Портрет синей бабочки

Сперва я, конечно, попыталась сделать по-своему. Ну вот, к примеру, Вита кинула в чулок горсть семян и затем уже начала накладывать сперва ватные шарики, потом, в центр куклы, землю, но сам-то чулок при этом предварительно натянула на горшочек! Ну то есть Вита делала куклу уже в горшке. Я же сыпанула семян в чулок и принялась запихивать в него вату и землю, и все это на весу… Так что в итоге и вата и земля у меня перемешались, оттого ты и вышла в таких черных пятнах, Грязнуля, словно далматинец.
Кое-как запихнув чулок с содержимым в горшочек, я завязала конец чулка в узел и с помощью резиночек для волос выделила у чулка нос и уши. Это уже потом, на других куклах, я поняла, что уши и нос можно формировать с помощью любых вещей – огрызков карандашей, конфет, крышечек от бутылок, пропихивая их в набитый чулок.
Приладить к почти готовой кукле с помощью клея глаза-пуговицы и рот – вырезанную из материи улыбку оказалось проще простого. Мастеря других кукол, я экспериментальным путем сообразила, что глаза можно вырезать и из ткани, и из картона, что рот можно делать из коктейльной трубочки, а к ушам привешивать самодельные проволочные сережки.
Как мне неоднократно повторила перед уходом Вита, нужно не забывать каждый день поливать голову куклы водой, ну и перед «посадкой» в горшочек смочить низ куклы – там, где семена, чтобы они проросли. И, к моему величайшему восторгу, через неделю на голове Грязнули появились первые ростки! Наверное, так же матери радуются первым волосикам на голове своего крохи. Я была так благодарна своей новой подруге, словно она не кукол меня делать научила, а от верной смерти спасла. В общем-то, она и спасла – от верной тоски, стереотипов, обыденности.
Но о нашей с Витой дружбе я и так вам все уши прожужжала, особенно тебе, Ковбой, когда тебя мастерила, и тебе, Слоник, потому что самые большие уши и слышат больше, чем другие. Расскажу-ка я вам лучше, как прошел Весенний бал. Вам ведь никогда не доведется побывать на балу… Может, оно и к лучшему. Уж поверьте мне на слово: ничего волшебного и романтичного не случается. Это вам не сказочный бал, о которых таким, как я, девочкам мамы читают в детстве сказки и таким образом искажают представление о действитель-ности.
Как я уже говорила, мои планы частично рухнули. А частично я решительно прогнала их прочь из своей головы благодаря зародившейся и постепенно укрепляющейся дружбе с Витой. Так, я не стала звонить Никите и признаваться ему в любви, словно была прекрасной незнакомкой. Могла бы, но не стала, да. Потому что если уж Дине с Никитой предназначено было оставаться вместе – ну, значит, так тому и быть. В конце концов, они друг друга стоили.
А еще я решила закончить учебный год тихо, мирно, без эксцессов и посягательств на звание оригинала. Ну сами подумайте: какой из меня оригинал? Настоящий оригинал никогда не будет выскочкой, потому что будет отличаться от толпы не ради того, чтобы отличиться, а просто потому, что отличается. Звучит как масло масляное, да? Попробую расшифровать. Вот посмотрите на себя, а теперь друг на друга. Кто у нас больше всех отличается от других? Правильно, Эльф. А все потому, что я специально сшила для него яркую зеленую шапочку, прилепила клеем две огромные зеленые пуговицы вместо глаз, нарисовала заостренные ушки. Эльф стоит в уголке, но бросается в глаза не меньше остальных. Ну, теперь поняли? Скромность украшает человека, это вам любая мама скажет.
Словом, я решила купить бальное платье и появиться на Весеннем балу ничем не отличающейся от других. У меня не было желания кружиться в танцах или участвовать в конкурсах, нет… Я хотела лишь появиться, почувствовать себя как рыба в воде и уйти домой. Вы, конечно, сейчас головы ломаете, удалось ли мне это. Оставьте свои головы в покое, я и так признаюсь: не удалось. Кое-кто легко разрушил и эти мои планы. Но – обо всем по порядку!
Платье мы с мамой выбирали вместе. Потому что одна я трусила, а подсказать больше, кроме мамы, мне было некому. С Диной мое общение абсолютно сошло на нет. Но теперь, в отличие от первой нашей ссоры, я уже не обращала на нее ни малейшего внимания: не искала ее глазами среди класса, не ревновала к одноклассницам, не поддавалась на провокации. А провокации были! То она названивала мне домой, то терпеливо поджидала у двери, то пыталась выспросить про меня у Виты. Но, видите ли, и мама, и Вита приняли мою сторону и всякий раз давали Дине от ворот поворот. Вита – потому что была умной девочкой, а мама – потому что я ей все-все рассказала.
Вы, конечно, сейчас хмыкнете и заявите, что вы бы на месте Дины попытались помириться со мной после школы или даже на перемене. Но вы забываете, какой была Дина. Гордый и неприступный человек не станет проявлять свои истинные чувства на глазах у всех. Хотя есть ли у таких людей истинные чувства, кроме эгоизма?.. Сомневаюсь.
Платье мы с мамой выбрали синего цвета, безо всяких украшений, с завышенной талией, из плотной ткани. Застежка-молния была на спине, само платье было без бретелек, с короткой накидкой. Я, конечно, снимала ее перед зеркалом и красовалась, представляя, как произведу фурор оголенными плечами в полном зале… Но все это были мечты, я осознавала, что на такой смелый шаг не способна.
Да и бог с ним, с этим платьем. Если я когда-то и решусь надеть его без накидки – так это, может быть, на выпускной, когда буду достаточно уверена в себе и не зависима от чужого мнения. Пока же оно было куплено и убрано в шкаф, где одиноко висело в ожидании своего звездного получаса.
Прежде чем рассказать вам заключительную часть истории, я добавлю, что безумно скучала по Дрозду. В гости к нему я больше не ходила. Я ведь понимала, что он может задать вопрос, не я ли подкинула ему ту Динину фотографию, а я на такой вопрос не готова была ответить. Вот так, экспериментальным путем, я выяснила, что я еще и трусиха.
Время от времени я спрашивала Виту о Дрозде. Не в лоб, конечно, а так, осторожненько, чтобы она не догадалась, что я изнываю от желания увидеть ее братца, как Вита неизменно называла Дрозда. Но Вита либо ни о чем не догадывалась, либо была настолько тактична, что не задавала встречных вопросов, а лишь отвечала на мои.
Так я узнала, что злополучная фотография какое-то время висела у Дрозда на стене на самом видном месте. Зачем он ее туда поместил – бог знает. Фотография бесследно исчезла после последнего прихода к ним Дины. Нет, Дина не ругалась с Дроздом. Просто перестала ходить к нему в гости, как и я.
Еще я узнала, что Дрозд стал каким-то скрытным. Стал реже гулять, чаще запираться в одиночестве в своей комнате, мало общаться с сестрой. Мне грустно было все это слышать. Я не знала, что является причиной его затворничества, и выдумывала себе бог весть что. То мне казалось, что он страдает от любви по предавшей его Дине, то предполагала, что он уже увлечен новой девушкой, причем безответно.
Вот так, в сомнениях и тоске пробежали дни до Весеннего бала. В тот день были занятия – ну как же без них! – но с самого утра я проснулась безо всякого настроения, да так и пошла на уроки. Пока бальное платье висело в шкафу, факт того, что мне придется его надеть, меня не пугал. Но в тот день, едва проснувшись, я осознала это с предельной ясностью.
Скажу честно – уж перед вами-то я могу быть честна, то есть могу не бояться быть честной, – мне стало дурно от страха. Меня подташнивало, я чувствовала сильное головокружение, как только мой взгляд останавливался на дверцах шкафа. Будто в шкафу не платье висело на плечиках, а чудовище из детских кошмаров.
Мама на кухне вовсю готовила завтрак. Я поковыряла вилкой в яичнице, причем перед глазами у меня были не жареные белки с целыми, не растекшимися желтками, а цветки мать-и-мачехи, мимо которых мне предстояло пройти в своем платье. У меня во рту пересохло при мысли, что я сейчас запихну в него один из цветков. Брр, какой цветок?! Желток!
– Ты что такая бледная? – озабоченно спросила мама, замерев у плиты с лопаточкой в руке. – Ты случайно не заболела?