Тайна Золотой долины. Четверо из России-Издание 1968 г.]
Мне почему-то стало страшно: я сразу вспомнил колоду с пчелами на сосне. Но, конечно, и виду не подал, что струсил.
— С нами ты не бойся, Рыжая Белка, — успокоил я девочку. — Мы не первый раз на Тропе и видали всяких старичков.
Она засмеялась и даже хлопнула в ладоши:
— Ой, какие вы смешные! Настоящие психи — мне даже нравится. Только один и есть тут нормальный…
Гостья кивнула на Левку.
Мне это показалось очень обидным, Димка тоже надулся.
— А почему ты зовешь меня Рыжей Белкой? — наклонив набок пушистую голову, девочка вопросительно смотрела на меня своими васильками. — Я — Нюрка.
— У нас такой обычай, — вмешался Левка, который уже начал воображать. — Всем нам присвоены особые имена: Васька — Молокоед, Димка — Дубленая Кожа, я — Федор Большое Ухо. Ну, а ты будешь Рыжая Белка. Белки у нас еще не было.
Девочка посидела немного у нашего костра и попрощалась, дав слово приходить.
— Вот тебе и скво! — ехидно сказал Левка.
Но я почему-то подумал, что он загрустил после ухода Белки. Да и мне самому было жаль, что девочка так мало побыла в хижине и не осталась, чтобы разделить с нами суровую жизнь золотоискателей.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Как плохо, когда не знаешь ботаники. Дублёная Кожа действует. Лирическое отступление о рабочем классе. Невидимый появился. Раскаяние.
Забота об еде отнимала теперь у нас все время. Мы уже не мыли золото, а только слонялись по лесу, чтобы изловить дичь, искали грибы, и старые ягоды, но, кроме подснежников, в лесу ничего еще не было.
— Ты не помнишь, Дубленая Кожа, — спросил я, — подснежники относятся к съедобным или несъедобным растениям?
Но Димка знал ботанику не лучше меня. Этот предмет почему-то нам не нравился. Учительница ботаники на первом же уроке принялась рассказывать про какой-то вороний глаз, бородавчатый бересклет и еще про копытень, которых мы никогда не видывали.
Одна девочка подняла руку:
— Елена Николаевна, а этого копытеня есть можно?
— Смотри, не вздумай! — сказал на весь класс Димка. — Сразу в овечку превратишься.
Он намекнул на Иванушку из сказки, который напился из бараньего копытца и стал барашком. Все этот намек поняли и засмеялись. Одна учительница, видно, ничего не поняла. Она рассердилась и удалила Димку из класса, а заодно и меня, потому что я очень громко хохотал.
— Раз такое дело, — решил Димка, — не будем учить ботанику.
Так мы и сделали, дураки. А теперь как бы нам пригодилось знание ботаники! Очень бы пригодилось. Понадеялись вот на профессора Жвачкина, а он подвел.
Чем бы кончилась наша экспедиция, не знаю… Выручил Димка Кожедубов. Недаром я назначил его своим заместителем.
Димка предложил организовать рыбную ловлю в большом масштабе, чтобы насолить и навялить рыбы на весь сезон.
Большое Ухо опять отправился с Муркой в лес, а мы стали срезать на берегу в зарослях прямые ивовые прутья. Дубленая Кожа срубил несколько толстых черемуховых веток, согнул их кольцами и начал оплетать эти кольца прутьями ивы. У него получился конусообразный рыболовный снаряд — морда. [32] Весь секрет тут состоял в том, что рыба в этот снаряд войти может, а выйти — нет.
Я помог Димке сплести еще две морды, и мы поставили их на колья в реку.
— А теперь попробуем изготовить еще кое-что!
Димка достал из багажа рыбацкие принадлежности, смастерил несколько поводков с крючками и привязал их к обыкновенной сухой палке метра в полтора длиной. К одному концу палки прикрепил длинный и прочный шнур, а бечевку покороче привязал к другому концу. Получилась забавная снасть, какой я еще не встречал.
Но самое интересное началось, когда Дубленая Кожа опустил свою палку в воду: она поплыла против течения! Поплыла и стала забирать все дальше и дальше к середине реки.
Я ждал, когда шнур дрогнет, чтобы не пропустить момент подсечки.
— Ты смотри не на шнур, а на палку, — объяснил мне Димка. И я стал смотреть на палку.
Вдруг она подпрыгнула одним концом и заплясала.
— Одна есть!
— Тащи! — закричал я. — Чего же не тащишь?
Но Димка не захотел вытаскивать снасть из-за одной рыбы. Он подождал, когда клюнет еще, и только потом стал выбирать шнур.
На крючках оказались четыре рыбы: один голавль и три хариуса.
— Уже почти уха, — обрадовался я.
— Подожди, то ли еще будет! — пообещал Димка.
И верно, за короткое время он натаскал с полведра хорошей рыбы.
Я живо разжег костер, поставил котелок, и мы стали чистить рыбу для ухи. И вдруг к нам подбежал радостный Левка, таща в руках здоровенную живую птицу.
— Кого ты поймал, Левка?
— Не я поймал — моя универсальная собака отличилась!
Это был глухарь. Оказывается, Мурка подкралась к нему, схватила за шею и притащила хозяину.
— Сейчас я эту глухую тетерю освежую, а из шкуры сделаю чучело.
— Зачем нам чучело, если у нас есть Федор Большое Ухо? — рассмеялся Димка. — Вот ты — настоящее чучело. Разве глухаря обдирают? Его надо ощипать, а потом опалить…
— Что ты мне говоришь! — шумел Левка. — Я сам читал наставление насчет свежевания туш. Там сказано черным по белому: все надо обдирать, ни в коем случае не палить.
Димка все-таки сделал по-своему. Сначала он обварил глухаря кипятком, потом вырвал пух и, взяв птицу за шею и ноги, стал поворачивать над костром, чтобы опалить мелкий пушок.
— А потрошить буду я, — не отставал Левка.
— Попробуй!
Левка взял глухаря, отрубил ему голову и стал совать палец в горло.
— Сейчас вытащу сычуг, — рассуждал Большое Ухо, как будто собираясь показывать фокус…
— Эх ты, сычуг! — выхватил птицу Дубленая Кожа. — Сычуг бывает только у жвачных животных…
Он ловко выпотрошил глухаря, внутренности отдал собаке, Чистую, вымытую в реке тушку немного посолил и повесил на веревочке к потолку хижины.
Вот что значит уметь все делать! Мы с Левкой привыкли есть, что поднесет нам мама на тарелке, а Димка, оказывается, всегда помогал матери на кухне и научился готовить не хуже любого повара.
Хороший все-таки Димка, и не Федору Большому Уху бы надо быть интендантом! Димка и уху-то приготовил такую, какой я в жизни не едал. Сначала отварил в воде мелкую рыбу, потом все это процедил, и получился жирный бульон. В кипящий бульон бросил рыбу покрупнее: образовалась двойная уха, очень вкусная и питательная. Так что мы даже без хлеба очень хорошо наелись.
После обеда пошли посмотреть, не попалось ли что в морды. Одна была пустая, зато в двух других билось столько рыбы, что я боялся, как бы наши снаряды не разлетелись вдребезги.
Мы с Димкой возились с богатым уловом, а Левка тоже не зевал. Он взял у нас маленького голавлика, насадил его на жерлицу и забросил в речку. Скоро на приманку клюнула рыба да такая большая, что Левка испугался, как бы не утащила его в воду.
— Помогите! — крикнул Большое Ухо.
Мы кинулись на помощь и выволокли на берег здоровенную щуку. Левка, как коршун, бросился к ней.
Теперь надо было весь улов завялить или засолить. Изобретательный Димка быстро нашел выход. Он сделал щель в крыше хижины и развесил несколько связок выпотрошенной и подсоленной рыбы. Потом разложил посреди избушки костер из сырых дров, захлопнул наглухо дверь:
— Завтра будем есть собственные изделия холодного копчения.
Остальную, более мелкую рыбу Димка тоже подсолил и развесил на лесках снаружи хижины.
— Это будет вяленая рыба. Чем плохо?
— Где ты научился?
— Чему?
— Ну вот и рыбу вялить, и глухаря потрошить, и разные снаряды делать?
Оказалось, Димкин отец — рабочий, столяр и умеет делать все…
Сын рабочего тоже не ударил в грязь лицом.
Недаром у нас так много говорят про рабочий класс! Рабочий класс все умеет, всего добьется. И даже на необитаемом острове не растеряется.
32
Ужасно неприличное слово! Но не назовешь же эту морду «лицом», как бы ни хотелось этого Павлу Матвеевичу. — В. М.