Филофобия (СИ)
У нас сегодня две пары. А после меня ждал допрос с пристрастием. Серёга — тот, кто болтать не будет, поэтому я рассказал об «ужине» в пивном ресторане, о Гарике, о приступе, показал фотки на телефоне, все, кроме последней — мой друг узнал бы Эфа. Серёга потребовал визитку Гарика, что я предусмотрительно сунул к себе в карман. Там написано: «Рекламное агентство полного цикла «Медиа–топ». Креативный директор Чернавский Игорь Северинович». Телефон, мыло, факс прилагались. Мы ввели это имя в поисковик интернета. Там его опознали. Среднестатистический карьерист. Заканчивал нашу академию, но художником не стал. Фирма «Медиа–топ» принадлежит Чернавской Ю.А.: то ли парень семейный бизнес продвигает, то ли подженился с прицелом. Вообще, этот Игорь–Гарик красив, с этаким отливом благородной импозантности и уверенностью в собственной неотразимости. Серёга заявил, что копать нужно именно в этом направлении (он уже собрался копать?). Он же посоветовал погуглить термин «паническая атака» (откуда он это знает?), так как посчитал, что приступ Вадима — это оно и есть!
Конечно, мой креативный друг заценил все эти арт–объекты в доме у Дильса, решил, что сегодня же сядет шить одеяло в печворк, но с блестящим черепом по центру. М–да… вечер обещает быть томным. К Салу, что ли, пойти? Но и это оказалось обломным вариантом: Ванька уехал домой, что–то там случилось.
Поэтому под периодический шум машинки и матершинные разговоры Серёги с тканью («Что ты выёбываешься, не морщись! С хуя ли такая маленькая тканюшка? Ах ты, блядиночка моя серебристая, на зубик черепушки тебя пришпандорю!») я решил погрузиться в увлекательный мир сетевой переписки. Включил «Вконтакт». Куча сообщений за два дня отсутствия. Но меня заинтересовали только три. От Дильса. Ага, время отправки сегодня в 02.13. Значит, когда я просыпался — это он мне катал сообщение.
Дильс Вадим: Привет, Эф. Мне захотелось с тобой поговорить. У вас сейчас час ночи. Ты, наверное, спишь? Или лучше, если ты развлекаешься где–нибудь. А я сегодня уже выспался. Так получилось. И мне не спится. Как ты представляешь бессонницу? Я так.
И тут же картинка: в фиолетово–медовой, сиренево–бордовой гамме в дымке просвечивали тела, что ворочались, беспокойно ожидали сна. Кое–где белый аромат дрёмы и чёрные дыры забытья.
Дильс Вадим: это Доротея Таннинг, американка. Вообще–то она сюрреалист, но это я бы абстракционизмом назвал. Здесь сюжет не задан. Я показывал эту картину одному человеку, он сказал, что видит какую–то борьбу, борьбу демонов. Я люблю абстракционизм. Он не только воображение будит, но и иногда оказывает терапевтический эффект. Когда у меня случаются приступы депрессии, я разглядываю Клее. «Основную дополнительную дорогу» или «Золотую рыбку». Или Кандинского, что–нибудь поспокойнее. Помогает…
Следующая запись через двадцать минут.
Дильс Вадим: Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне, что тебе снится. Ведь молодым оптимистам должны сниться какие–нибудь диснеевские мультфильмы или приключенческие фильмы… Скажи, что это так!
И я решил ответить, рассказать.
Эф Swan: как жаль, что я не увидел твоих сообщений ночью. Интересная картина. И про Клее я много слышал. Расскажи мне про него при случае)))
Мультфильмы мне, конечно, не снятся. Да и приключения тоже. И вообще, большинство снов я напрочь забываю. Но мне иногда снится сон, как будто я — собака. Что–то типа лайки. И я ищу хозяина. Перед глазами асфальт–асфальт… Иногда вижу следы, они светятся сиреневым цветом, бегу по ним… Вижу ноги, пытаюсь догнать, но не получается. Человек иногда от меня убегает, а я начинаю злиться, рычать. Прикинь, однажды меня в таком сне побили какие–то изверги люди, а на следующий день меня упекли в больницу, ввязался в драку в одном клубешнике. Вот недавно такой сон приснился, где я собака. Только в этот раз меня хозяин выгуливал, а я на кого–то нападал… Точно не помню, но бред! Вот такие вот мультфильмы! А у тебя есть собака или кот? Может, будешь моим хозяином?)))
Что характерно, в этот раз я даже не врал. Почти. Только порода меня как собаки была небезобидная. Я знал, что я ротвейлер, причём какой–то маниакально настроенный, плохо выдрессированный. И по поводу последнего сна: я там загрыз кого–то. Проснулся оттого, что больно щёку и вкус крови во рту. Понял, что надкусил во сне. Такие вот сновидения у одуванчика Эфа! Дильс же вышел на связь только через день.
Дильс Вадим: неожиданный сон… Юнг говорит, что повторяющиеся сны — признак неразрешённой внутренней проблемы и их нужно «читать» символически. Если человеку снится постоянно, что он летает, это значит, он хочет свободы, у него внутренняя потребность вырваться из–под чьей–то опеки. Если во сне появляется голым в публичных местах, то у него фобия унижения, публичного неодобрения. А у тебя собака… А это каждый раз один и тот же человек? Ну, твой хозяин во снах?
Эф Swan: вроде бы один…
Дильс Вадим: и ты ни разу не видел его лица во снах?
Эф Swan: ни разу. Только чувствовал, что надо успеть его спасти, надо догнать, надо не отстать…
Дильс Вадим: по Юнгу это неосознанное стремление найти смысл, боязнь упущенных возможностей, поиски, поиски, поиски… Ты молод, это объяснимо.
Эф Swan: а у тебя бывают повторяющиеся сны? Только не увиливай!
Дильс Вадим: я всегда куда–то падаю, меня толкают, я цепляюсь, руки в кровь, и всегда не выдерживаю, лечу–у–у–у…
Эф Swan: и что это обозначает?
Дильс Вадим: да ничего хорошего))) Я тебе обещал про Пауля Клее рассказать.
Эф Swan: и всё–таки увиливаешь… И что там с Клеем?
Дильс Вадим: умер в изгнании с клеймом художника–дегенерата. Но его картины звучат, они музыкальны…
Вадим сначала убеждал меня, что «маски» и кубики Клее — это шедевр. Потом перешёл на Мондриана, Кандинского и, конечно, на Малевича. Я, как шизофреник, уставился на «Пять домиков», на «Красную кавалерию», прищурился к «Белому на белом» и провалился в чёрный круг. Что–то даже голова закружилась! Я пообещал подумать над тем, как «озвучить» абстрактное искусство. И несколько вечеров вместо работы над дипломом по теледизайну к каналу о науке я копался в залежах мировой музыки, слушал и прислушивался к картинам. Потом взывал в «контакте» к Дильсу и отчитывался. Он удивлялся, радовался совпадениям, спорил, подкручивал мне у виска и насмехался. Я обругал его «старым дегенератом», когда он не оценил композицию «Morcheeba» — «Фрагмент свободы» для озвучки «Древнего звука» Пауля Клее. Он, видите ли, представляет цветомузыкой армянский дудук. И даже отправил мне магическую мелодию. Переливчатый, но в тоже время простой и лиричный древний восточный голос свёл меня с ума (Серёгу тоже). Я, конечно, согласился с тем, что его выбор лучше, но только про себя — в сети спорил с Дильсом всё равно.
Одновременно с музыкальными вечерами были и прозаические дни. В понедельник и вторник поймал Дильса в столовой, совершенно наглым образом выбрал ему меню, повелев есть только радостные блюда — не пережёванное полумясо–полухлеб в виде котлет, не безвкусный рис, не подсохшие трупы сдобных булок. Винегрет — поярче, харчо — поострее, банановый десерт под шоколадом — посчастливее. Заставить пить вместо депрессивного несладкого кофе жизнеутверждающий зелёный чай не смог. Его выдувал каждый раз Серёга, который, кстати, скорее, чем я, будет писать курсач у Дильса, так как они живенько спелись во время совместных обедов по поводу арт–объектов из военного обмундирования (Серёга честно сказал, что знает о лампе с плафоном в виде каски).
В четверг его пара. Я сел не за первую парту, а в центр аудитории. Дильс, которого я только что кормил в столовке, опять нарочито смотрел сквозь меня. Хотя мою готовность он заметил всё–таки и даже закатил глаза, дескать «как ты меня достал, Филипп Лебедь!». Я предполагал, какая сегодня будет тема, поэтому принёс собой пастельные мелки и митант*. И я был прав. «Беспредметное искусство. Абстракционизм».