Трудно быть храбрым

– Вот идиот! – вслух произнес он и полез в карман за записной книжкой, которую вытащил из куртки Шугайло. Затем снова уселся в качалку и открыл книжку. На первый взгляд книжка как книжка, затрепанная, с множеством бумажек, вложенных в нее. Для начала Петька решил изучить именно эти бумажки. Он достал из кармана свою записную книжку и принялся методично переносить на чистые листки то, что было на этих бумажках. Их оказалось семь. На одной был записан чей-то адрес, не в Москве, а в Сергиевом Посаде. Фамилии не было. На второй значилось: К. – 120 тыс., Л. – 300 тыс., А. – 200 тыс. Это Петька не стал переписывать. На третьей бумажке был начерчен какой-то план. На всякий случай Петька его перерисовал. Открыв четвертую бумажку, он чуть не вскрикнул! Там было написано: Марина и номер телефона. Неужели повезло? Но ведь Марина такое распространенное имя! Петька принялся листать книжку, ага, буква М. Миронов, Матюшин, Мисина, Маша, Марина! И совсем другой номер телефона. Час от часу не легче. Петька переписал телефоны обеих Марин и решил поискать еще какую-нибудь Марину на другие буквы. Так, А… Ничего. Б. Тоже ничего. В. Так, Васюткина М. Это может быть и Мария, и Маргарита, и Мила, и какая-нибудь Мура… На всякий случай он выписал четыре таких М. Кроме Васюткиной, там имелись еще Зайцева, Круглова и Вайнштейн. Но Вайнштейн вполне мог оказаться и Михаилом, и Моисеем, и Митрофаном. Петька просмотрел оставшиеся бумажки, но там ничего интересного не было. Ну, кое-что все-таки прояснилось! Сегодня он освободит Яну, а завтра займется спасением Марины! Петька чувствовал себя настоящим рыцарем. Петр Львиное Сердце. Здорово звучит! Жалко, никому нельзя сказать, засмеют.
Петька едва не заснул в качалке. Куда ж они запропастились? А вдруг Яны нет дома? Вот было бы здорово! Хотя нет, ведь тогда он не спасет ее! Так не интересно!
И вот у дома затормозила машина. Петька осторожно выглянул в окно. Из рыжих «Жигулей» выскочил парень, конечно же, это Глеб, и открыл ворота. Машина въехала на участок, Глеб закрыл ворота и подбежал к машине, открыл заднюю дверцу и помог выйти Яне, а за нею и Семенычу, немолодому грузному мужику, с которым Яна была скована наручником. Петька мгновенно исчез в своем убежище. Оттуда ему было все отлично слышно.
– Проходите, проходите, дамочка. Не волнуйтесь, мы вам никакого вреда не причиним. Пока, – ласково говорил Семеныч.
– Не понимаю, зачем вы меня похитили? Какой вам смысл? За меня некому заплатить выкуп. А у меня самой денег кот наплакал. Знаете, какие гроши платят нынче за художественный перевод? Только не сдохнуть с голоду.
«Ну и Яна!» – восхитился Петька. Какое присутствие духа!
– А как же ваш друг сердечный, господин Русанов? Он разве не заплатит за вас?
– Русанов? С какой это стати он будет за меня платить? Кто я ему? Одна из многих переводчиц, которые работают на его издательство! Зачем я ему?
– У нас, дамочка, другие сведения.
– Не знаю я, какие у вас сведения, только Борис Валентинович за меня и рубля не даст!
– Он что же, такой сквалыга? Неужто он не выкупит такую очаровашку?
– Знаете, на всех очаровашек ни у кого денег не хватит. Если вам нужны деньги, так взяли бы лучше его брата, Русанов в нем, говорят, души не чает!
– А вот это уж наше дело! И потом, с чего вы взяли, что нам нужен выкуп?
– А что? Что вам нужно?
– Успокойтесь, – раздался голос Глеба, – нам лично от вас ничего не нужно, но вот наш шеф… Он вечером приедет и тогда сам со всем разберется, и с вами в том числе.
– Я уже поняла – вы украли меня, чтобы так или иначе влиять на Русанова. А с чего вы взяли, что на него это подействует? Уверяю вас, меня с Русановым связывают чисто деловые отношения.
– Да ладно, всей Москве известно, что он постоянно у вас бывает.
– Да, он часто заезжает ко мне, потому что у меня дома отличная библиотека американской фантастики. Ее собрал мой покойный муж. К тому же я подбираю для Русанова новые книги, рецензирую их, а он человек воспитанный, любезный, и не вынуждает меня таскаться к нему в издательство, оно ведь находится у черта на куличках.
– Вас неоднократно видели с ним в театрах и ресторанах.
– Ну и что? – стояла на своем Яна.
Петька был потрясен ее храбростью. Он думал, она будет в полуобмороке от страха, а она… Да… Не слабо!
– Вот что, дамочка. Вы можете навешать нам на уши хоть кастрюлю лапши, но разбираться с вами будет шеф. И хватит мне мозги компостировать. Голова уже разболелась от вашего трепа. Ишь, развоевалась! Слышь, Шуга, давай-ка пластырь. Залепим дамочке ротик, а то разговорчивая больно, и в подвал ее. До приезда шефа.
– Нет, Семеныч, не надо пластырь, – сжалился над Яной Глеб. – Вон у нее кожа какая нежная, давай по старинке ей кляп воткнем, и все дела. А то вдруг и впрямь что не так, шеф с нас три шкуры спустит!
– Эх, Глебчик, один раз тебя твоя доброта уже подвела! Ну, да ладно!
– Эй, что вы собираетесь делать! – воскликнула Яна. – Я не хо…
– Ну вот, теперь потише будет, – с удовлетворением произнес Семеныч. – И ручонки тебе скрутим немножко, чтоб не вытащила кляп. Пошли, Глеб, отведем дамочку в подвал, самое лучшее место для нее.
«Все пропало!» – ужаснулся Петька. Со связанными руками Яна не найдет записку, которую он оставил ей на топчане под одеялом, записку, в которой он подбадривал ее, обещая непременно вытащить из подвала. И не узнает, что у нее есть друг, что он поблизости. Интересно, они сковали ей руки наручниками или же просто связали веревкой?
– Ну вот и все, теперь она никуда от нас не денется, – с облегчением сказал Семеныч.
Петька совсем было расстроился, но потом вспомнил о той своей находке… Дело в том, что, обшаривая дом, он нашел в аптечке пузырек с нембуталом, довольно сильным снотворным, которое он не раз видел у бабы Мани. Несколько таблеток в бутылку фанты, еще несколько в открытый пакет томатного сока… Скорее бы они сели обедать!
– Глеб, а я опять жрать хочу! Тушенку будешь?
– Да ну ее, с души воротит…
– Слышь, Глеб, тут что-то странное в холодильнике!
– Мышь, что ли?
– Какая, к черту, мышь! Я могу башку дать на отсечение: когда давеча яичницу жарил, в холодильнике десяток яиц был!
– А теперь стало два десятка? – насмешливо отозвался Глеб.
– Жди, так не бывает! А только хошь верь, хошь не верь, их теперь семь!
– Слушай, Семеныч, чего ты мне голову морочишь? Куда три яйца делись?
– Вот то-то и оно! Боюсь, тут кто-то был. Или еще того хуже…
– Что?
– Домовой!
– Домовой? Ну ты даешь, старый! – расхохотался Глеб. – Домовой! Родной, у тебя пуля в голове!
– Какая пуля?
– Да так говорят… И по-твоему, домовой три яйца схряпал? Как он их ел? Сырыми? Всмятку? Или яичницу жарил?
– Ну, это я не знаю… Слушай, Глебушка, а кто, по-твоему, мальца-то отпустил? По всему выходит, домовой, больше некому. Сам посуди, кабы не домовой, малец уже сюда бы ментов навел полный дом. Ох, не нравится мне это, ох не нравится!
– Слушай, Семеныч, а с чего бы это домовому парня отпускать? Он же вроде должен интересы хозяина отстаивать, а хозяин тут я, по крайней мере на год.
– Все правильно, Глебчик, все правильно! Он твои интересы и отстаивает. Если б тут накрыли нас с этим парнем, ох, плохо бы нам пришлось! Вот он и отвел от нас беду. И парню небось внушил, чтобы он про нас помалкивал! Вот я что думаю.
Петька чуть не умер от смеха у себя за занавеской.
– Что ты плетешь, старый?
– Старый – умный! А яйца он сожрал, чтобы нам показать, что это он тут о нас заботится.
– Глупости! Я вот слышал, если домовой заводится в доме, он стучать начинает. Даже переговариваться с ним можно стуком. А вот насчет того, чтоб яйца жрать…
– А давай постучим! Может, и отзовется.
Семеныч постучал по столу чем-то металлическим, наверное, ножом или вилкой. Петька решил ответить и постучал в стену костяшками пальцев.
– Слыхал! – закричал Семеныч. – Что я тебе говорил!