Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой)

— А как по-твоему, — поинтересовался мистер Хоббс, — отказаться нельзя?
— Боюсь, что нет, — отвечал Седрик. — Мама говорит, что папа хотел бы этого. Но если уж этого не избежать, я могу, по меньшей мере, постараться быть хорошим графом. Я не собираюсь становиться тираном. И если с Америкой опять начнется война, я постараюсь ее остановить.
Он долго и серьезно беседовал с мистером Хоббсом. Немного придя в себя, мистер Хоббс не выказал, как можно было бы ожидать, особой вражды, но постарался смириться с положением дел и задал Седрику множество вопросов. А так как Седрик мог ответить лишь на некоторые из них, мистер Хоббс попытался ответить на них сам, а заговорив о графах, маркизах и их наследственных владениях, объяснял многое так, что, случись мистеру Хэвишему его услышать, он, верно, немало бы удивился.
Впрочем, мистера Хэвишема многое удивляло. Всю свою жизнь он провел в Англии и не привык к американцам и к их обычаям. Вот уже почти сорок лет он был адвокатом графа Доринкорта, знал все о его великолепных поместьях, огромном богатстве и знатности и пристально изучал мальчика, которому предстояло все это унаследовать. Мистеру Хэвишему было известно, что в свое время старый граф разочаровался в старших сыновьях и что женитьба капитана Седрика на американке вызвала его гнев; известно ему было и то, что граф все еще ненавидел кроткую молодую вдову и говорил о ней не иначе как в жестких и горьких выражениях. Он утверждал, что эта вульгарная особа заставила его сына жениться на ней, ибо проведала, что он графский сын. Старый адвокат тоже склонен был так думать. В своей жизни он повидал великое множество себялюбивых и корыстных людей, а об американцах был невысокого мнения. Когда он оказался на этой бедной улице и его коляска остановилась перед этим бедным домом, он поразился. Ему показалась ужасной самая мысль о том, что будущий владелец замков Доринкорт, Виндхэм-Тауерс, Чорлворт и всех других великолепных поместий родился и живет в таком скромном доме на улице с бакалейной лавкой на углу. Интересно, каков этот ребенок и что у него за матушка, подумалось ему. Он почти боялся увидеть их. Мистер Хэвишем по-своему гордился знатным семейством, чьи дела он вел в течение стольких лет, и ему было бы очень неприятно иметь дело с женщиной, которую он счел бы вульгарной, корыстолюбивой особой, не уважающей ни родины своего покойного мужа, ни достоинства его имени. Это было древнее и славное имя, и мистер Хэвишем испытывал к нему величайшее почтение, хоть он и был всего лишь искушенным в делах адвокатом.
Когда Мэри ввела мистера Хэвишема в маленькую гостиную, он оглядел комнату критическим взором. Она была обставлена просто, но уютно; в ней не было дешевых безделушек и аляповатых картин; кое-где на стенах висели простые, но выполненные со вкусом украшения; он увидел в комнате множество прелестных вещиц, сделанных, судя по всему, женской рукой.
«Что же, пока неплохо, — сказал он про себя, — впрочем, возможно, это вкус капитана». Но когда в гостиную вошла миссис Эррол, он подумал, что не исключено, что это и ее вкус. Не будь он таким жестким человеком, он, верно, поразился бы, увидев ее. В простом черном платье, облегавшем ее стройный стан, она больше походила на молоденькую девушку, чем на мать семилетнего мальчика. Ее прелестное юное лицо было грустно, в больших карих глазах светилась нежность и доверчивость; после смерти мужа печаль никогда не покидала ее. Седрик привык к этому выражению; оно исчезало лишь тогда, когда она играла с ним, или когда он, рассуждая о чем-либо, употреблял вдруг какое-нибудь замысловатое выражение или словечко, почерпнутое из газет или из бесед с мистером Хоббсом. Седрик любил замысловатые выражения и радовался, если они смешили ее, хоть сам не видел в них ничего смешного.
Многоопытный адвокат хорошо разбирался в людях; увидев мать Седрика, он тотчас понял, что старый граф ошибся, решив, что его сын женился на вульгарной и корыстолюбивой особе. Сам мистер Хэвишем никогда не был женат, он никогда даже не был влюблен, но он сразу разгадал, что эта прелестная женщина с милым голосом и грустными глазами стала женой капитана Эррола лишь потому, что всем сердцем его любила и никогда не думала о том, граф ли его отец или нет. Он тут же увидел, что она не доставит ему никаких хлопот, и начал надеяться, что и маленький лорд Фаунтлерой не будет обузой для своей высокородной семьи. Капитан был хорош собой, юная вдова была тоже очень мила, возможно, и мальчик будет недурен.
Когда он сообщил миссис Эррол цель своего приезда, краска сбежала с ее щек.
— Ах, — воскликнула она, — неужели его заберут у меня? Мы так любим друг друга! Он мое счастье! Больше у меня ничего нет. Я старалась быть ему хорошей матерью.
Ее нежный голос задрожал, и глаза наполнились слезами.
— Вы даже представить себе не можете, чем он был для меня! — прибавила она.
Адвокат откашлялся.
— Я вынужден сообщить вам, — произнес он, — что граф Доринкорт не слишком… не слишком расположен к вам. Он старый человек, его предубеждения очень сильны. Он всегда особенно не любил Америку и американцев и был весьма рассержен женитьбой сына. Мне жаль, но я вынужден сказать вам: он непреклонен в своей решимости вас не видеть. Он хочет, чтобы лорд Фаунтлерой воспитывался под его собственным наблюдением и жил с ним. Граф привязан к замку Доринкорт и большую часть времени проводит в нем. Он страдает подагрой и не любит Лондон. Лорд Фаунтлерой будет скорее всего жить в замке. Вам граф предлагает поселиться в Корт-Лодже — это дом, расположенный в приятном месте недалеко от замка. Граф также предлагает вам приличествующее вашему положению содержание. Лорду Фаунтлерою будет дозволено навещать вас с единственным условием: чтобы сами вы его не навещали и не гуляли в парке. Как видите, вы не расстаетесь с сыном, и смею вас заверить, сударыня, что условия эти вовсе не так тяжелы, как… как могли бы быть. Я уверен, вы согласитесь с тем, что преимущества такого положения и воспитания для лорда Фаунтлероя будут весьма значительны. Он слегка опасался, как бы она не принялась плакать и не устроила бы сцену, к чему, как он знал, прибегли бы многие женщины на ее месте. Женские слезы его раздражали и сердили.
Но она не заплакала. Она отошла к окну и с минуту постояла отвернувшись; он видел, что она старается взять себя в руки.
— Капитан Эррол очень любил Доринкорт, — сказала она наконец. — Он любил Англию и все английское. Он всегда горевал, что его разлучили с домом. Он гордился своим домом и своим именем. Он хотел бы… я знаю, что он хотел бы, чтобы его сын увидел его родные места и получил воспитание, приличествующее его будущему положению.
И она вернулась к столу и остановилась, кротко глядя на мистера Хэвишема.
— Мой муж желал бы этого, — произнесла она. — Так будет лучше для мальчика. Я знаю… я уверена, что граф не столь жесток и не будет пытаться заставить его меня разлюбить. И я знаю… что даже если бы он попытался это сделать… это ему не удастся… Мой мальчик слишком похож на отца. Характер у него преданный и добрый, а сердце верное. Он меня не разлюбит, даже если мы не будем видеться; но так как мы видеться будем, я не должна особенно страдать.
«Она совсем не думает о себе, — подумал адвокат. — Для себя она никаких условий не оговаривает».
— Сударыня, — проговорил он вслух, — я склоняюсь перед вашей заботой о сыне. Когда он вырастет, он будет вам благодарен. Заверяю вас, что лорд Фаунтлерой будет окружен самым заботливым уходом и что для его счастья будет сделано все возможное. Граф Доринкорт позаботится о его удобствах и благосостоянии, как это сделали бы вы сами.
— Надеюсь, — заметила она дрожащим голосом, — что он полюбит Седди. Сердце у мальчика очень доброе — его всегда любили.
Мистер Хэвишем снова откашлялся. Он не мог себе представить, чтобы вспыльчивый старый граф, страдающий подагрой, кого-то полюбил; впрочем, адвокат знал, что граф постарается, как ни был он раздражителен, проявить доброту к ребенку, который станет его наследником, — ведь это было в его интересах.