Спасение Келли и Кайдена (ЛП)

Помимо подготовки к экзамену по английскому, мне нужно написать эссе. В начале года я присоединилась к клубу писательского мастерства, и теперь должна сдать три проекта: поэму, короткий рассказ и документальную зарисовку. Как бы я ни любила писать, иногда мне сложно перенести правду на бумагу, чтобы другие люди могли ее прочитать. Я боюсь того, что может случиться, если по-настоящему откроюсь. А может, мне кажется глупым писать о правде жизни, в то время как Кайден проживает эту правду, находясь в клинике. Пока я напечатала только заголовок: «Куда уносят листья», автор – Келли Лоуренс. Не уверена, что из этого в итоге получится.
Дождь превратился в пушистые снежинки, которые парят с неба, а на земле блестит серебристый налет льда. Я постукиваю пальцем по учебнику, думая о доме – там уже, наверно, снега почти метр навалило, и мамина машина наверняка застряла у подъездной дорожки. Мне с легкостью представляются снегоуборочные машины, колесящие по улицам города. А папа проводит тренировки в спортзале, ведь снаружи слишком холодно. Кайден по-прежнему в больнице под наблюдением, потому что все думают, будто он пытался себя убить. С того дня прошло несколько недель. Ему уже давно не требуется переливание крови, а порезы заживают. Когда Кайден очнулся, к нему не пускали посетителей, потому что он входил в "группу повышенного риска" и "нуждался в надзоре" (слова его матери, не мои).
Мой мобильник лежит на кровати, рядом со стопкой учебных материалов и разноцветными маркерами. Я беру телефон, набираю номер Кайдена и жду сообщение автоответчика.
— Привет, это Кайден, я сейчас слишком занят и не могу ответить на ваш звонок, поэтому, пожалуйста, оставьте сообщение, может, вам повезет, и я перезвоню.
В его голосе улавливается сарказм, как будто он думает, что остроумен, и я улыбаюсь, тоскуя по нему так сильно, до боли в сердце.
Слушаю сообщение снова и снова, до тех пор, пока не начинаю различать скрытую за сарказмом боль, несущую в себе его секреты. В конечном счете, я сбрасываю звонок, откидываюсь на кровать, желая перенестись назад во времени и не позволить Кайдену узнать, что меня изнасиловал Калеб.
— Боже, который час? — Вайолет садится на кровати, моргая налитыми кровью глазами в попытке рассмотреть свои наручные часы на кожаном ремешке. Она трясет головой, убирая черно-красные пряди с лица, смотрит в окно, потом на меня. — Я надолго вырубилась?
Пожав плечами, смотрю в потолок.
— Думаю, часов на десять?
Вайолет откидывает одеяло и вылезает из постели.
— Твою мать, я пропустила пару по химии.
— Ты изучаешь химию? — не хотела показаться грубой, но шок от того, что она занимается химией, явно проскальзывает в моем голосе. Мы с Вайолет делим комнату уже три месяца, и, судя по тому, что я видела, ей нравятся вечеринки и парни.
Она смотрит на меня злобно, продевая руки в рукава своей кожаной куртки.
— Что? Думаешь, я не могу тусить, и при этом быть умной?
Качая головой, отвечаю:
— Нет, я не то имела в виду. Я просто…
— Я знаю, что ты имела в виду, что ты обо мне думаешь, что все думают, — Вайолет подхватывает сумку, нюхает свою рубашку и пожимает плечами. — Но дам один совет: может, тебе не следует судить людей по их облику.
— Я не сужу, — говорю ей, чувствуя себя неловко. — Извини, если тебе кажется, что я тебя осуждаю.
Она берет свой телефон со стола и кидает его в сумку, затем направляется к двери.
— Слушай, если придет парень по имени Джесси, можешь сделать вид, что не видела меня целый день?
— Зачем? — спрашиваю я, поднимаясь.
— Затем, что я не хочу, чтобы он знал, что я тут была, — Вайолет открывает дверь, оглядываясь через плечо. — Боже, ты стала такой раздражительной. Когда мы с тобой познакомились, я думала, ты размазня. Но в последнее время ты постоянно огрызаешься.
— Знаю, — говорю тихо, опустив подбородок. — Извини. Трудные несколько недель выдались.
Она останавливается в дверном проеме, разглядывая меня.
— Ты… — Вайолет переступает с ноги на ногу, словно ей неуютно. Ей нелегко дается то, что она собирается сказать. — Ты в порядке?
Я киваю, что-то мелькает в выражении ее лица, возможно, боль, и на мгновение мне думается, в порядке ли сама Вайолет. Но потом она пожимает плечами и выходит из комнаты, захлопывая за собой дверь. Шумно выдохнув, ложусь обратно на кровать. Потребность засунуть пальцы в горло, чтобы избавится от тяжелого, противного ощущения в животе, душит меня. Черт. Мне нужна терапия. Не вставая, я тянусь за телефоном, набираю номер своего психолога, так же известного под именем Сет, и моего лучшего друга во всем мире.
— Я люблю тебя до смерти, Келли, — отвечает он после третьего гудка. — Но мне вот-вот повезет, поэтому тебе лучше звонить по важному поводу.
Сморщив нос, чувствую, как вспыхивают мои щеки.
— Ничего срочного… Просто хотела узнать, чем занимаешься. Но если ты занят, не буду тебя отвлекать.
Сет вздыхает.
— Извини, это прозвучало резче, чем я планировал. Если я тебе нужен, мы можем поговорить. Тебе известно, что ты для меня важнее всего.
— Ты с Грейсоном?
— Конечно, — отвечает он шутливым тоном. — Я же не какая-то неразборчивая шлюха.
Смех срывается с моих губ, и я удивляюсь, насколько лучше себя чувствую, лишь поговорив с ним.
— Честное слово, я в порядке. Мне просто скучно и я искала повод отвлечься от учебника по английскому, — скинув книгу с кровати, переворачиваюсь на живот, приподнимаясь на локтях. — Я тебя отпускаю.
— Ты уверена, точно-точно?
— Уверена на все сто. Теперь иди и повеселись.
— Ох, поверь, именно это я и собираюсь сделать, — отвечает Сет, и я смеюсь, но живот пронзает от боли. Я уже собираюсь сбросить вызов, когда он добавляет: — Келли, если хочешь с кем-нибудь пообщаться, можешь позвонить Люку… Вы оба сейчас переживаете одно и то же. В смысле, вы скучаете по Кайдену, не понимая, что на самом деле произошло.
Я прикусываю ноготь. Мы с Люком уже не раз вместе проводили время, но мне по-прежнему некомфортно оставаться с парнями наедине, если не считать Сета. К тому же, между нами все как-то странно, потому что мы с ним официально не говорили о том, что случилось дома у Кайдена. Эта проблема, словно белый слон в комнате, на которого никто не обращает внимания, огромный, печальный, убитый горем слон.
— Я подумаю.
— Хорошо. Если надумаешь, обязательно спроси у него о вчерашней лекции профессора МакГеллона.
— Почему? Что случилось?
Сет озорно хихикает.
— Просто спроси.
— Ладно... — отвечаю я, неуверенная, что хочу выяснить, о чем он. Если случившееся кажется ему забавным, значит, рассказ может меня смутить. — Приятного вам с Грейсоном вечера.
— Тебе тоже, малышка, — говорит Сет, и кладет трубку.
Я нажимаю кнопку сброса, затем листаю список контактов, пока не добираюсь до номера Люка. Мой палец нависает над кнопкой вызова целую вечность, но в итоге трусость меня одолевает, и я бросаю телефон на кровать. Поднявшись, надеваю свои Конверсы – те самые, заляпанные зеленой краской – потому что они напоминают мне о счастливом моменте моей жизни. Застегнув куртку, кладу телефон в карман, подхватываю ключи и дневник, прежде чем выйти из комнаты.
На улице холоднее, чем в морозилке, но я бесцельно бреду по пустому кампусу, после чего наконец-то усаживаюсь на одну из обледенелых скамеек. Идет снег, но ветви дерева образуют навес у меня над головой. Я открываю дневник, натягиваю воротник куртки себе на нос, и начинаю записывать свои мысли, изливая сердце и душу на пустые страницы, потому что это помогает не хуже терапии.
Я отлично помню свое шестнадцатилетие. Воспоминания о нем спрятаны у меня в голове на случай, если понадобятся, но я не часто к ним возвращаюсь. В тот день я научилась водить машину. Мама всегда реагировала странно, не позволяя нам с братом сесть за руль, пока не повзрослеем достаточно. Она говорила, это чтобы защитить нас от самих себя и от других водителей. Помню, я не понимала ее желания нас защитить, потому что вокруг так много вещей – колоссальных, способных изменить жизнь – от которых она не в состоянии нас уберечь. Например, от того, что мой брат курил травку, начиная с четырнадцати лет. Или от того, что Калеб изнасиловал меня в моей же собственной комнате, когда мне исполнилось двенадцать. В глубине души я знала, это не ее вина, но одна мысль все равно постоянно приходила на ум: «Почему она меня не защитила?».