Возрождение

Он, как впервые, исследует ее спящее лицо: знакомые скулы, крутые дуги бровей. От них она во сне кажется удивленной. Такого удивления он за ней, бодрствующей, никогда не замечал. Пухлые губы, которые он так хорошо знал, которые ему так хочется теперь поцеловать, но он не будет… По крайней мере, не теперь. Она все-таки ужасно похожа на Макс. Клык слегка поморщился.
Он высвободился из кокона своего спальника и наклонился над ней. Осторожно дотронулся до ее коротко стриженного ежика. Она вздохнула.
— Пора вставать, — ласково шепнул он ей на ухо. — Нам надо лететь.
— Подожди, — замурлыкала она спросонок и, выпростав руку, обхватила его за шею.
Клык проглотил застрявший в горле ком. Даже сквозь спальник он чувствует тепло ее тела, улавливает его очертания.
И ему становится совестно.
Клык никогда и представить себе не мог, что когда-нибудь будет спать рядом с какой-то другой девчонкой. И вот, пожалуйста, лежит рядом с Майей, клоном Макс. Правда, короткая залихватская стрижка — два дня назад Майя подстриглась — здорово ее изменила. «Чтоб на лету не путались — расчесать невозможно». Но Клык-то знает истинную причину, зачем ей эта стрижка понадобилась. Она на что угодно пойдет, лишь бы на Макс быть меньше похожей.
Но она и так не похожа. Она другая. Выносливая, но не такая на все обозленная. Ей плевать, Ген54 она или нет. Ей, в отличие от Макс, это по фигу. И улыбается она чаще. И рядом с ней ему проще, легче, чем с Макс. Только от этого он чувствует, что он Макс предал.
Осторожно, едва заметным движением он выбрался из-под руки Майи. Ему необходимо было… больше не лежать здесь, с ней рядом. А то не дай бог разыграется воображение, совсем неловко станет.
Одного беглого взгляда Клыку хватило, чтобы увидеть, что вся его маленькая команда — Майя, Рэчет, Звезда и Кейт — все еще крепко спит. Он кого похлопал по спальникам, кого потряс за плечи — реакции никакой, только раздраженные стоны и громкий храп. Его новеньких не добудишься, не то что стая, чуть что — и сразу вскочат. Клык вздохнул. Первое дело — топливо.
Разведенный прошлой ночью костер они предусмотрительно притушили. Теперь Клык разворошил уголья и добавил хвороста. Через пять минут он уже раскрыл крылья, грея их в тепле снова разгоревшегося огня. На горизонте солнце только-только облило верхушки гор розовой глазурью. Он попробовал подавить нарастающее внутри чувство срочности безотлагательных действий. С чего бы им вдруг суетиться, ведь за ними никто не гонится и он вроде бы все под контролем держит.
За годы скитаний Клык научился что угодно превращать в съестное: пустынных крыс, голубей, кактусы, одуванчики, равно как и все, что можно извлечь из ресторанных помоек. Но сегодня в его распоряжении кое-что получше. Он водрузил над костром складной гриль и достал из рюкзака легкую металлическую миску и небольшую сковородку.
Макс была… Макс. С ней было непросто. С ней было беспокойно. Но с каких это пор он гоняется за простотой? С каких пор ищет покоя? Тем более что ни покой, ни простота в их жизнь не больно-то вписываются. Они с Макс были одной крови. Между ними существовало родство душ. Родство ли? Она его как никто другой знала.
Он разбил яйца в миску, стукнув их сильнее, чем нужно, и принялся взбивать складной вилкой. Они с Макс через столько всего прошли вместе: через потери, через предательства, через счастливые воссоединения. Через смертельные раны, пулевые ранения и переломанные кости. Через новогодние праздники и дни рождения, через Ангеловы выкрутасы…
Он замер от острой, почти физически ощутимой боли. Нож, которым он крошил ветчину для яичницы, выпал у него из рук. «Не надо, только не думай об этом», — приказал он себе.
Макс. Макс ему так знакома. Он знает каждое ее движение, каждую мысль. Может быть, даже слишком хорошо знает.
Откуда только это пришло ему в голову? Ведь, в конце концов, она все равно не перестает его удивлять. Просто Майю он совсем не знает. Что, как и когда она скажет, совершенно непредсказуемо. Все в ней… ново и непривычно.
Он думал: уйдет из стаи — и все проблемы сами собой разрешатся. Думал, все сразу станет проще. А что оказалось? Все только еще больше запуталось. И проблем прибавилось.
Он вздрогнул, когда Майя обхватила его сзади за пояс. Если бы не годы почитай что военной тренировки, он бы до небес подпрыгнул. Как она ухитрилась так бесшумно к нему подкрасться?
— Мммм… — Она прижалась щекой к его спине и мычит, еще не совсем проснувшись. — Завтраком вкусно пахнет. Когда ты готовить-то научился?
Клык передернул плечами:
— Да так, стряпаю по мере сил и возможностей.
Майя встает с ним рядом, все еще обнимая его одной рукой. И стрижка у нее просто классная. Он даже головой затряс от изумления. С каких это пор он на стрижки внимание обращает? Такого с ним еще не случалось.
Насупив брови, он смотрит на Майю, и она улыбается в ответ. Поднимается на цыпочки и звонко чмокает его в щеку. Губы у нее мягкие и прохладные.
— Спасибо за… завтрак, — говорит она, а Клыку кажется, что он попал в водоворот.
И он совсем не уверен, что ему хочется из него выбраться.
  
4
 
У меня всегда было одно золотое правило: обычные люди не должны видеть, как мы летаем. Чего я только ни делала, чтоб соблюдать эту жизненно необходимую меру предосторожности. Но секрет наш давно уже обнародован, и теперь мы почти не остерегаемся и особо ни от кого не скрываемся.
Потому-то мы и приземлились на парковке прямо на крыши школьных автобусов под приветственные ахи и охи уставившихся на нас круглыми глазами школьников.
Заправляю выбившуюся из джинсов рубашку и расстегиваю свою неизменную ветровку. Звонок еще не прозвенел, перед школой куча народу, и все уставились на нас — глаз не сводят. Начинаю чувствовать себя зверем в зоопарке. Выпрямляюсь и независимо отвожу назад плечи. Мне не впервой иметь дело с людским удивлением, страхом и — не побоюсь этого слова — восхищением.
Только вдруг до меня доходит, что на меня никто не смотрит.
— Дилан! — Какая-то девица отделилась от стада и рванулась к Дилану, чуть не сбив меня с ног.
— Это неописуемо…
— Невообразимо! — перебивает ее еще одна. Глаза у нее горят нескрываемым восторгом.
На них обеих коротющие юбчонки и майки на тонких лямочках. И у обеих длинные, блестящие на солнце волосы. Из открытых носков модных шлепок виден разноцветный, голубой, зеленый и розовый педикюр.
В детали моего прикида лучше не вдаваться.
Если бы со мной рядом был Клык, при виде этих див он бы напрягся, попятился и исчез прежде, чем они поняли бы, в чем дело.
Но рядом не Клык, а Дилан.
— Приветствую вас, девушки, — рассыпается он, и от его белозубой улыбки у них явно перехватывает дыхание. Я и понятия не имела, что можно хлопать ресницами с такой скоростью. Правда, мне вообще невдомек, зачем ресницами хлопать.
— Класс! Даже лучше, чем загоревшийся диван на последней вечеринке у Анди. — К ним подходит третья телка и отточенным жестом откидывает на спину волосы.
— Диван случайно загорелся. — Та, которую зовут Анди, втихомолку оттесняет подружку плечом.
Дилан улыбается еще шире. По-моему, девицы сейчас упадут на колени и начнут разбивать себе лоб об асфальт, благодаря Бога за чудо, ниспосланное им, недостойным.
Однако, по всем признакам, недостойными они себя не считают. Очень даже наоборот. Каждый их жест говорит: «Мы избранные, единственные и неповторимые». И в этой уверенности их, по всей вероятности, ничто никогда не поколеблет.
Первая девица постучала Дилана по плечу ярко накрашенным ногтем. Я засунула руки поглубже в карманы, повернулась и пошла в школу вместе со стаей.
— Ты сегодня на ланч со мной рядом садись, — безапелляционно заявляет Анди.
— И со мной, — присоединяется к ней вторая.
— Со всеми нами, — хором повторяют все трое, наседая на Дилана, и у меня перед глазами встает картинка трех гиен, взявших в кольцо свою жертву.