Кольцо Соломона

Но тут Соломон вяло приподнял руку. Рука была левая, и потому визирь осекся на полуслове и побледнел.
— Прошу прощения, Хирам, — вкрадчиво сказал государь, — но первое из дел нам уже известно. Сегодня утром был убит мой волшебник Иезекииль. Дух, который его убил, — известно ли, кто это?
Визирь прочистил горло.
— Да, повелитель, известно. Имя преступника удалось узнать благодаря пометкам на цилиндре Иезекииля. Он предпочитает именовать себя Бартимеусом из Урука.
Соломон нахмурился:
— Мне кажется, я уже слышал это имя.
— Да, повелитель, и не далее, как вчера. Этого духа видели распевавшим предерзостную песенку, в которой говорилось о том, что…
— Благодарю. Да, припоминаю. — Царь погладил свой точеный подбородок. — Бартимеус… из Урука. Города, которого не существует уже две тысячи лет. Стало быть, демон этот весьма древний. Марид, полагаю?
Визирь отвесил низкий поклон.
— Нет, повелитель. Отнюдь.
— Так стало быть, ифрит.
Визирь поклонился еще ниже, чуть-чуть не дотянувшись подбородком до мраморного пола.
— Повелитель, на самом деле это не более чем джинн, весьма умеренной силы и могущества. Четвертого уровня, если верить некоторым шумерским табличкам.
— Четвертого уровня?!
Тонкие пальцы забарабанили по подлокотнику трона, на мизинце сверкнуло золото.
— Джинн четвертого уровня убил одного из моих волшебников?! При всем уважении к стенающей тени Иезекииля, это позорит весь Иерусалим — а хуже того, это позорит меня! Подобную дерзость с рук спускать нельзя. Участь преступника должна стать примером для всех. Хирам, пусть подойдут оставшиеся из семнадцати.
Главные волшебники царя Соломона прибыли к нему из земель, далеких от пределов Израиля, привлеченные блеском его величия. Из дальней Нубии, из Пунта, из Ассирии и Вавилона съехались эти могущественные люди. Любой из них всего лишь кратким приказом мог вызывать из небытия демонов, поднимать ураганы, сеять смерть среди бегущих в панике врагов. Они владели древними тайнами и считались могучими у себя на родине. Однако все они предпочли прибыть в Иерусалим, дабы служить тому, кто носил Кольцо.
Визирь взмахом жезла призвал их выйти вперед. Каждый волшебник или волшебница, подступая к трону, низко склонялись перед Соломоном.
Соломон пристально взглянул на них, затем промолвил:
— Хаба!
Волшебник выступил из круга, неспешно, величественно и бесшумно, точно кошка.
— Да, повелитель?
— У тебя зловещая репутация.
— Воистину так, повелитель.
— Ты обращаешься со своими рабами с подобающей суровостью.
— Повелитель, я горжусь своей жестокостью и недаром, ибо демоны злобны и бесконечно коварны, и лукавы и мстительны от природы.
Соломон погладил свой подбородок.
— Да, это правда… Хаба, насколько мне известно, у тебя в подчинении уже состоит несколько непокорных духов, причинивших немало хлопот.
— Это так, повелитель. И каждый из них горько сожалеет о своей былой дерзости.
— Не согласишься ли ты добавить к их числу этого зловредного Бартимеуса?
Хаба был египтянин. Человек впечатляющей внешности, высокий, широкоплечий, крепкий членами. Череп его, как и у всех фиванских жрецов-магов, был чисто выбрит и до блеска налощен воском. Орлиный нос, массивные брови, губы тонкие, бескровные, натянутые, точно тетива лука. На пустынном лице, точно бархатно-черные луны, темнели глаза, вечно увлажненные, как будто он постоянно готов был расплакаться. Хаба кивнул.
— Повелитель, я во всем следую твоим повелениям и твоей воле.
— Воистину так. — Соломон пригубил вина. — Пусть этот Бартимеус смирится и научится повиновению. Когда башня Иезекииля будет расчищена, Хирам доставит тебе нужные цилиндры и таблички. Это все.
Хаба поклонился и вернулся на свое место в кругу волшебников. Его тень волочилась за ним, точно плащ.
— Ну а теперь, когда с этим покончено, мы можем вернуться к другим вопросам, — сказал Соломон. — Хирам!
Визирь щелкнул пальцами. В воздухе материализовалась белая мышка и, кувырнувшись, приземлилась к нему на руку. В лапках мышка держала папирусный свиток. Она развернула его и показала визирю. Хирам быстро проглядел список.
— Повелитель, — сказал он, — нам предстоит рассмотреть тридцать два судебных дела, переданных тебе твоими волшебниками. Истцы ждут твоего суда. Среди дел, которые следует разобрать, — убийство, три случая насилия, семейная ссора и спор двух соседей из-за пропавшей козы.
Лицо царя осталось бесстрастным.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Как всегда, множество просителей явилось к тебе издалека, моля о помощи. Я избрал двадцать из них, чтобы они обратились к тебе с официальным прошением.
— Я выслушаю их. Это все?
— Нет, повелитель. Патрули джиннов, что стерегут южные пустыни, сообщают о новых нападениях разбойников. Несколько отдаленных усадеб сожжено, обитателей вырезали, и на торговых путях также творятся бесчинства — нападения на караваны, ограбления торговцев.
Соломон пошевелился на троне.
— Кто отвечает за южные патрули?
— Я, повелитель! — отозвалась волшебница из Нубии, облаченная в одеяние из плотной желтой ткани.
— Призови побольше демонов, Эльбеш! Выследи этих «разбойников»! Выясни, кто они такие на самом деле: обычные изгои или же наемники, состоящие на службе у чужеземных царей? Завтра доложишь мне.
Волшебница поморщилась.
— Хорошо, повелитель… но…
Царь нахмурился.
— Что — «но»?
— Прошу прощения, повелитель, но я управляю девятью могучими и своевольными джиннами. Я и так устала. Мне трудно будет призвать новых рабов.
— Понятно… — Царь нетерпеливо окинул взглядом круг. — Что ж, тогда тебе в этом небольшом дельце помогут Рувим и Нисрох. А теперь…
Волшебник со всклокоченной бородой вскинул руку.
— Великий царь, прости меня! Но я тоже несколько перегружен…
— И я! — кивнул человек, стоящий рядом.
Тут осмелился подать голос визирь Хирам:
— Повелитель, пустыни весьма обширны, а возможности твоих покорных слуг ограниченны. Быть может, тебе пора подумать о том, чтобы помочь нам? Быть может, ты соизволишь… — Он осекся.
Соломон медленно, как кошка, мигнул подведенными сурьмой глазами:
— Продолжай.
Хирам сглотнул. Он и так уже сказал больше, чем следовало.
— Ну… быть может, ты соизволишь применить… — его голос был еле слышен, — применить Кольцо?
Царь помрачнел. Левая рука, лежащая на подлокотнике трона, побелела.
— Хирам, ты подвергаешь сомнению мои приказы, — негромко сказал Соломон.
— Великий государь, помилуй! Я не думал тебя оскорбить!
— Ты смеешь указывать мне, как и когда использовать мою власть.
— Нет-нет! Я говорил, не подумав!
— Действительно ли ты этого хочешь?
Левая рука шевельнулась. Кольцо на мизинце сверкнуло золотом и черным обсидианом. Лежащие у трона львы-ифриты осклабились и тихо зарычали.
— Нет, повелитель! Молю тебя!
Визирь рухнул на пол. Мышь юркнула в его одеяния. Собравшиеся в зале придворные с ропотом подались назад.
Царь вытянул руку, повернул Кольцо на пальце. Раздался грохот, налетел порыв ветра. Чертог окутало тьмой, и в сердце этой тьмы, подле трона, безмолвно воздвиглось Существо. Четыреста тридцать семь человек рухнули ниц точно громом пораженные.
Ужасен был искаженный лик Соломона, объятый мраком. Голос его был гулок, точно доносился из глубин пещеры:
— Всем вам говорю: будьте осторожны в своих желаниях!
Он снова повернул Кольцо. Существо мгновенно исчезло; чертог внезапно залило светом, в садах защебетали птицы.
Медленно, с опаской поднимались на ноги волшебники, придворные, жены и просители.
Лицо Соломона вновь сделалось спокойным.
— Отправьте своих демонов в пустыню, — сказал он. — Поймайте разбойников, как я говорил.
Он отхлебнул вина и взглянул в сторону садов, откуда, как часто бывало, доносилась чуть слышная музыка, хотя музыкантов никто никогда не видел.