем и ночью кто-то следит. Этот кто-то и сейчас наблюдает за мной в ночной телескоп.
Я потрясла головой. Нет. Это просто моя паранойя. Надо ее стряхнуть. Необходимо любой ценой от нее избавиться. Иначе и с ума сойти недолго.
Будто нарочно, ровно в этот момент раздался какой-то шорох. Кто-то царапается снаружи. Выскочив из-под одеяла, подползаю к окну и осторожно высовываю нос из-под подоконника.
Никого. Небо чистое. Никто не карабкается по стене вверх, никто не спускается с крыши.
Но звук повторяется. Где-то совсем близко. Дыхание у меня учащается, и руки сами собой сжимаются в кулаки. И тут я вижу, что ручка двери начинает поворачиваться. Медленно-медленно. Вот черт!
Все тело напряглось — я готова к прыжку. В щель двери просовывается рука и осторожно открывает ее все шире и шире. Крик застывает у меня в горле. Это не рука. Это лапа ирейзера. Громадная, волосатая, с острыми длинными когтями. Вот такие же когти оставили у меня на ноге глубокие шрамы. Их до сих пор хорошо видно. Передвинувшись поближе к двери, я притаилась за письменным столом.
Темная лохматая голова просовывается в дверь. Я бросаюсь вперед и… замираю.
— Клык, — шепчу я. — Ты?
Мои глаза скользят вниз к его руке. Рука как рука. Никаких когтей.
— Прости. Я хотел осторожно. Чтобы тебя не напугать.
Я плюхнулась на кровать. Сердце колотится как сумасшедшее.
— Ты что? — Клык бесшумно закрывает дверь и садится рядом со мной. — Что ты такая бледная? Как будто привидение увидела.
Лишившись дара речи, я только трясу головой.
— Ты почему не спишь? — шепчет Клык и берет мою руку своей не-лапой.
Я пожала плечами:
— Бессонница. Мне все кажется, что за нами следят. Постоянно.
— Думаешь, Г-Х пронюхал, где мы?
— Не знаю. Он меня предупреждал. Сказал, что еще добьется от меня окончательного ответа. У меня такое чувство, что он вот-вот снова объявится и начнет выколачивать из меня согласие с ним работать.
— Через мой труп, — говорит Клык, и я дергаюсь, как под током.
Мне хочется сказать ему, чтобы он лучше меня поберег. Что не стоит больше про «его труп» всуе упоминать. Но я смолчала и вместо этого продолжаю:
— И еще я все время думаю про Жанет. Он ведь над ней экспериментировал. Это точно. А значит, он над любым беженцем в том лагере может эксперименты ставить. И Чу тоже как-то в этом во всем завязан. Я видела, как он, по его выражению, «образцы собирал». Ночью. В палатке первой помощи. Это просто нацизм какой-то. Подумай, что если в лагере начнется эпидемия какого-нибудь из вирусов Полотняного?