И телом, и душой (СИ)

Но эта глупая ложь. Бессмысленная. Неужели он сам этого не понимает?!
И она не смогла удержаться. Что-то внутри восстало, закричало. Забилось в истерике, прося, умоляя, требуя освобождения!
Может быть, потому что она знала, как и знала всегда, что он не на работу поедет?! А к очередной своей подстилке?! Опять вернется, словно насквозь пропахнувший чужими духами?! И вновь уложит ее в постель, стараясь сексом загладить свою вину?! И она вновь сдастся ему?! Не сможет устоять?! А он… к ней… после ТОЙ! Боже, как противно! От самой себя противно! Что позволяет так с собой поступать!
К глазам подступили слезы, губы начали дрожать. Она закрыла глаза и поджала губы.
- Мы обсуждали с тобой это! – услышала она твердый голос мужа, он звучал словно издалека.
О, да! Они обсуждали! Примерно минут пятнадцать!
- Ты сам все решил, - тихо проговорила Лена, не желая сейчас разговаривать.
- Ты не была против!
Когда она вообще была против?!
Лена поджала губы, слизывая с губ соленые капли, и промолчала.
- Хочешь поговорить об этом еще раз? – выговорил Макс недовольным тоном, но грубым, словно делая ей одолжение. – Мы поговорим. Но не сейчас, а завтра!
Лена махнула рукой, ничего не отвечая и даже не глядя на него. Что бы она не сказала сейчас, каждое слово упало бы на сухую почву. Макс все равно не воспринял бы ее слова всерьез. Когда вообще он их воспринимал?!
Это не имело смысла. Никогда не имело смысла.
Оставшуюся дорогу до дома они проехали в немом молчании. Лена, уставившись в окно и пряча слезы обиды, а Макс, раздражаясь и злясь все сильнее.
Просто сумасшествие какое-то!
Лена выскочила из машины так стремительно, что Макс не успел ей ничего сказать, даже за руку удержать не успел. Она думала, что он сразу же уедет, но он проводил ее до дверей квартиры, а на пороге развернул к себе и поцеловал, с жесткостью прикасаясь к губам, в попытке вновь подавить ее, сломить сопротивление, доказать свое превосходство и утвердить свое право на то, что делает, и как с ней поступает. Сопротивление - бесполезно. Подчинение – ее удел.
Он оторвался от ее губ, прижался к ней лбом, захватив одной рукой затылок и удерживая около своего лица, а другой поглаживая щеку, зашептал прямо в губы:
- Я постараюсь вернуться, как можно скорее. Дождись меня, хорошо?
Не кажется ли, что он требовал слишком многого от нее?!
Но все же дождался, когда Лена, покорившись, кивнет, еще раз поцеловал ее в губы и ушел.
Лена едва не упала, когда он выпустил ее из кольца своих рук. Глядя ему вслед, она чувствовала, как ее сердце останавливается, не в силах выдерживать нестерпимую боль, резавшую ножами ее плоть.
Она прислонилась к двери и заплакала, скатываясь по ней вниз и опускаясь на колени.
Не в силах встать и попросить его вернуться, чтобы остаться с ней.
Сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев, Макс мчался по ночной автостраде навстречу собственному безумию и неконтролируемой жажде доказать, что был прав. Он почти ненавидел себя в этот момент, чувствуя, как презрение к себе сжимает грудь толстым огненным кольцом, затрудняя дыхание, но все равно лишь сильнее надавил на педаль газа.
Как справиться с этим ужасающим чувством собственного бессилия и безнадежности, засевшим где-то глубоко внутри него?! Как еще, каким способом доказать, что он не нуждается в Лене?! Что в любой момент может заменить ее другой?! Если захочет! Если захочет, он сможет отпустить ее, потому что не зависит от нее! И она… просто его жена, и не имеет над ним никакой власти. Никто не имеет над ним власти. Он сам все решает, он больше не подчиняется обстоятельствам!
Не зависит от мнения отца или матери. Не зависит от Лены.
И докажет это. Докажет, черт возьми!
Макс на мгновение закрыл глаза, словно для того чтобы потом открыть их и вновь заглянуть в лицо истине, которую принимать не желал. Заглянуть в глаза собственному безумию, которое для него могло бы стать и спасением. Но пока не стало. Превращая все вокруг него в постоянный бег за самим собой, за доказательствами собственной глупости и нелепого желания подчинить себе обстоятельства. Превращая всю его жизнь в бесконечный хаос, который он соорудил своими же руками.
Макс тяжело вздохнул, словно ему не хватало воздуха, сдержал дыхание, пытаясь успокоиться. Или уговорить себя, что поступает правильно.
Опять продолжая лгать самому себе.
Дышать становилось труднее каждый раз, когда он уходил к другой. Вынуждая Лену страдать. И он понимал все это. Но в бесплотной попытке доказать кому-то… себе в первую очередь что-то важное, что, по сути, и не имело смысла, он вновь и вновь причинял боль своей жене.
Но он так старался! Так стремился все объяснить самому себе! Пытался изменить жизнь, избавившись от надоедливого, острого, как клинок, горячего, как пламень, и едкого, как кислота, чувства собственной беспомощности перед тем, что ощущал, когда Лены не было рядом.
Раздражение – потому что не мог видеть ее, слышать ее голос, ощущать ее кожу под своими пальцами.
Злость. На нее - за то, что «обрекла» его на такие мучения. И на себя – за то, что испытывал все это.
Желание. Прижать ее к себе, целовать, ласкать, шептать на ухо разный бред, лишь бы держать ее в руках и знать, что она рядом.
И вновь злость. Бесконтрольную и слепую. На себя. За то, что не смог устоять, за то, что показался слабым. За то, что почти принял, как факт, что нуждается в своей жене!
Но это было не так! Черт, не так! Не так…
Он сможет избавиться от этого давящего грудь чувства вины за то, как поступает с ней. И сможет, наконец, освободиться от ее давления на него!! Сможет справиться с одержимостью, почти полностью завладевшей им. Он сможет противостоять ей. Сможет, черт возьми! В объятьях новой девицы.
Макс стиснул зубы и свел брови.
Что-то внутри него отчаянно закричало, вырываясь наружу, убеждая его в том, что ничего не изменится. Никогда уже не изменится. И неужели он так наивен, что не может этого понять?!
Ведь не получалось же у него все эти годы? Избавиться от угнетающей зависимости, от желания ощутить под пальцами нежную кожу, целовать мягкие податливые губы и ловить ртом прерывистое дыхание, смешанное со сладостным стоном. Своей жены, а не какой-то почти незнакомки.
От очередной девицы он всегда возвращался к Лене. Всегда.
Так с чего бы у него получится сейчас?! Что такого есть в Лике Нуваровой, чего нет в других, с которыми он спал ранее?! Он знал, что обманывает себя. И едет к Лике лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что и после нее вернется к жене. Снова.
И он этого не понимал! Это никак не могло уложиться в его голове!
Что, черт возьми, есть в Лене такого, что он всегда возвращается к ней, с пристыженным чувством собственного сожаления и раскаяния, с диким желанием обнять, поцеловать, прижимая к себе?!
Он порой и сам себе был противен. Что уж говорить о Лене?!
Она знала, что он «ходит налево». Знала определенно точно. И он знал, что она знает. Но они никогда не говорили об этом. Она всегда терпела, а он всегда скрывал, что все понимает. И это порой выводило его из
себя, просто бесило! Почему она молчит?! Может быть, хоть раз выплеснула наружу то, что чувствует?! Хотя бы раз! Но она молчала. А он не знал, как стал бы оправдываться, если бы она начала его обвинять.
Расстояние стремительно сокращалось, приближая его к новому грехопадению. Но Макс не смел повернуть назад. Крепче сжимая руль, он уже старался не думать ни о чем!
В глубине души он знал, что нужно повернуть назад. Наверное, разгоряченным сознанием все же понимал, что поступает крайне отвратительно. Всегда поступал. Более того – вновь и вновь причиняет боль Лене. Но он не мог повернуть. Ему нужно было доказать… Хотя бы попытаться это сделать! И избавиться, наконец, от чувства беззащитности, которое испытывал каждый раз, когда не мог дозвониться до жены.