Кики Страйк и гробница императрицы

Все, что нужно мошеннику для безбедной жизни
Не выбрасывай куда попало документы, на которых значится номер твоего счета или номера кредиток, если не хочешь оплачивать совершенно посторонним людям каникулы в Лас-Вегасе или спиритические сеансы.
Твои телефоны (и кто по ним звонит) 
Счета за мобильную связь достаточно, чтобы предоставить полный список твоих входящих и исходящих звонков за целый месяц. Так что не звони кому попало - или, прежде чем выбросить телефонный счет, порви его на мелкие клочки.
Список твоих друзей, родных и близких — и смертельных врагов
Перебрасываешься любовными записочками с парнем твой подруги? Твоя бабушка, опрометчиво проигнорировав советы программы защиты свидетелей, прислала тебе открытку на день рождения? Рисуешь шаржи на мерзкого учителя математики? Избавляйся от них аккуратно, а не как попало - или готовься к неприятностям.
Твои академические успехи (или отсутствие таковых) 
Если ты - первая ученица в классе, пожалуй, это не главная твоя проблема. Но если из твоих оценок явствует, что ты часами торчишь на развлекательных сайтах, пожалуй, стоит избавляться от «вещественных доказательств» как можно осмотрительнее.
Твое меню
Рьяный вегетарианец, что время от времени втихую съедает гамбургер-другой, или энтузиаст здорового образа жизни, тайно обожающий чипсы, не должны забывать: чтобы вывести их на чистую воду, достаточно заглянуть в мусорный контейнер.
Твои дурные привычки
Ты и так все про них знаешь. Стоит ли делиться этим знанием с кем-то еще?
Где ты бываешь? 
По разнообразным деталям твоего мусора - по квитанциям, чекам, магазинным пакетам, авиабилетам, хирургическим повязкам - легко можно восстановить картину твоей жизни. Выбрасывать такие вещи стоит только в том случае, если поведение твое безупречно.
  
Глава четвертая
 
* * * * * * *
АТАКА БЕЛОК
Впервые за много недель я легла спать в разумное время; но сколько бы я ни считала голубей (с овцами я как-то хуже знакома), заснуть не удавалось. Уна злится, Кики встревожена, на невинных прохожих в парке нападают белки, в Город-Призрак проник чужак. Но хуже всего то, что карта теперь в руках у Лус — и вышла из-под моего контроля.
На следующее утро я доползла до школы как сомнамбула, так и не разлепив сонных век. К началу первого урока я оставила учебник по геометрии в метро, на полном ходу врезалась в паркометр и здорово отбила себе живот и в придачу позабыла отключить мобильник. Только-только я начала клевать носом на лекции мистера Дедли про голландский период в нью-йоркской истории, как на весь класс заиграла музыкальная тема из фильма «Челюсти». В Аталантской школе мобильники были под строгим запретом; я бы всяко предпочла, чтобы у меня в шкафчике мертвое тело обнаружили, нежели трезвонящий мобильник — в руках. Все головы синхронно развернулись, все взгляды обратились к сумочке, висящей на моем стуле. Я непроизвольно поморщилась.
— Ананка, вон! — взревел мистер Дедли.—Изволь не-мед-лен-но сдать свою музыкальную сумку в кабинет директора!
Я встала. У девчонки по имени Петра Дюбуа хватило нахальства захихикать в кулак.
— Директрисе Уикхем, пожалуй, было бы небезынтересно узнать, кто написал тебе очередное сочинение,— шепнула я, проходя мимо.
Петра охнула; я издевательски подмигнула. Сплетничать — это, конечно, мелочно и недостойно, но своя польза в том есть.
— ВОН! — заорал мистер Дедли.
Едва оказавшись в коридоре, я проворно нырнула в туалет и ответила на звонок.
— Кто бы ты ни был, от души надеюсь, ты звонишь из тюрьмы, где тебе самое место,— рявкнула я.
— Все еще хуже,— раздался голос на другом конце.— Я тебя подставила?
— Ну, скажем так, будущее мое не столь безоблачно, как хотелось бы. Ну, Бетти, в чем дело-то?
— Со мной только что связалась Кики. Сегодня утром Лус ограбили по пути в школу.— Бетти перевела дух.— И кто бы ты думала? Белки!
Мысль о том, что Лус Лопес стала жертвой ограбления, более того — угодила в лапы дикой природы, просто в голове не укладывалась. От угрюмой, неприветливой Лус и люди, и животные предпочитали держаться по возможности подальше.
— Где? — заволновалась я.— Она не пострадала?
— Лус отделалась парой-тройкой царапин; ничего страшного. Она рассказывает, будто решила срезать дорогу через Морнингсайд-парк, и тут на нее возьми и выпрыгни три гигантские белки. Рядом случился какой-то прохожий, из тех, что бегают по утрам трусцой; он отогнал тварей, но белки без добычи не остались — рюкзачок унесли.
— Так значит, белки уже перебрались в верхнюю часть города? И много ли денег им перепало? — спросила я.
— Не в деньгах дело, Ананка.— Бетти пыталась донести до меня неприятную новость как можно деликатнее.
— Ох, нет,— простонала я.
— Увы, да. Они забрали детекторы движения. И карту тоже.
Мои худшие страхи подтвердились!
— А Кики что говорит?
— Кики хочет, чтобы мы все собрались у нее после школы. Мы пойдем в Морнингсайд-парк выручать карту.
— Да ты смеешься! — запротестовала я.— Белки, конечно же, до сих пор там сидят и нас поджидают.
— Кики так и думала, что ты это скажешь. И велела передать тебе...
— Что же?
— Кики любопытно, есть ли у тебя идеи получше.
— Придумаю что-нибудь по пути в исправительную школу,— буркнула я и отключилась.
Путь к кабинету директрисы Уикхем в просторечии называли «доской» (вроде как: «Джоди вчера заставили пройти по доске — и больше ее никто не видел»). Дверь находилась в самом конце темного коридора в той части школы, что большинство предпочитало обходить стороной. Все отлично знали: в те далекие времена, когда в здании размещалась тюрьма для малолетних преступников, этот офис принадлежал врачу-садисту: он с наслаждением опробовал новые хирургические техники на злополучных правонарушителях. И хотя сама я директрисе У икхем скорее симпатизировала, многие аталантские девочки клялись и божились, что пресловутому врачу-садисту она в жестокости не уступит.
Я постучалась и деликатно приоткрыла дверь. Директриса Уикхем пролистывала увесистую подшивку бумаг. С виду хрупкая, безобидная старушка, особенно на фоне массивного дубового стола. Если верить слухам и сплетням, легко можно было предположить, что по стенам у нее вместо охотничьих трофеев развешаны головы проштрафившихся учениц. Но нет, ничего подобного; к потускневшей штукатурке крепились разве что десятки пропыленных фотографий. На одной знаменитая художница позировала на фоне своего шедевра на выставке современного искусства. На другой была запечатлена недавняя инаугурация первой женщины-сенатора Нью-Йорка. Временной разброс между снимками составлял по меньшей мере лет сорок, но всех их объединяло нечто общее. А именно: на каждой из фотографий фигурировали знаменитые женщины — директора, писательницы, председатели правления, хирурги. И еще — на каждой маячила директриса Уикхем: этак расплывчато, на заднем плане, или спрятавшись за бокалом с шампанским. Даже на черно-белых снимках, сделанных в те дни, когда женщина не выходила из дома без шляпки, без перчаток и без чулок, директриса выглядела лет под сто.
— Было у меня предчувствие, что очень скоро мы с вами увидимся, мисс Фишбейн,— проговорила директриса, не поднимая головы.— Заходи, располагайся.
Я плюхнулась на жесткий, обитый кожей стул. Дожидаясь, пока владелица кабинета закончит с бумагами, я рассматривала неисправную бомбу-вонючку у нее на столе. Фитиль обуглился, но бомбочка так и не взорвалась.