Клятва московской принцессы
– Случается, – неопределенно откликнулся ее брат и, подумав, добавил: – Ну и в лес ходить в них надежнее. В смысле, в сапогах.
– А что там? – насторожилась Марина Николаевна.
– Всяко бывает, – уклончиво ответил брат.
– Что конкретно «всяко»? – не удовольствовалась его ответом сестра.
– Гадюки, – с неохотой выдавил из себя дядя Федя.
– Кранты. В лес не пустят, – обреченно шепнул Егору Никифор. – Мать даже ужей боится, а тут, конкретно, гадюки.
– И зачем твой дядя сказал?! – в свою очередь расстроился Егор.
Марина Николаевна с каменным лицом забралась в «Ниву». Федор Николаевич, привязав к багажнику на крыше их чемоданы и накрыв их полиэтиленовой пленкой, сел за руль и гуднул. Трактор с ревом и скрежетом тронулся.
Добраться до дяди-Фединого дома им удалось засветло, однако не посуху. Дождь продолжал настойчиво лить. Выбравшись из машины, они стремительно забежали в сени, хотя это и не спасло их. Все трое давно уже вымокли, а за время поездки в холодной машине еще и продрогли. У Егора зуб на зуб не попадал, а круглая и обычно румяная физиономия Коржика стала синей.
– Горяченького бы чайку, – не успев переступить порог, потребовал он.
– Иди, ставь чайник, – лаконично отреагировал дядя Федя.
– Сперва пусть в сухое переоденутся, – возразила Марина Николаевна. – А после и впрямь обязательно нужно что-нибудь горяченькое.
– Суп есть, – сообщил ее брат.
– Замечательно, – зябко потерла руки Марина Николаевна.
– Вы наверх, – указал ребятам на лестницу дядя Федя.
Они, подхватив чемоданы, поспешили по скрипучим ступенькам в указанном направлении. Федор Николаевич загремел дровами, сложенными возле печки.
– Ща протопим как следует, и тепло будет, – донесся до них его голос.
Мальчики обнаружили на втором этаже две комнатенки. Одна явно принадлежала дяде Феде, вторая предназначалась им. В ней стояли два топчана с аккуратно сложенным в изголовье чистым бельем, небольшой платяной шкафчик и этажерка с книгами.
– Скромненько. На пятизвездный отель, конечно, не тянет, но жить можно. Особенно если погода хорошая, – сказал Коржик. – Ну, когда здесь только ночуешь.
Мальчики оперативно облачились во все сухое и побежали вниз. На плите уже стояли чайник и большая кастрюля. В печке весело гудел огонь, а дядя Федя резал свежезакупленные хлеб и колбасу. Выкладывая в масленку масло, он сообщил:
– Домашнее. Соседкино. – И, повернувшись к мальчикам, коротко бросил: – Расставляйте тарелки.
Вскоре они уже уплетали обжигающие кислые щи с грибами, – то ли действительно жутко вкусные, то ли им так казалось с голодухи. Суп изрядно согрел их. Всех, кроме мамы Коржика, продолжающей зябко ежиться.
– Сейчас чайку тебе специального на травках заварю, – с тревогой воспринял ее состояние брат. – Выпьешь с медом и малиновым вареньем и полезай на печку. К завтрашнему дню как рукой снимет.
– На печку не полезу, – воспротивилась Марина Николаевна. – Там очень душно. Мне плохо станет. Да ты, Федя, не волнуйся. Чайком прогреюсь, и пройдет.
Но не прошло. К утру у Марины Николаевны поднялась температура. Она отчаянно чихала и кашляла, лежа на первом этаже в комнате за печкой. А за окном продолжало беспрестанно лить.
– Разверзлись хляби небесные, – кратко высказался по сему поводу Федор Николаевич и, натянув на себя огромный брезентовый плащ-палатку, направился кормить кур.
– А нам теперь чего делать? – спросил Егор у Никифора.
– Сложный вопрос, – был и сам в замешательстве тот. – Можно книжку почитать или во что-нибудь поиграем, или… – он задумался. – Телевизора нет. Дядя Федя его не любит. Есть только радио.
Дождь продолжал лить на следующий день и еще на следующий. Мальчики изнывали от скуки. Дядя Федя становился все угрюмее и, как казалось Егору, с каждым днем прибавлял в объеме и росте, сокращая своим присутствием свободное пространство и без того тесного дома. Мама Никифора по-прежнему чихала, сморкалась, кашляла и температурила. От жара у нее болела голова, и она беспрестанно одергивала ребят:
– Никифор, Егор, умоляю, не топайте, не гремите! И так голова раскалывается!
Наконец, дождь чуть-чуть приутих, а к полудню сменился на мелкую морось. Дядя Федя, вернувшись с улицы, шумно скинул сапоги и решительно произнес:
– Погода налаживается. Самое время для рыбалки.
– Но там, по-моему, еще капает, – нерешительно возразил Егор.
– Ерунда, – отмахнулся Федор Николаевич. – Не сахарные, не размокнете. Я вам уже приготовил по плащ-палатке, а сапоги у вас уже есть. К ужину как раз карасей наловите.
– Федя-я, – слабым голосом протянула из маленькой комнаты мама Никифора. – А это не опасно?
– Нет. Я за ними пригляжу, – пообещал ей брат. – Ну, что расселись? Собирайтесь, – повернулся он к мальчикам. – Наживку я вам приготовил. Удочки в сенях. А клев в мелкий дождь самый лучший.
– Ты уверен? – с сомнением покосился на дядю Никифор.
– Совершенно, – энергично кивнул тот и шепотом добавил: – Матери дай хоть немного прийти в себя, оглоед.
Путаясь в длинных широких плащах, ребята в сопровождении Федора Николаевича вышли из дома. В воздухе плавала водяная взвесь.
– Сыровато, – поежился Никифор.
– Я вам термос с чаем в рюкзак положил, – явно не собирался вносить коррективы в намеченный план Федор Николаевич.
– Нам? – переспросил Егор. – А вы разве не идете?
– Своих дел полно, – провел рукой по окладистой бороде дядя Федя. – Сейчас доведу вас до лодки, стащим ее в озеро, и рыбачьте себе на здоровье. А я часика через два за вами вернусь.
– То есть мы не с берега будем ловить? – задал новый вопрос Егор.
– Берег сейчас что болото. В лодке сподручнее. Там хоть сядете на сухое, – растолковывал ему Федор Николаевич.
Двадцать минут спустя ребята уже куковали под моросящим дождем в лодке, отплывшей на десяток метров от берега. Кривя пухлые губы, Никифор с безнадежностью созерцал неподвижный поплавок.
– Развел нас с тобой дядя, Граф, как лохов. Какая же уважающая себя рыба в такую погоду будет клевать! Выперли нас из дома, чтобы мы маме болеть не мешали. В общем-то, если честно, мне самому там уже было тошно сидеть, но здесь, по-моему, еще хуже. У меня от этой лодки клаустрофобия начинается. И ноги мерзнут.
– А я тебе говорил: надень шерстяные носки, – напомнил Егор.
– Ну их. Они так колются. Лучше чайку для согрева попить. Где там у нас термос?
Встав на ноги, он потянулся к рюкзаку. Лодка опасно накренилась.
– Осторожнее! – взвыл Егор.
Коржик поторопился плюхнуться на скамью.
– Лучше б дома остались. Там хоть по лестнице взад-вперед ходить можно.
– Вот оттого, что ты по ней слишком много ходил, нас с тобой сюда и сослали, – невесело усмехнулся Егор, которому дождевая рыбалка тоже не слишком пришлась по душе.
– Слушай, а может, смотаем удочки? Ежу ведь понятно: улов нам сейчас не светит. Сядем на весла…
– И что дальше? – без малейшего воодушевления воспринял его задумку Егор.
– На том берегу есть хутор, – продолжил Никифор. – Доплывем, зайдем в гости. Узнаем, как у них дела. Погреемся. Может, нас даже там чем-нибудь угостят. А к приходу дяди Феди пригребем на исходную точку. Докладывать ему, конечно, об этом совершенно необязательно. Ну, поплыли?
– Да уж лучше, чем здесь прозябать, – вздохнул Егор. Он действительно начал мерзнуть.
Они синхронно заработали веслами. Лодка плавно развернулась и взяла курс на противоположный берег. Движение их согрело и несколько приободрило. Радость, однако, была краткосрочной. На середине озера они попали в полосу густого непроглядного тумана. А так как гребли мальчики, не оглядываясь на то, что творится у них за спинами, молочное облако явилось для них совершеннейшей неожиданностью. Где один берег и где другой – не понятно. Хоть ножом режь этот туман!
– Я чувствую себя лягушкой в крынке с молоком, – бросив весло, объявил Никифор.
– Какой еще лягушкой? – не уловил смысла Егор.