Большая девчонка

Я села перед ним на стул.
– Рассказывайте. Что за инцидент произошел у вас с Зоей Васильевной.
– Ничего не произошло.
– Как так? У меня другие сведения. Вы обозвали учительницу, которой… э-э-э… пятьдесят три года – можно сказать, она годится вам в бабушки, – шпионкой. Это как понимать?
Я молчала и высчитывала, годится ли Зоя Васильевна в мои бабушки. Получалось, что нет.
– Молчите. Я думаю, вам надо извиниться, и как можно скорее.
– А если не извинюсь?
– Неужели не извинитесь?
Игорь Павлович стал мелко-мелко стучать по столу обратным концом шариковой ручки. Наверное, нервничал. Пожевал губами, внимательно изучая мою физиономию.
«Изучайте. Вы же в первый раз меня видите, – думала я. – И вообще – кого-нибудь из школы вы лично знаете? Из нашего класса, например, ни-ко-го! Чтобы с вами познакомиться, нужно что-нибудь выдающееся совершить. Выдающееся плохое».
– Тогда, может быть, вам придется уйти из школы.
Ха-ха! Да, так и выдал! Честно говоря, я испугалась.
– В выпускном классе?
– Ну, предположим, десятый еще не совсем выпускной.
– А что, учителя всегда правы?
– Не всегда. Но ни в коем разе их нельзя оскорблять. Они у нас неприкосновенны. И притом, это ведь было при других учениках? Этим самым вы подрываете авторитет педагога. Не согласны?
– Она его сама подрывает.
– Я вас больше не задерживаю, Покровская.
Это был удар под дых.
Извиниться? За что? Я не хотела извиняться, потому что считала себя правой. Перед какой-то ограниченной учительницей извиняться. Очень надо! Ни за что! Да и пусть выгоняют! Если парень и девушка наедине в классе – значит, какой-то там криминал? Даже если и криминал – целуются они, например. Что ж, подсматривать и подслушивать?
– Что там у тебя? – шепотом спросил Лева, когда я вернулась в класс. Он смотрел на меня озабоченно, как родитель на свое чадо.
– Какая-то мура, – прошептала в ответ. – Потом расскажу.
Но прежде, чем Лева задал вопрос – на меня посмотрел Захар. Конечно, все на меня посмотрели, как смотрят на всех, возвращающихся с допросов. Но я-то видела только Захара. Когда я смотрю на Кислицина, конечно, ничто вокруг не исчезает, и все вокруг никуда не девается, но как будто все и всё покрывается легчайшим туманом, и я вижу только его лицо. Лицо с темными глазами в длинных ресницах и волосы, рассыпанные по плечам. И в этот раз Захар не опустил глаз, я первая опустила и вернулась на место счастливая, бережно храня этот взгляд на себе, а потом и в себе.
– Покровская, как тебя директор принимал? – спросил на перемене Тимка Певченко. – Чем угощал?
– Чаем с бисквитами, – ответила я.
– Горячим чаем?
– Очень, – сказала я. – Тимыч, скажи, если бы тебя попросили извиниться перед учителем – ты б извинился?
– Конечно! – не раздумывая, ответил Тимка. – А за что тебе извиняться? Ты кого побила?
– Биологическую Зою.
– О-о! А-а! Понятно! Из-за такой чепухи? Как ты ее назвала-то? Я уж и позабыл.
– Шпионкой.
– По-детски назвала. Хотя правильно, конечно. Я видел, как она к дверям ухо прикладывала.
Зою Васильевну не любят. Уроки биологии скучнейшие. Кричит, чуть расшумишься. Ну и вообще она уже старушка, на пенсию пора. Нет, старушки всякие, конечно, бывают, я не против старушек. Вот у нас уроки технологии в школе ведет старая женщина, лет шестидесяти. Но как она объясняет, как с нами общается, все мы у нее «солнышки», бежишь на эти уроки как на праздник. Жалко, они уже в девятом закончились. Шили юбки, фартуки, ночнушки, халаты, и все носилось, между прочим, и все получалось как в магазинах. А как делали салаты – парни под дверями скулили, и Вера Антоновна приглашала их торжественно отведать наши девчоночьи деликатесы. У нее были сиреневые букли – волосы она красила чем-то странным, и мальчишки звали ее Мальвиной. Швейные машинки она почему-то называла Колями – «Коля опять парик из ниток у тебя смастерил», – говорила какой-нибудь девчонке, когда у нее нитки в машинке путались. Мы от нее просто млели. И пусть она до ста лет на пенсию не уходит, от этого всем только радость. А Зоя Васильевна – тоска зеленая, травка высохшая осенняя, сонная муха. Ой, я опять плохо о ней говорю. Не буду.
– Извинишься? – спросил Тимка.
– Нет. Я же права. Она шпионила.
– Да я видел. Пойду к директору, защитю тебя. Как правильно – защитю? защищу? – Тимка засмеялся. – А чем угрожают?
– Из школы пинком.
– Круто.
– Пусть исключают.
– Извинись, – сказал кто-то со стороны окна. Глухо сказал. Мне и видеть не надо было, кто это. Захар сидел на своем месте.
– Хорошо, – вспыхнув, ответила я.
И, пересилив себя, сжав в кулак свое «не хочу», попросила прощения. Ведь Захар меня попросил, понимаете, да?
Вечером я нашла весьма симпатичную астрологическую таблицу. И с головой окунулась в дебри астрологии. Было очень интересно. Я по гороскопу – Рак. Так вот, было написано, что Рак – самый чувствительный и эмоционально уязвимый из всех двенадцати знаков зодиака. Может жить самой богатой и самой мучительной жизнью. Ни у какого другого знака нет большей потенциальной нежности, чем у Рачка, никто не может быть более игривым, любящим. Если же у них нет возможности проявить эти чувства, Раки убегают от жестокой действительности в подсознание. В юности Раки – романтики, мечтают об идеальной любви. Они – тихая, глубокая вода. Их воображение опережает жизненный опыт. Их не стоит пытаться обмануть: Рачок очень внимателен к мелочам, все отлично помнит и обладает мощной проницательностью. Рак – большой собственник и ревнивец. Смиритесь с тем, что вы принадлежите только ему и никому другому.
Читала и думала: Я! Я! Я! Вот почему девицу в желтом купальнике я была готова убить. Я же – собственник! У меня нет возможности быть любящей, я убегаю в подсознание, становлюсь отшельницей. Если честно, я мечтаю о небольшом уютном домике или лучше хижине где-нибудь в лесу, чтобы жить там одной, иметь пару ружей, пару верховых лошадей – и, пожалуй, все. Да, я – «Рачка-отшельница», Артемида новоявленная. Ха! Понимаю, что это только мечты, не более. А вообще я с детства привыкла к одиночеству. Чаще всего в трудной ситуации я оказывалась одна, и горестями приходилось делиться только с дневником. А сейчас и дневник заброшен. ЖЖ не хочу вести. Все жалобы на общее обозрение? Чтобы каждый интернет-прохожий комментировал в Сети душу? Нет уж, увольте.
А вот что еще было написано: Рак – творческая натура, причем не придает большого значения деньгам. А жертвами Рака становятся его близкие. Склонен к глупым поступкам, обидчив. И опять это было про меня.
Не всегда хватает полной уверенности в научной обоснованности всего этого потока информации – о звездах и характерах, о влиянии на судьбы, о связи с космосом. Я пока не вижу абсолютной закономерности в этих астрологических трактатах. Я знаю открытых и бесцельных Козерогов, неизящных туповатых Рыб, ограниченных Близнецов. Правда, это редкость. Лучшие представители своих знаков, как правило, соответствуют описаниям гороскопов. Или я себе просто внушаю это?
В самом начале своей астрологической заинтересованности – это было лет пять назад – я ошибочно подсчитала, что я Дева. И тут же нашла в себе признаки этого знака: и практичность, и капризность, и леность. Может, эти качества и присущи мне, но они слабо выражены. Я не Дева, я Рак. Самый типичный его представитель. Короче, я заговорилась.
Сегодняшнее извинение перед биологичкой – из разряда глупых поступков, свойственных Ракам. А то, что я ее оскорбила, поступок, еще более глупый. Я и так нечаянно ударила ее дверью. Она и так свое получила. И мне нужно было просто гордо пройти мимо, понимаете, да?
Я подошла к Зое Васильевне в учительской. Другие учителя тоже присутствовали – на радость биологичке. С отвращением к себе выдавила: «Простите». Она покровительственно похлопала меня по плечу и сказала: «Ничего, девочка. Бывает». Меня просто чуть не вырвало, понимаете, да? Она вот что имела в виду: бывает, что ученики грубят учителям, что делать, она, бедняжка, потерпит. А по моему мнению, в ее словах было совсем другое: бывает, что и подслушиваешь, шпионишь, что делать. Жизнь скучна, лишена всяческих увлечений, и хочется знать, как и чем живут другие люди. Особенно ученики. Что делают в кабинете Покровская и Капитонов. О чем говорят? Может быть, они целуются там? О-о, вот это уже преступление! Предать их анафеме! Старорежимная тетя. Жалко мне вас, Зоя Васильевна. Скучно живете. Смотрите тогда хотя бы Малахова «Пусть говорят». Вот где страсти, где жизнь.