Спасение Келли и Кайдена (ЛП)

— Кайден, ты не спишь? — спрашивает она спокойным тоном, который означает, что она под чем-то. Она грубо пихает мою руку, оцарапывая ее ногтями. Я крепче зажмуриваю глаза, скрещивая руки и желая, чтобы она сильнее прошлась по моей коже и срезала ее, стерев все, что я чувствую.
— Кайден Оуэнс. — Ее голос так резок, словно когтями провели по классной доске. — Послушай, знаю, что ты не хочешь это слышать, но пора бы уже разобраться со своими проблемами. Вставай, начни питаться лучше, и докажи докторам, что с тобой все в порядке и можно вернуться домой.
Я не отвечаю и не открываю глаз. Просто слушаю стук своего сердца. Тук, тук. Тук, тук.
Ее дыхание ускоряется.
— Кайден Оуэнс, я не позволю тебе разрушить репутацию семьи. А теперь исправь все. — Она хватает одеяло и швыряет его подальше от меня. — Встань, сходи на терапию, и докажи, что не опасен для себя.
Мои веки постепенно открываются, и я поворачиваю голову в ее сторону.
— А как же отец? Он тоже не опасен для меня?
Она выглядит дерьмово: темные круги под глазами, и куча косметики на лице – попытка скрыть все это. Она по-прежнему при параде: причудливое красное платье, драгоценности и шуба – весь этот роскошный прикид для того, чтобы замаскировать все уродство в ее жизни.
— Твой отец не сделал ничего плохого. Он просто был расстроен из-за того, что ты сделал.
— Ты имеешь в виду выбивание дерьма из Калеба, — уточняю я, кладя руки на кровать, отталкиваясь вверх и прислоняясь к спинке кровати.
Ее взгляд становится холодным.
— Да, именно так. Драка – это не приемлемо. Тебе повезло, что Калеб в порядке. Хотя он все еще решает, выдвигать ли против тебя обвинения. Отец пытается договориться с ним.
— Что? — такое чувство, словно тысяча острых, как бритва, иголок прокалывают мою кожу. — Почему?
— Потому что мы не собираемся позволять тебе спускать репутацию семьи в канализацию из-за твоей никчемной жизни. И постараемся уладить все, как можно тише.
— Так вы подкупите его деньгами, — произношу я сквозь зубы. Ебать. Я хочу ударить что-нибудь, двинуть кулаком в металлическую стену, разбить костяшки пальцев, и смотреть на то, как они кровоточат. Не хочу, чтобы отец разбирался с этим. Не хочу быть чем-то ему обязанным. Он будет трясти этим над моей головой всю оставшуюся жизнь. Твою мать. Все слишком запутанно.
— Да, деньгами, — она открывает сумочку и вытаскивает косметичку. — С трудом заработанными деньгами твоего отца, которому ты должен быть очень благодарен.
— Пускай Калеб выдвигает обвинения. — Меня правда это больше не заботит. Почти каждая частица во мне умерла, а то что еще живо, лишь жаждет очередного надреза. — Мне плевать. Так будет лучше, нежели позволить отцу заплатить ему.
Она смотрится в зеркало, поджав губы, а затем закрывает косметичку.
— Ты такой неблагодарный. — Она направляется к двери, впиваясь каблуками в грязный линолеум. — Ты самый вредный ребенок в мире. Даже твои братья не создавали мне таких проблем.
Потому что они не спасались от бури и ушли еще до появления торнадо.
— Я не ребенок. — Поворачиваюсь на бок и закрываю глаза. — Я вообще никогда не был ребенком.
Стук ее каблуков прекращается. Она ждет, рассчитывая на то, что я продолжу говорить или сама хочет что-то сказать, но затем стук возобновляется и вскоре она выходит в коридор. Я позволяю действию таблеток охватить меня и затянуть в темноту. Последнее что вижу, прежде чем отключиться это самая красивая голубоглазая шатенка, которую я когда-либо видел. Единственная девушка, завладевшая моим сердцем, и я из последних сил держусь за ее образ. Иначе, я наверное, просто потерял бы желание дышать.
Келли 
— У меня вопрос, — говорю я Люку. Мы стоим перед входом на маленький каток, собираясь покататься на коньках, причем никто из нас не делал этого прежде (об этом мы признались друг другу в машине, когда ехали сюда). Каток не слишком заполнен, есть несколько пар, катающихся на льду и держащихся за руки, а в центре девушка, учащаясь катанию. — Что случилось на паре профессора МакГеллона?
Люк качает головой, проводя рукой по своим коротким каштановым волосам.
— Разве Сет еще не рассказал тебе?
Я наклоняюсь, чтобы затянуть шнурки на коньке.
— Он сказала по телефону, чтобы я спросила у тебя.
Он закатывает глаза, пока я поднимаюсь.
— Ты действительно хочешь это знать?
Я колеблюсь из-за предостережения в его голосе, но решаюсь побыть немного сорвиголовой и киваю.
— Да. Наверное.
— Меня поймали занимающимся... кое-чем в кабинете. — Он решается выйти на каток, и наступает на кончик конька так, что лезвие режет лед. — С девушкой.
Черт бы побрал Сета и его потребность вытолкнуть меня из зоны комфорта. Я краснею, но делаю вид будто это из-за холода, подкрепляя это дрожью.
— Это был профессор?
Он идет вперед, с дрожащими коленями, и медленно движется в середину катка, где вращается девушка с руками над головой.
— Нет, Сет.
Я, держась за стену, выхожу на лед, и решаю сменить тему прежде, чем мои щеки воспламеняться.
— Значит, вот люди занимаются, чтобы взбодриться? — Расставив руки в сторону, чтобы сохранить равновесие, двигаю ногами по катку.
Люк разводит руками в сторону, и сгибает колени, пока катится на коньках как-то зигзагообразно.
— Так я слышал, — отвечает он и двигается к стене, при этом спотыкаясь.
— От кого? — цепляюсь за бортик для поддержки, а колени начинают дрожать, и я остаюсь там на некоторое время, чтобы позволить бедным людям позади меня кататься.
Он ухмыляется, когда его ноги разъезжаются на льду.
— От цыпочки, что я подцепил прошлой ночью. Она настаивала на том, что мы просто обязаны покататься на коньках.
Я делаю глубокий вдох и сопротивляюсь румянцу, расползающемуся по щекам.
— Тогда почему ты не привез ее сюда?
Он посмеивается.
— И что бы в том было веселого? Мне нравится тусоваться с тобой, Келли. Это расслабляет.
Он двигает ногами по льду и пытается катиться назад, но спотыкается и врезается спиной в стену. Он вскидывает руку и хватается за пластмассовый бортик.
— Ты в порядке? — я сдерживаю смех, пока он таращиться на меня широко открытыми глазами.
— Думаешь это смешно? — Он подгибает ноги, а после, с явно нарушенной координацией катиться ко мне, размахивая руками.
Я душу смех внутри себя, двигая ногами взад и вперед, чтобы уйти от него.
— Мне казалось, что футболисты должны быть более скоординированы.
Его губы искривляются в улыбке, и он подмигивает мне.
— На траве, Келли. Футболисты не проводят кучу времени на льду.
— Как насчет балетной студии, — дразню его. — Я слышала, что вы, ребята иногда любите покружиться на носочках (я делаю воздушные кавычки и улыбаюсь) в "спортивных целях".
Он качает головой, сдерживая усмешку.
— Знаешь, Кайден прав на счет тебя. Ты можешь быть дерзкой, когда хочешь.
Мое сердце падает куда-то вниз и выражение лица Люка меняется. Мы стоим, не двигаясь, а мои мысли уплывают к Кайдену.
Я ковыляю к воротам, чтобы сесть на скамью.
— Думаю, мне нужен перерыв. Я не очень хороша в этом, — говорю я, меняя тему.
— Я тоже. — Люк катится к выходу, и лезвия его коньков скрипят напротив резинового порога, когда он следует за мной. Он садиться рядом и вытягивает ноги перед собой.
Какое-то время мы сидим в замешательстве, наблюдая за другими, как они смеются, улыбаются, веселятся. Похоже, они отлично проводят время, и я завидую им. Мне тоже хочется веселиться, вместе с Кайденом. Я хочу, чтобы он был здесь, со мной.
— Ты слышала что-нибудь от него? — Невзначай спрашивает Люк, глядя на каток.
Смотрю на него, морща лоб.
— От кого? От Кайдена?
Он кивает головой один раз, не смотря на меня.
— Да.
Я выдыхаю, и перед лицом образует облако серого дымка. Хоть каток и крытый, тут все равно холодно так же, как и снаружи. На мне куртка и перчатки, на голове шапка, и все равно я продрогла до костей. Или, возможно, этот холод из-за поднятой темы.