Тенистый лес

— Это просто смешно! Зачем, черт возьми, обгонять, если собираешься сбросить скорость?!
Марта заерзала под своим ремнем безопасности и громогласно пропела Сэмюэлю прямо на ухо:
 
 
I'm your baby girl, And you could be my world…
 
 
Тьфу! Сэмюэлю показалось, что его сейчас стошнит. Даже в свои лучшие дни он ненавидел пение сестры, но особенно он его ненавидел, когда и так был уставшим. А этой ночью он спал всего два часа, потому что ему снился его обычный кошмар. Кошмар про странных хвостатых монстров с серой кожей и немигающими глазами. Он проснулся в холодном поту и уже не смог заснуть.
— Твое пение нужно давать слушать убийцам в качестве наказания, — сказал он Марте.
— Заткнись, вонючка. Ты просто завидуешь.
И она снова завела свою волынку, напевая отрывки глупых девчачьих песенок о любви. Он знал, что она способна петь с утра до ночи. Она и пела с утра до ночи — каждый божий день. Как будто вся ее жизнь была одной длинной песней. Как будто она застряла в одном из тех дурацких мюзиклов, которые она вечно смотрела по телевизору.
Сэмюэль снова отвернулся к окну и стал молиться о том, чтобы Марта замолкла.
Стала тихой, как бревно.
Даже когда она просто говорила, она превращала свою фразу в песню, повышая и понижая голос так, что каждое слово звучало отдельной нотой.
Поэтому вместо того, чтобы спросить: «Куда мы едем?», она пропела, то повышая, то понижая голос:
 — Мама и папа, куда мы едем? 
На что их мама ответила:
— Ты же не хочешь испортить большой сюрприз, не правда ли?
— Да-а-а, — пропела Марта.
— Ну, скоро сама все увидишь, — ответила мама.
— Не увидишь, если мы так и будем торчать позади этой штуки, — возразил ее папа, имея в виду фуру с бревнами.
Сэмюэль раздумывал, что за большой сюрприз приготовили родители. Он надеялся, что это будет парк аттракционов, как на его последнем дне рождения. Мертвая петля на американских горках, возможно, заставила бы Марту заткнуться, хотя бы ненадолго. В тот раз он ходил с папой на аттракцион под названием «Катапульта», который развивал такую скорость, что невозможно было даже повернуть голову. Сэмюэль наслаждался каждой секундой этой безумной гонки, а папа притворялся, что чувствует то же самое, пока ему не пришлось поспешить в туалет, чтобы избавиться от съеденного обеда (родительская ложь номер 910 682).
Однако теперь Сэмюэль начал подозревать, что большой сюрприз окажется гораздо скучнее парка аттракционов. Он размышлял о тех дурацких вещах, которые любила делать Марта.
 
Кататься на лошадях…
 
Делать прически…
 
Тратить карманные деньги на дурацкую музыку…
 
Слушать дурацкую музыку…
 
Петь дурацкие песни…
 
Поэтому, с учетом интересов Марты, Сэмюэль сузил круг вариантов, оставив следующие: весь день трястись на лошади, смотреть на то, как сестру стригут в шикарной парикмахерской, или — в худшем случае — пойти на мюзикл. Возможно, даже на мюзикл про парикмахера, который участвует в скачках и посвящает песни своей лошади.
Сэмюэль улыбнулся этой эксклюзивной версии ада у себя в голове.
 Би-бииип! 
Грезы о людях, поющих песни лошадям, были прерваны папой, который резко просигналил фуре впереди них.
— Это просто смешно, — пробормотал он, включая поворотник.
— Питер, что ты делаешь? — спросила мама.
— Поворачиваю. Если мы будем ехать за фурой, то проторчим на этой дороге весь день. И ты видела, как закреплены эти бревна? Того и гляди случится авария.
— Но мы же не знаем здешних дорог.
— У нас есть карта. В бардачке.
О-о-ох.
Сэмюэль с Мартой знали, что означает карта. Она означала, что папа с мамой затеют серьезную ссору по меньшей мере на час, споря о том, где они должны повернуть налево.
— О'кей, — сказала мама. — Нам нужна трасса «В шесть четыре два». Дети, ищите трассу «В шесть четыре два».
— В шесть четыре два, — пропела Марта.
 В шесть четыре два. 
Они три раза проехали по кольцевой развязке, прежде чем Сэмюэль заметил указание на В-642, незаметным шрифтом нанесенное на маленький зеленый дорожный знак.
— Вот она, — сказал он.
Машина свернула с развязки, и не прошло и пяти минут, как карта вызвала обычную ссору по поводу поворота налево. Сэмюэль продолжал смотреть в окно, именинница — петь, а ссора их мамы и папы тем временем пустила корни и начала разрастаться.
— Налево.
— Что?
— Слишком поздно. Мы должны были только что повернуть налево.
— Могла бы мне сказать. Карта-то у тебя.
— Я и сказала.
— Ну-ну. Ты могла мне сказать до того, как мы проехали этот проклятый поворот.
— Эта глупая старая карта. В ней слишком сложно разобраться.
Сэмюэль задумался о том, что только что сказала его мама. Интересно, как карта может быть глупой? Потом он подумал о дереве, которое превратили в бумагу, чтобы напечатать эту карту. Возможно, дерево в отместку сделало карту такой непонятной.
Как бы то ни было, они пропустили поворот налево и теперь застряли на трассе В-642.
— Если мы проедем дальше, то сможем вернуться на автомагистраль, — сказала мама Сэмюэля, изучив карту.
— Потрясающе! — воскликнул папа Сэмюэля. — Вернуться туда, откуда мы приехали!
— Это была твоя идея свернуть.
— Да, но все было бы в порядке, если бы ты умела обращаться с проклятой картой!
— О, нет, — сказала мама Сэмюэля.
— Да в чем дело? — с досадой бросил папа.
— Эта дорога не пересекается с автомагистралью… Она проходит под ней.
И, в подтверждение ее словам, за следующим поворотом открылся вид на огромный бетонный мост прямо над трассой В-642.
Сэмюэль смотрел, как далеко слева фура с бревнами упорно взбирается на мост. Но он не мог заметить — для этого ему понадобилось бы телескопическое зрение, — что плохо закрепленный серый ремень, удерживавший бревна, теперь полностью открепился. Два оставшихся ремня тоже были затянуты гораздо слабее, чем следовало бы, и бревна всё отчаяннее подпрыгивали в кузове.
К тому времени, когда открепился второй ремень, стало очевидно, что третий неизбежно последует за ним. Это и произошло, что, в свою очередь, привело к другому неизбежному событию — бревна стали вываливаться из кузова.
Пока машина подъезжала к мосту, Сэмюэль не сводил глаз с фуры. Он рассчитал, что если они продолжат ехать на той же скорости, машина будет под мостом как раз тогда, когда на нем окажется грузовик.
Поэтому, когда он увидел первое бревно, свалившееся с фуры, он уже знал о потенциальной опасности.
— Папа! Останови машину!
— Сэмюэль, в чем, черт побери, дело?
— Останови машину! Бревна! Падают с фуры! Останови машину!
— Сэмюэль, о чем ты вообще говоришь? — Папа Сэмюэля совершенно не собирался останавливать машину.
Первое бревно проломило дорожное ограждение в ста метрах от моста и покатилось вниз по склону по направлению к полю со стороны трассы В-642.
— Останови машину! Останови машину!
— Сэмюэль? — Его мама всегда произносила его имя с вопросительной интонацией, когда начинала сердиться.
— Останови! Останови! Просто останови!
Но машина продолжала ехать вперед, бревна продолжали падать, а его сестра продолжала петь:
— С днем рожденья меня…
— Останови!
— Сэмюэль?
— Мы не можем просто так остановиться.
— С днем рожденья меня…
— Неужели вы не видите?
— Что?
— Смотрите, эти бревна, они скатываются вниз!
— С днем рожденья Марту…
— Бревна? Какие бревна?
— Честное слово, Сэмюэль. Мне кажется, ты перевозбудился…
— С днем рожденья…
Тогда все и произошло. Ровно в тот момент, когда папа Сэмюэля наконец решил затормозить. Именно в этот момент последние десять бревен, оставшиеся в кузове фуры, свалились вниз и проломили ограждение.
Однако на этот раз одно из бревен не покатилось в поле вниз по холму. Оно упало с моста и обрушилось на единственную машину, которая ехала по этому участку трассы В-642.