Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.15

– Очень он тебя послушает! – воскликнул шут. – К тому же он боится, что епископ его отравит или камергер зарежет. Это же сплошной скорпионник. Ну кто просил твоего Пашку приезжать сюда и устраивать представление?
– Если вы не идете, я иду без вас.
– И сама голову потеряешь, и парню не поможешь, – ответил шут, не двигаясь с места. – А без меня короля не найдешь, заблудишься во дворце.
– Может, вам нужны деньги? Вы их любите? Я обещаю, что, как только вернусь, пришлю вам сколько пожелаете. Мне помогут.
– Глупая. Раз в жизни я переживаю бескорыстно, и то мне не верят!
В этот момент до них донесся звук трубы. Такой тоскливый, словно волк заблудился в черных коридорах.
– Ну вот, – сказал шут. – Мы опоздали.
– Как опоздали?
– Начинается казнь.
Алиса схватила шута за полосатый рукав и так дернула, что он потерял равновесие, скатился вниз, но тут же вскочил на ноги и бросился к двери.
Алиса за ним.
Они бежали по черным переходам и лестницам, и казалось, что конца им не будет.
– А где Изабелла? – крикнула Алиса на бегу.
– Она побег вам готовила, – ответил шут. – Но все зазря. Против них нужна по крайней мере дивизия с пушками. Уговорами их не проймешь.
Неожиданно в глаза брызнул свет.
Они сбежали по лестнице к небольшой площади. С одной стороны площадь ограничивал дворец, с трех других стояли дома – серые, мрачные, высокие, с узкими окнами.
Посреди площади возвышался деревянный помост.
На помосте – большая колода. Рядом с ней – Пашкин кубок.
По одну сторону колоды стояли Пашка и девочка-ведьма. Пашка держал девочку за руку и успокаивал ее. Девочка рыдала.
«Еще бы, – подумала Алиса, – второй раз за день казнят».
Пашка был бледный как полотно. И даже немного дрожал. Но держался.
По другую сторону колоды переминался с ноги на ногу огромного роста человек с длинной завитой бородой, в красной короткой накидке и черных штанах. Как на костыль, он опирался на страшных размеров топор. Это был палач. Там же стоял епископ.
Помост был окружен цепью стражников. За ними толпились вельможи и рыцари, торговцы и придворные, которых Алиса уже видела у короля на обеде и на стадионе. Народ попроще глядел на это представление из окон домов и из переулков, вливавшихся на площадь.
– Вот видите, – сказал епископ, делая шаг к краю помоста, – как велика милость нашего короля. Вместо того чтобы сжечь этих колдунов на костре, он подарил им гуманную кончину – от руки нашего уважаемого мастера.
Палач поклонился зрителям.
Затем епископ обернулся к осужденным и спросил:
– Раскаиваетесь ли вы в своих страшных преступлениях?
Девочка ответила:
– Не знаю.
А Пашка пожал плечами. Может, надеялся, что все это сон?
– Есть ли у тебя последнее желание или жалоба? – спросил епископ у ведьмочки.
– Я к маме хочу, – сказала она.
В толпе послышался недовольный ропот. Все здесь верили в ведьм, но все-таки некоторым стало жалко девочку.
– Она же только притворяется девочкой! – воскликнул епископ.
Люди замолчали. Ведь в самом деле, если веришь в ведьм, приходится верить, что они умеют притворяться девочками.
– Есть ли у тебя, колдун и самозванец, последнее желание? – спросил епископ у Пашки.
– Отпустите меня, – сказал Пашка. – И я уеду.
Вельможи и рыцари стали улюлюкать и кричать:
– Трус! Кончай его, палач! Позор!
Тогда Пашка покраснел, разозлился и закричал, перекрывая свист и крики:
– Ничего я не струсил! Вы сами трусы! Не надо мне вашей пощады…
– Может, это ему только кажется? – спросила Алиса у шута.
Шут покачал головой и сказал:
– Уже не кажется…
Епископ махнул рукой.
Барабанщики затараторили в барабаны.
Алиса понимала, что нужно бежать, прекратить это издевательство. Но, как в дурном сне, ноги не слушались ее, язык прилип к горлу, и она стояла словно восковая кукла, глядя, как палач не спеша протирает суконкой и без того блестящий топор, а его помощники ведут Пашку к колоде и заставляют опуститься на колени.
И в этот момент Алиса услышала, что сзади кто-то бежит к ней. Она не могла отвернуться от помоста, но чувствовала, как до ее плеча дотрагивается мягкая рука, и ей вдруг захотелось услышать мамин голос: «Ну, просыпайся же, Алиса, в школу опоздаешь».
Но голос принадлежал королеве-мачехе:
– Алиса, ты меня слышишь?
– Где вы были, королева? Почему вы опоздали?
– Нельзя падать духом. Еще не все потеряно. Я пришла, чтобы напомнить об одном древнем обычае.
– Скорей! О каком обычае? О каком?
Палач кончил вытирать свой любимый топор, вырвал волос у себя из бороды, подбросил его вверх и на лету разрубил под аплодисменты вельмож.
– Неужели не слышала? Если чистая, юная девушка объявит осужденного своим женихом…
– Вспомнила! – крикнула Алиса. – Стойте!
Но из-за грохота барабанов ее никто не услышал.
Она бросилась сквозь густую толпу вельмож и рыцарей, извиваясь как змея и пуская в ход острые локти и колени. Ее пытался остановить толстый маркиз, к ней тянулись лапы стражников и монахов, но вот она, придерживая белое платье, взлетела по шатучей лесенке на помост и встала рядом с палачом.
Палач уже занес топор над головой Пашки.
– Стойте! – закричала Алиса.
Барабаны продолжали бить.
Но рядом уже стояла королева-мачеха. Она властно подняла тонкую руку, и этому знаку барабанщики подчинились.
Епископ скривился, словно у него заболел зуб.
Наступила мертвая тишина, только слышно было, как быстро и громко бьется Пашкино сердце.
– Слушайте принцессу! – сказала Изабелла.
– Слушайте, – сказала Алиса. Она заговорила негромко, но ее слова долетали до самых верхних этажей домов и проникали в переулки. – Есть старинный обычай. Юная девушка может взять осужденного в женихи, и тогда его должны отпустить.
– Правильно! – раздались голоса на площади. – Был такой обычай.
– Его давно отменили! – спохватился епископ. – Его уже нет!
– Кто его отменял? – строго спросила Изабелла. – Поднимись сюда, старый плут, и поклянись перед народом королевства, что этот обычай отменен.
– Не отменен! Не отменен! – кричали на площади.
– Отменен! – завопил маркиз.
И вдруг послышался тонкий, почти детский, но очень пронзительный голос. Это говорил громадный палач, который возвышался над всеми как гора:
– Мне лучше знать про этот обычай! Я специалист. Никто этого обычая не отменял, только давно не находилось девушек, которые хотели взять в женихи осужденного, тем более колдуна. Мне этот обычай страшно невыгоден, но я – честный палач.
– Тогда я беру этого рыцаря себе в женихи, – сказала Алиса.
– Ура! – закричал шут, который уже развязывал Пашке руки и помогал ему подняться с колоды. И добавил: – Но тебе, Алиса, придется выходить за него замуж. Не завидую.
– Оркестр, свадебный марш! – приказала королева-мачеха.
Оркестр послушно заиграл торжественный марш, Алиса протянула Пашке руку и пошла с ним к лестнице, вниз с помоста. Палач махал им вслед топором.
– Скорей! – сказала Изабелла. – Сейчас они спохватятся. Лошади ждут в том переулке.
– Ты чего, Пашка? – крикнула Алиса.
Но Пашка рванулся назад.
– Ведьмочку! Ведьмочку я им не оставлю!
– Не думай об этом! Ты всех погубишь! – испугался шут.
Но Пашка уже подхватил ведьмочку и метнулся вслед за остальными.
– Дорогу молодым! – закричал тонким голосом палач. – Да здравствует древний обычай! Кубок не забудьте!
Изабелла быстро шла первой, и вельможи, рыцари, стражники и монахи волей-неволей расступались перед ней.
  
Глава 20
 
Бегство из города
 
Они не успели добежать до переулка, как сзади донесся тонкий голос:
– А ведьму зачем взяли? Ведьмочку мне верните!
– Обман! – пришел в себя епископ. – Держи их!
До входа в переулок оставалось всего шагов двадцать. Навстречу уже бежали два стражника. Они выставили свои алебарды, но королева-мачеха сверкнула глазами и приказала не терпящим возражений королевским голосом: