Все закручено (ЛП)

Дрю и я приезжаем последними.
Фрэнк Фишер — отец Мэтью — и Джон Эванс стоят у небольшого барчика в углу, обмениваясь биржевыми сводками. Долорес сидит на ручке кресла рядом с Мэтью и смотрит футбольную игру, пока сестра Дрю, Александра, которая «Сучка» и ее муж, Стивен, сидят на диване.
Маккензи, племянница Дрю, сидит на полу. Она изменилась по сравнению с прошлым разом, когда я ее видела. Сейчас ей шесть лет, ее волосы длиннее, а лицо уже более девичье, менее малышковое, но все равно прекрасное. Она играет с кучей кукол и игрушечной больничкой.
Мама Дрю, Энн, и мама Мэтью, Эстель, скорее всего на кухне. И если вам интересно, где овдовевший отец Стивена, Джордж Райнхарт, пока мы его не увидим.
Когда мы проходим в комнату, Стивен приветствует нас и предлагает нам обоим выпить.
Мы устраиваемся на двухместном диванчике, с выпивкой в руках и смотрим игру.
Маккензи нажимает на кнопку на одной из своих кукол, и кукольный голосок наполняет комнату.
— Нет, нет, нет! Нет, нет, нет!
Макензи склоняет голову на бок, пока смотрит на эту назойливую куклу.
— Я думаю, ты не прав, папа. Нет-Нет Нэнси вообще не похожа голосом на маму.
Комментарий привлекает внимание Александры.
— Что ты имеешь в виду, Маккензи?
За спиной у своей жены, Стивен качает головой в сторону дочери, но, к сожалению, для него, она не понимает намека.
Вместо этого она объясняет.
— Как-то раз, когда тебя не было, папочка сказал, что Нет-Нет Нэнси говорит, как ты. Но вместо нет, ты постоянно ворчишь «Не-не-не».
Все повернули головы к Александре, наблюдая за ней, как за бомбой с часовым механизмом, время которой приближается к нулю.
Он пытается мужественно разрядить ее. Улыбается и дразнит ее.
— Ты должна признать, дорогая, сходство необыкновенное…
Александра щипает его за руку. Но он напрягает свой бицепс до того, как она до него дотрагивается, всасывая в себя воздух. Она снова его щипает, уже не так шутливо.
Стивен просто хвастается.
— Ты не сможешь продавить железо, малыш. Будь осторожна, не хочу, чтобы ты повредила свою руку.
Быстрее пули, Александра впивается своими пальцами в нежную кожу задней стороны его трицепса, заставляя его упасть на колени.
Дрю строит гримасу и трет свою собственную руку за компанию.
— Наверняка останется след.
Голос у Александры строгий. И решительный.
— Я не ворчу. Я добрая, заботливая, во всем поддерживающая своего мужа жена, и если бы ты просто делал то, что должен был, я бы и слова не сказала.
Он взвизгивает.
— Да, дорогая.
Она отпускает его руку и встает.
— Пойду, помогу маме на кухне.
Как только она уходит, Маккензи задумчиво смотрит вниз на свою куклу, потом опять вверх на отца.
— Вообще то, ты прав, папочка. Мама, и правда, разговаривает как Нэнси.
Стивен подносит ко рту свой палец.
— Ш-ш-ш.
***
Немного позже, Дрю, Мэтью, Долорес и я сидим в комнате на уроке Маккензи по игре на гитаре.
Я учу ее играть. Мне было пять, когда мой папа меня учил. Он мне сказал, что музыка — это как секретный код, волшебный язык, который всегда будет со мной. Чтобы меня поддержать, если вдруг мне станет грустно, или помочь мне радоваться, когда я была счастливой.
И он был прав.
Это урок, который, я ценила всю свою жизнь. Маленький кусочек, оставшийся от моего отца, за который я могла держаться, когда его не стало. И я рада, что могу передать это знание Маккензи.
Сейчас она играет «Twinkle, Twinkle. Little Star».
Она хороша, не так ли? Сосредоточена. Решительна. Я не удивлена, она племянница Дрю, как ни как. Когда она заканчивает песню, мы все хлопаем.
Потом я поворачиваюсь к Долорес.
— Прошлой ночью мне звонил Билли. У него отпуск на несколько недель. Он приезжает в город на следующей неделе и хочет поужинать вместе.
Сарказм стекает со слов Дрю, как шоколад с клубники.
— Говнюк приезжает в город? Как здорово! Все равно, что Рождество.
Долорес смотрит на Дрю.
— Эй, Говнюк — это мое прозвище для него. Найди себе свое.
Дрю кивает.
— Ты права. Мешок с дерьмом подходит ему больше.
Вам интересно, что стало с Банкой Плохих слов? Для тех, кто не в курсе, Банка Плохих слов была придумана Александрой, чтобы штрафовать любого — обычно Дрю — кто матерился в присутствии ее дочери. Изначально, каждое плохое слово стоило доллар, но когда Дрю и я решали свои проблемы, я убедила Маккензи поднять цену до десяти. Называйте меня мстительной.
Как бы то ни было, теперь Банкой больше не пользуются. У Маккензи есть свой счет. И поскольку она уже достаточно взрослая, чтобы писать, она записывает кто и сколько ей должен в свою голубую книжечку, ту самую, в которой она карябает прямо сейчас.
Всем нам придется заплатить, прежде чем уйти. Или же попасть на проценты.
У меня такое чувство, что однажды Маккензи станет первоклассным банкиром.
Она кладет свою книжечку и направляется назад к своей гитаре. Потом поворачивается к Дрю.
— Дядя Дрю?
— Да, милая?
— Откуда берутся дети?
Дрю нисколько не мешкаясь:
— От Бога.
Я узнала основы, когда мне было одиннадцать. Моя мама придерживалась взглядов «навсегда оставайся моей маленькой девочкой и никогда не занимайся сексом». Амелия Уоррен, наоборот, более чем хотела заполнить пробелы. Она хотела, чтобы ее дочь Доллорес и я владели информацией. И были готовы. К тринадцати годам, мы могли натянуть презерватив на банан быстрее любой проститутки.
Чтобы вы не делали, не позволяйте своим детям узнать о деторождении из «То самое видео». Узнать о тычинках и пестиках все равно, что узнать, что Санты не существует — постепенно дети об этом узнают, но это будет воспринять легче, когда это исходит от вас.
Маккензи кивает и возвращается к своей гитаре. Пока не…
— Дядя Дрю.
— Да, Маккензи?
— Ребенок растет у мамы в животике, так?
— Вроде того.
— А как… именно он туда попадает?
Дрю проводит пальцами по своим губам, обдумывая ответ.
А я задерживаю дыхание.
— Ну, ты знаешь, вот когда ты рисуешь? И ты смешиваешь голубой и красный? И у тебя получается…
— Фиолетовый!
— Отлично, да, у тебя получается фиолетовый. Вот и с детьми примерно также. Немного голубой краски от папы, немного красной от мамы, хорошо перемешать вместе, и бум — ты получаешь нового человека. Надеюсь не фиолетового, но если тетя Долорес замешана? Все возможно!
Долорес показывает Дрю средний палец за спиной у Маккензи.
Маккензи кивает. И продолжает перебирать струны. В течение целой минуты.
— Дядя Дрю?
— Даа?
— Как голубая краска от папы попадает в красную к маме?
Дрю поднимает вверх брови. Он заикается.
— Как… как она… попадает туда?
Макензи жестикулирует своей рукой.
— Ну, да. Может доктор ей делает укол с голубой краской? Или мама глотает голубую краску?
Мэтью улыбается.
— Только если папе очень сильно повезет.
Долорес дает ему подзатыльник. Но круглые голубые глаза Маккензи продолжают смотреть на Дрю, ожидая ответа.
Он открывает свой рот.
А потом закрывает.
Потом опять начинает.
А потом останавливается.
Наконец, словно прыгая «бомбочкой» в бассейн в первый весенний день, он рискует.
— Ну… мама и папа занимаются сексом.
Совершенно точно. Александра прибьет его. В этот раз по-настоящему. Я стану вдовой, еще не успев стать женой.
Лицо Маккензи сморщилось в замешательстве.
— Что такое секс?
— Секс это как получаются дети.
Она на мгновение задумывается. А потом кивает.
— О. Хорошо.
Ух ты!
А я думала, что это выпускные экзамены в школе были сложными.
Дрю справился с этим довольно хорошо, вам не кажется? Он умеет обращаться с детьми. Что логично, потому что во многом… он сам все еще ребенок.