Осада

По какой-то необъяснимой причине древесина ствола там настолько истончилась, что каждое слово, сказанное в расположенном выше зале заседаний парламента, эхом отдавалось в корнях дерева.
Попасть эту в подземную часть было делом очень сложным: огромные корни Великого Древа тесно переплетались между собой.
Однако после долгих поисков, друзьям все-таки удалось найти отличное местечко, откуда можно было без помех подслушивать заседания парламента.
— Я так волнуюсь! — затараторила Эглантина, от нетерпения подскакивая на месте. — Я тысячу раз слышала ваши разговоры про эти корни, но еще ни разу не бывала под землей! Скорее бы туда попасть!
Повисло неловкое молчание.
Четверо друзей неуверено переглянулись.
— Даже не думайте избавиться от меня! Не бросайте меня, слышите? Это нечестно, — дрожащим голоском прошептала Эглантина.
— Просто не знаю, — покачал головой Сорен, глядя на сестру. — Во-первых, ты должна поклясться, что ни слова не скажешь Примуле!
Примулой звали лучшую подругу Эглантины, от которой у нее не было никаких секретов.
— Не скажу, клянусь! И вообще, не будь меня, не было бы и всей этой истории с магнитами!
Это была правда. Если бы не Эглантина, которую Чистые насильно заточили в склепе разрушенного замка, подвергая одурманивающему воздействию крупинок, друзья никогда бы не вышли на след Эзилриба.
— Ладно, — сдался Сорен. — Но помни — никому ни слова! Обещаешь?
— Обещаю! — торжественно кивнула юная амбарная сова.
  
ГЛАВА IV
 
«Шмякала я на ваш скрытень!»
 
— Никогда не поверю, что обучение юных и впечатлительных совят таким сложным материям может принести хоть какую-то пользу, пусть даже в самой отдаленной перспективе. Высший магнетизм — дело темное. Мы сами только-только начинаем постигать его, — говорила Вислошейка, преподавательница гахуулогии.
Пятеро друзей, устроившись в древесных корнях, внимательно внимали парламентским дебатам.
Сорен просто лопался от возмущения. Высший магнетизм, несомненно, был делом необычным, особенно по сравнению с гахуулогией, считавшейся самым занудным предметом на всем Древе. Хотя вообще-то гахууология была важна, поскольку давала знания о жизнедеятельности Великого Древа и учила, как сохранить его здоровым и цветущим, но скука на уроках царила невыносимая!
Между тем в парламенте мнения разделились. Вислошейка и Элван стояли за скрытень, тогда как Эзилриб и кузнец Бубо горячо выступали против. Стрикс Струма колебалась.
Внезапно пятеро друзей поняли, что под корнями они уже не одни. В самом темном месте их убежища шевельнулась чья-то тень, и малого — молодые совы оцепенели от страха. Потом разом повернули головы в одну сторону. Это была Отулисса!
«Что она здесь делает? — в бешенстве подумал Сорен. — Енотий помет!»
Он пошевелил клювом, и все поняли невысказанное: «Я сейчас срыгну от злости!» Оба ругательства были в совином языке самыми страшными. Хуже них было только слово «шмякать», но его никто никогда не произносил вслух. Произнеси такое в обеденной зале — и вылетишь вон, не успев и моргнуть!
Однако Отулисса не выглядела смущенной. Она даже поднесла коготь к клюву, предупреждая Сумрака не поднимать шум. Друзья оказались в безвыходной ситуации. Им оставалось только закрыть клювы и продолжать прислушиваться к дебатам.
— Высший магнетизм никакая не наука, — скрипела Вислошейка. — Это черная магия, разновидность темных искусств. А в книге, которую мы здесь обсуждаем — «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка», содержится столько опасной информации, что я настоятельно требую ее немедленного изъятия из библиотеки!
— Это недопустимо! — прогремело наверху с такой силой, что корни Древа задрожали, а маленькая Гильфи едва не свалилась со своего насеста.
Слово взял Эзилриб.
— Во-первых, Вислошейка, при всем глубоком уважении к вам я хотел бы возразить по поводу «темных искусств». Вы используете этот термин в негативном значении, как будто тьма есть синоним зла. Но разве в совином мире тьма может восприниматься как нечто опасное и недостаточно хорошее? Разве мы живем не во тьме, разве не с наступлением темноты мы поднимаемся в небо, чтобы охотиться, искать, изучать, защищать и принимать бой? Во тьме расцветает наша подлинная доблесть. Как цветы открыты солнцу, так и мы, совы, открыты тьме. Также я прошу вас избегать выражения «черная магия». Высший магнетизм не черный и совсем не магия. Это не более чем наука о том, чего мы пока не до конца понимаем.
— Вот что, Отулисса, мы требуем объяснений! — взорвался Сорен, когда они вернулись в дупло. — Ты следила за нами! Кто дал тебе право?…
Но Отулисса не дала ему закончить:
— А кто вам дал право подслушивать?
— Это другой вопрос! — огрызнулся Сорен. — Как ты посмела нас выслеживать?
— У меня не меньше прав, чем у любого из вас! Я не допущу, чтобы меня оставляли в стороне. Разве я не летала с вами освобождать Эзилриба? А кто разобрался в Дьявольском Треугольнике? Что ты молчишь, Сорен? Кто из вас знал про мю-металл? Отвечай! Не говоря уже о том, что из всей компании только мне было известно о том, что магнитное поле можно уничтожить при помощи огня! И после всего этого ты смеешь утверждать, что я не имею права интересоваться высшим магнетизмом?! У кого из нас больше прав, Сорен?
Вместо Сорена ей ответил Копуша.
— У тебя, — просто сказал он, и Отулисса с облегчением перевела дух. — Хотя лично я не считаю, что бывает большее или меньшее право на получение знаний. Разве не поэтому мы протестуем против скрытая? Разве не право на знание мы отстаиваем? Мы все должны иметь такое право!
В дупле стало очень тихо, и в этой тишине вопрос Копуши прозвучал особенно громко:
— Как ты думаешь, Отулисса, что такого опасного в высшем магнетизме, и почему они не хотят, чтобы мы о нем узнали? Чего они боятся?
— Честное слово, не знаю. Возможно, это как-то связано с… — Отулисса замялась, подыскивая нужные слова, — …с тем, что случилось с Эглантиной после Великого Падения. Помните, что творилось с ее разумом и желудком?
— А разве с Эзилрибом было не то же самое? — не понял Сорен.
— Нет. Эзилриб просто потерял чувство направления. Он не мог никуда улететь, а Эглантина… — Отулисса обернулась к юной сипухе.
— Я потеряла способность чувствовать. Я стала как каменная, вроде тех холодных склепов, в которых нас держали, — пролепетала Эглантина.
— Но почему они не хотят, чтобы мы об этом узнали? — спросил Сорен.
— Я точно не знаю. Может быть, они сами пока не очень в этом разбираются, — ответила Отулисса.
— Понятно… И что же нам теперь делать?
— Нужно выступить против! — ухнул Сумрак. — Я, конечно, не большой книгочей, но мне не нравится, когда кто-то прячет от меня книги! И вообще, когда мне что-то запрещают, хочется назло поступить наперекор!
— Но если мы выступим наперекор, — заметила Гильфи, — у нас будут очень большие проблемы.
— Какие же? — поинтересовалась Отулисса.
— В последний раз мы подслушивали под корнями прошлым летом, а когда захотели высказать свое мнение, то поняли, что для этого придется объяснить, откуда у нас такие сведения. Представляешь, что нам было бы… — вздохнула Гильфи.
— Хммм… — Отулисса на мгновение зажмурилась. — Я поняла проблему. — Внезапно она резко подняла веки, и янтарные глаза ее вспыхнули ослепительным светом. — Придумала! Помните, они говорили о книге, которую следует убрать из библиотеки? Кажется, она называется «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка»?
— Ну, — кивнул Сорен.
— Что, если я пойду в библиотеку и попрошу выдать мне эту книгу? Поглядим, что будет дальше. Это будет так называемый прецедент!
Совы переглянулись. Что и говорить, Отулисса была очень умна.
Только она могла придумать такой замечательный план!
* * *
Было решено, что в сумерках, между последним лучом и первой мглой вечера, все они отправятся в библиотеку, где Отулисса попросит выдать ей запрещенную книгу.