Миллион приключений

– Нет, так не пойдет! – сказал король.
У Алисы шевельнулась в сердце надежда. Но она тут же исчезла, потому что король продолжал:
– Не годится рыцаря жечь. Отрубим им головы, и дело с концом. О гуманизме не забывайте.
– Да здравствует наш добрый король! – закричали придворные.
– Ну и ладушки, – сказал король. – Дай-ка подмахну. И ужинать. Ведь так и с голоду помереть можно.
Он взял протянутое ему камергером орлиное перо, расписался под указом и сказал Пашке, поднимаясь с трона:
– Лично против тебя, рыцарь Красной стрелы, я ничего не имею и даже с удовольствием наблюдал за твоими поединками. Как порядочный человек, я подтверждаю награждение кубком. Пусть этот кубок останется с тобой неразлучно до самой твоей смерти.
Раздались аплодисменты и крики: «Да здравствует король!»
И король быстро соскочил с трона и бросился в заднюю дверь, чтобы не потерять ни минуты. Ведь ему надо было вымыть руки, а ужин мог остыть.
 
Глава 19
Палач подтверждает
– Ваше величество, – бросилась за королем Алиса. – Это уже никуда не годится…
Короля она не догнала, а стражники по знаку камергера тут же схватили Алису за руки и заткнули ей рот. Это было сделано так ловко, что она растерялась и видела вокруг только высокие сапоги и кожаные животы стражников.
Она тыкалась в тумбы-ноги, как мышонок, окруженный слонами, а когда ноги разошлись, поняла, что стоит посреди опустевшего зала.
Никого нет. Только слуги гасят свечи.
Лишь на возвышении у трона пригорюнился шут Фу-фу. Его набеленное лицо изборождено потеками слез, дурацкий колпак сполз на ухо… Алиса взяла себя в руки и громко сказала, хоть и сама не верила в то, что говорила:
– Хватит слезы лить! Сколько можно! Пошли к королю. Я не дам ему пожирать компот, пока он не перестанет безобразничать.
– Очень он тебя послушает! – воскликнул шут. – К тому же он боится, что епископ его отравит или камергер зарежет. Это же сплошной скорпионник. Ну кто просил твоего Пашку приезжать сюда и устраивать представление?
– Если вы не идете, я иду без вас.
– И сама голову потеряешь, и парню не поможешь, – ответил шут, не двигаясь с места. – А без меня короля не найдешь, заблудишься во дворце.
– Может, вам нужны деньги? Вы их любите? Я обещаю, что, как только вернусь, пришлю вам сколько пожелаете. Мне помогут.
– Глупая. Раз в жизни я переживаю бескорыстно, и то мне не верят!
В этот момент до них донесся звук трубы. Такой тоскливый, словно волк заблудился в черных коридорах.
– Ну вот, – сказал шут. – Мы опоздали.
– Как опоздали?
– Начинается казнь.
Алиса схватила шута за полосатый рукав и так дернула, что он потерял равновесие, скатился вниз, но тут же вскочил на ноги и бросился к двери.
Алиса за ним.
Они бежали по черным переходам и лестницам, и казалось, что конца им не будет.
– А где Изабелла? – крикнула Алиса на бегу.
– Она побег вам готовила, – ответил шут. – Но все зазря. Против них нужна по крайней мере дивизия с пушками. Уговорами их не проймешь.
Неожиданно в глаза брызнул свет.
Они сбежали по лестнице к небольшой площади. С одной стороны площадь ограничивал дворец, с трех других стояли дома – серые, мрачные, высокие, с узкими окнами.
Посреди площади возвышался деревянный помост.
На помосте – большая колода. Рядом с ней – Пашкин кубок.
По одну сторону колоды стояли Пашка и девочка-ведьма. Пашка держал девочку за руку и успокаивал ее. Девочка рыдала.
«Еще бы, – подумала Алиса, – второй раз за день казнят».
Пашка был бледный как полотно. И даже немного дрожал. Но держался.
По другую сторону колоды переминался с ноги на ногу огромного роста человек с длинной завитой бородой, в красной короткой накидке и черных штанах. Как на костыль, он опирался на страшных размеров топор. Это был палач. Там же стоял епископ.
Помост был окружен цепью стражников. За ними толпились вельможи и рыцари, торговцы и придворные, которых Алиса уже видела у короля на обеде и на стадионе. Народ попроще глядел на это представление из окон домов и из переулков, вливавшихся на площадь.
– Вот видите, – сказал епископ, делая шаг к краю помоста, – как велика милость нашего короля. Вместо того чтобы сжечь этих колдунов на костре, он подарил им гуманную кончину – от руки нашего уважаемого мастера.
Палач поклонился зрителям.
Затем епископ обернулся к осужденным и спросил:
– Раскаиваетесь ли вы в своих страшных преступлениях?
Девочка ответила:
– Не знаю.
А Пашка пожал плечами. Может, надеялся, что все это сон?
– Есть ли у тебя последнее желание или жалоба? – спросил епископ у ведьмочки.
– Я к маме хочу, – сказала она.
В толпе послышался недовольный ропот. Все здесь верили в ведьм, но все-таки некоторым стало жалко девочку.
– Она же только притворяется девочкой! – воскликнул епископ.
Люди замолчали. Ведь в самом деле, если веришь в ведьм, приходится верить, что они умеют притворяться девочками.
– Есть ли у тебя, колдун и самозванец, последнее желание? – спросил епископ у Пашки.
– Отпустите меня, – сказал Пашка. – И я уеду.
Вельможи и рыцари стали улюлюкать и кричать:
– Трус! Кончай его, палач! Позор!
Тогда Пашка покраснел, разозлился и закричал, перекрывая свист и крики:
– Ничего я не струсил! Вы сами трусы! Не надо мне вашей пощады…
– Может, это ему только кажется? – спросила Алиса у шута.
Шут покачал головой и сказал:
– Уже не кажется…
Епископ махнул рукой.
Барабанщики затараторили в барабаны.
Алиса понимала, что нужно бежать, прекратить это издевательство. Но, как в дурном сне, ноги не слушались ее, язык прилип к горлу, и она стояла словно восковая кукла, глядя, как палач не спеша протирает суконкой и без того блестящий топор, а его помощники ведут Пашку к колоде и заставляют опуститься на колени.
И в этот момент Алиса услышала, что сзади кто-то бежит к ней. Она не могла отвернуться от помоста, но чувствовала, как до ее плеча дотрагивается мягкая рука, и ей вдруг захотелось услышать мамин голос: «Ну, просыпайся же, Алиса, в школу опоздаешь».
Но голос принадлежал королеве-мачехе:
– Алиса, ты меня слышишь?
– Где вы были, королева? Почему вы опоздали?
– Нельзя падать духом. Еще не все потеряно. Я пришла, чтобы напомнить об одном древнем обычае.
– Скорей! О каком обычае? О каком?
Палач кончил вытирать свой любимый топор, вырвал волос у себя из бороды, подбросил его вверх и на лету разрубил под аплодисменты вельмож.
– Неужели не слышала? Если чистая, юная девушка объявит осужденного своим женихом…
– Вспомнила! – крикнула Алиса. – Стойте!
Но из-за грохота барабанов ее никто не услышал.
Она бросилась сквозь густую толпу вельмож и рыцарей, извиваясь как змея и пуская в ход острые локти и колени. Ее пытался остановить толстый маркиз, к ней тянулись лапы стражников и монахов, но вот она, придерживая белое платье, взлетела по шатучей лесенке на помост и встала рядом с палачом.
Палач уже занес топор над головой Пашки.
– Стойте! – закричала Алиса.
Барабаны продолжали бить.
Но рядом уже стояла королева-мачеха. Она властно подняла тонкую руку, и этому знаку барабанщики подчинились.
Епископ скривился, словно у него заболел зуб.
Наступила мертвая тишина, только слышно было, как быстро и громко бьется Пашкино сердце.
– Слушайте принцессу! – сказала Изабелла.
– Слушайте, – сказала Алиса. Она заговорила негромко, но ее слова долетали до самых верхних этажей домов и проникали в переулки. – Есть старинный обычай. Юная девушка может взять осужденного в женихи, и тогда его должны отпустить.
– Правильно! – раздались голоса на площади. – Был такой обычай.
– Его давно отменили! – спохватился епископ. – Его уже нет!
– Кто его отменял? – строго спросила Изабелла. – Поднимись сюда, старый плут, и поклянись перед народом королевства, что этот обычай отменен.