Жирафка

Габина окинула меня презрительным взглядом, толкнула локтем Дулину и увела ее в сторону. От меня и от Иветы.
Итак, с контактом плохо: утерян. Ничего себе будут у нас сборы! Вдобавок перед отъездом я поругалась дома, потому что у тети, где, к счастью, мы были совсем недолго, я отказалась пойти по грибы.
— Конечно, если надо что-то сделать для других, наша Жирафка палец о палец не ударит! — возмущалась Милуш.
— У меня два метра роста, а я буду нагибаться и искать грибы! Тебе-то до земли ближе! — защищалась я.
Терпеть не могу собирать грибы, но тогда, конечно, нужно было пересилить себя, потому что папа очень любит зимой грибные кнедлики. Потом случилась такая же нелепая ссора, как в горах из-за проклятых носков. Я Мила больше со мной не разговаривала.
— Есть тут, конечно, и виндсерфинг, есть и яхты, й если кто-нибудь пожелает этим заняться, пусть скажет мне, я все устрою со службой проката. Водные велосипеды вы сможете получить по гостиничной карточке. Но я опасаюсь, дамы, что времени у вас на это не хватит, — информировал нас Дуда после ужина, и мы поверили ему, потому что были уже знакомы с расписанием сборов.
— А цветной телевизор есть? Тут можно принимать Вену, у них прекрасные фильмы о памятниках культуры, — сказала Мадла: немецким она владела.
— А детектив ты нам переведешь? — спросила Ухо. Никому в голову не пришло поинтересоваться, где здесь баскетбольная площадка.
— В баскетбол мы здесь играть не будем. Как вы уже заметили, тут только асфальтовая площадка без разметки. И поэтому главное для нас — отработка технических приемов. — Дуда продолжал разрабатывать тему об обязательном характере наших занятий. Однако уже после первого ужина я выпросила свободное время, чтобы мы смогли просто все вместе побродить и отдышаться.
— Пойдем посмотрим, что там на берегу, — обратилась я к Ивете.
Я обратилась скорее из вежливости, потому что была уверена — у нее есть свои планы. И, конечно, планы у нее были. Они с Мадлой, вооружившись магнитофоном с наушниками, залезли под тент одной из кабинок с надписью «Волан».
А что такое «Волан»? Просто удивительно: тут ни одно слово понять нельзя. Только «кофе» — это кофе. Даже интернациональные слова типа «кино» и «ресторан» тут имеют свои национальные эквиваленты. Откуда ни возьмись около Мадлы с Иветой появились ребята. Разговаривала с ними Мадла. Значит, немцы.
Я направилась к берегу. Было чудесно. Места отдыха тут совсем не похожи на наши у озера Махач. Кругом множество отелей и вилл. И везде объявления по-немецки: «Сдается комната».
На каждом шагу чем-нибудь торговали. Я не удержалась и купила трубочку с орехами (а еще были с маком, с творогом и, конечно, с вареньем), а потом купила мороженое (там было малиновое, крыжовенное, грушевое и всякое другое) и язык (печенье овальной формы). Затем я впервые увидела большую соленую лепешку с чесночной пастой, о которой мне часто рассказывала мама. Мама говорила, что эти лепешки и пюре из каштанов ни с чем не сравнить. Папа, однако, возражал, что маме лучше бы отказаться от этих лакомств. У меня таких забот нет, и вряд ли они когда-нибудь возникнут. Так что же мне мучиться зря? Я съела и тут же взяла вторую. Тут я увидела женщину с тележкой. Женщина шла со стороны пляжа и выкрикивала слово, отдаленно напоминающее «кукуруза». Это и вправду оказалась кукуруза, просто замечательная. Я съела два початка и кое-как утолила ужасный голод (не надо забывать, что перед этим был роскошный ужин с закусками, всевозможными блюдами и сладким).
— Господи, какая же ты большая, Гелча! Неизвестно, что легче: одевать тебя или кормить! — любила жаловаться мама. — Не успеешь повернуться — холодильник пустой. А ты все такая же худая!
Я всегда ела все подряд в любом порядке. Но сегодня мне как-то не по себе. Отец всегда говорил, что есть я должна сосредоточенно, а то проглочу два обеда и сама не замечу. Мне безразлично, какое блюдо за чем следует, что можно запивать, а что нет; я могу пить воду после черешен без каких бы то ни было последствий. А что же случилось сегодня? Простудиться, конечно, не могла, значит, объелась. Не бездонная же я бочка! Иногда я так же чувствовала себя дома, когда кто-то сердился на меня (так лее было, когда мы проиграли турнир). Да, все это от настроения.
На всякий случай я осталась на берегу. Если захочется, можно покормить рыб — тут их очень много. Рыбаки задумчиво насаживали наживку на крючки то ли удочек, то ли спиннингов — я в этом не разбираюсь (вот был бы со мной отец, он бы разобрался, но, конечно, он бы не пошел на берег озера, а скорее отправился бы в местную библиотеку и стал бы рыться в энциклопедиях, потому что ему всегда не хватает знаний). Волны пенились у каменистого берега, но вдали расстилалась ровная водная гладь. Воздух был сырой и свежий. С парохода, шедшего в Шиофок, доносилась музыка. Конечно, девочкам захочется хоть раз пойти на дискотеку, хотя в расписания, составленном Дудой, ничего подобного нет. Или они не захотят обратиться ко мне даже по такому случаю? Если бы я так плохо себя не чувствовала, я бы как следует задумалась над этим вопросом.
Что же мы делали все последующие дни? Дуда занимался с нами плаванием, волейболом, теннисом, бегом, серфингом, греблей, бадминтоном, прыжками в длину и в высоту, толканием ядра, метанием гранаты и всякими упражнениями с волейбольным мячом. Все тренировки проводились в форме соревнований — в этом состояла система Дуды. После — сдача итоговых нормативов за год; в результате мы едва доползали до своих номеров и как подкошенные падали на кровати. Впрочем, все как всегда — не лучше и не хуже. Хуже было со мной. Когда мне хотелось добиться хорошего результата или же выиграть — а этого хотелось всегда, — мне приходилось намного труднее, чем обычно. И хотя я стала осмотрительней в еде, все время казалось, что в животе камень, и из-за этого трудно дышать. Только начиналась тренировка или игра, у меня прерывалось дыхание, начинало жечь глаза (хотя они не краснели). Появлялся насморк. Что это, сенная лихорадка? Но ведь тут ни травы, ни сена! Кругом пляж, все давно сожжено солнцем, ничего не растет…
Дуда, конечно, заметил, что со мной не все в порядке.
— Что с тобой случилось?
— Если бы я знала… Может быть, грипп? Хотя в такую погоду… А может быть, в первый день я слишком много съела и еще не пришла в себя.
— Возможно, это какая-то вирусная инфекция. У меня в Праге перед отъездом было что-то с желудком, и довольно долго. А температура у тебя есть?
— А, ладно. Я здорова, как корова. Вы не беспокойтесь. Главное, что я сдала нормативы. Может быть, мне здесь удастся выполнить нормы высшей лиги.
— Как только вернемся, сразу же пойдешь к врачу. А теперь старайся не перенапрягаться.
Я совсем недавно была на медосмотре и даже на рентгене позвоночника.
Знаю. Но тут уж ничего не поделаешь. Я кивнула, хотя и была убеждена, что к врачу идти незачем. Я ведь никогда по-настоящему не болела. Мама утверждала, что даже в детстве только корью (а может ыть, краснухой?) И когда стала играть в баскетбол, пошло сплошное везение. Ни травм, ни синяков. У детей, играющих в песочнице, больше ушибов, чем у меня, почему же именно сейчас я должна заболеть?
И тут случилось то, что мне никогда в голову не могло прийти: девочки заметили, каких нечеловеческих усилий стоит мне сохранять форму. Первая Павла, потом и Пимча. Обе затаились. Со мной разговаривали только Ивета и три старшие девочки из группы запасных, которых взял с собой Дуда. Девчонки же из команды вели себя так, будто меня вообще не существовало, и дошли до того, что стали саботировать тренировки. И я ничего не могла сделать. Кончились силы, и если бы девчонки захотели, они могли бы уничтожить меня. Потом ситуация как-то разрядилась, и временами они по-прежнему меня слушались. Однако мне приходилось то от одной, то от другой терпеть высказывания о «некоторых, сдвинутых по фазе на почве баскетбола». Ну как им не стыдно и это ставить мне в вину! Почему они не понимают, что я отличаюсь от них тем, что другого у меня ничего нет?