Абарат. Абсолютная полночь

  
Клайв Баркер
 
Абарат. Абсолютная полночь
 
 
Джонни 2.0 Рэймонду
 
Марку Миллеру
 
Робби Хамфрису
 
 
 
 
Поутру солнце не взойдет,
 
В ночи луна не выйдет в небо,
 
Исчезнут звезды. Этот путь
 
Провозглашает гибель света.
 
 
 
  
ПРОЛОГ
 
Что увидел слепец
 
 
 
 
Мечтай!
 
Себя измысли, перейди
 
Из своего сознания в другие.
 
Муж, стань женой,
 
Рыба — рекой,
 
Дева — седой,
 
Хлеб — булавой.
 
Лежит грядущее миров
 
Во чреве мыслей, грез и снов.
 
 
 
— Песня, которую пели на Райской улице
 
На высоком утесе Иджита, острова двух часов ночи, глядящего на юг, в темные проливы вокруг Горгоссиума, стоял дом с богато украшенным фасадом. Обитателя дома называли мистером Китхитом, а также еще несколькими именами, ни одно из которых не было его собственным. Все знали его как Гадальщика. Его карты не предназначались для азартных игр. Напротив. Он использовал абаратскую колоду таро, в раскладах которой столь опытный чтец, как мистер Китхит, умел расслышать бормотание прошлого, распознать сомнения настоящего и заглянуть в приоткрытые глаза будущего. Толкованием того, как легли карты, можно было обеспечить себе вполне достойную жизнь.
Много лет Гадальщик служил бесчисленным посетителям, приходившим к нему в поисках мудрости. Но сегодня он закончил служить чужому любопытству. Закончил навсегда. Сегодня он искал в картах не будущее других людей. Карты призвали его, чтобы раскрыть ему его собственную судьбу.
Он сел за стол и медленно, спокойно выдохнул. Затем начал выкладывать узор из девятнадцати карт, выбранных по воле его пальцев. Несмотря на слепоту, каждый образ возникал в его сознании вместе с именем карты и ее числовым значением в колоде.
Здесь был Страх. Здесь была Дверь к Звездам. Здесь был Царь Судеб и Дочь Любопытства. У каждой карты читалось не только ее собственное значение: она оценивалась вместе с соседними картами, образующими узор мифологической математики, который большинство людей не смогли бы постичь.
Человек, Зажженный Свечами; Остров Смерти; Первобытная Форма; Древо Знания.
И конечно, всю эту композицию следовало соотнести с картой вопрошающего — в данном случае, его самого, — которую он выбрал как свое олицетворение. Он остановился на карте, называвшейся Порог. Вернул ее в колоду, дважды перемешал и начал выкладывать Расклад Нулевого Будущего, название которого означало, что здесь будут явлены все вещи и события, содержащиеся в Колоде: все компенсации (прошлое), все возможности (настоящее) и все риски (с сего дня и далее).
Откликнувшись на зов карт, его пальцы двигались быстро. Карты хотели что-то ему показать. Скоро он понял — у этих новостей большие последствия, и пренебрег правилами чтения, одним из которых было то, что Чтецу следовало дождаться появления на столе всех карт Расклада.
Он видел — надвигается война. Даже сейчас строились последние планы, заряжалось и чистилось оружие, собирались армии, готовясь ко дню, когда абаратская история сделает последний шаг. Возможно, карты хотели показать, что здесь касается его, где именно он сыграет в эту последнюю мрачную игру? Что ж, он займется тем, чему его учили, и доверится их мудрости, как доверяли все, кто приходил сюда в течение многих лет, отчаявшись найти иное лекарство и желая услышать голос карт.
Он не удивился, обнаружив, что Порог окружает множество огненных карт, выложенных, словно дары. Эта безжалостная стихия переработала его собственную жизнь и плоть. Касаясь карт кончиками обоженных пальцев, он не мог не вспоминать полыхающее пламя пожара, которое отогнало его, когда он пытался спасти семью. Один из его детей, самый младший, выжил, но всех остальных, кроме его матери, забрал огонь, подарив ей отсрочку, поскольку она всегда была столь же всепоглощающей и жестокой, как огромное пламя — пламя достаточно большое, чтобы превратить особняк и почти всю его семью в пепел.
Он потерял все, поскольку его мать, обезумевшая, по словам некоторых, от увиденного, схватила младенца и исчезла на островах Дня или Ночи, чтобы в своем безумии укрыть единственного выжившего из двадцати трех внуков от малейшего намека на дым. Но мысль о ее безумии не могла успокоить Гадальщика. Его мать никогда не была здравомыслящей женщиной. Она любила — и гораздо больше, чем следовало бы любить столь беспокойному духу, — истории Глубинной магии, Кровавых дел и кое-чего похуже. Гадальщика тревожило, что следы матери и сына затерялись; это волновало его, ибо он не знал, что они затевают. Но не только поэтому: они — та, кто его родила, и тот, чьим отцом он был, — являлись частью разрушительных сил, о которых говорилось в раскладе.
— Я должен тебя найти? — спросил он. — В этом все дело? Ты хочешь трогательного воссоединения, мама?
Число карт, выложенных на стол, он оценивал по весу оставшейся колоды. Чуть больше половины, решил он. Возможно, в той половине, которую он держал в руках, крылись известия о его последней связи с абаратской историей, хотя он в этом сомневался. Этот расклад не рассказывал о конкретном. Это был Расклад Нулевого Будущего, последний апокалиптический госпел абаратского таро.
Он положил колоду и подошел к двери, подняв свое покрытое шрамами лицо навстречу лучам серебристого звездного света. Годы, когда дети деревни Идо, расположенной внизу, у начала крутой дороги, что зигзагами поднималась по утесу к его дому, жили перед ним в страхе, давно прошли. Хотя дети разыгрывали ужас, чтобы повеселить друг друга, а он изображал рычащего монстра, поддерживая их игру, они знали: у него всегда найдется несколько патерземов, которые он бросал через порог и за которые они устраивали возню, особенно если приносили ему что-нибудь найденное на берегу — как, например, сегодня. Сейчас, когда он стоял в дверях, одна из его любимиц, прекрасный гибрид морского прыгуна и человеческого ребенка по имени Люпта, явилась к нему вместе с толпой следовавших за ней детей.
— У меня есть куча морского мусора! — похвасталась она. — Целая куча! Смотри! Смотри! Все это выкинула наша госпожа Изабелла.
— Он тебе нужен? — спросил Киптин, ее брат.
— Конечно, — сказал Гадальщик. — Как всегда.
Люпта отдала приказ своей маленькой банде, и те с шумом вывалили улов на землю прямо перед домом Гадальщика. Он внимательно прислушивался к звукам, что издавали вещи. Они были большими. Некоторые стучали и лязгали, другие звенели, как печальные колокола.
— Опиши их мне, дитя.
Люпта начала, но, как это часто случалось в недели, прошедшие с момента, когда мощные потоки Изабеллы вторглись в Иноземье, затопив Цыптаун в Миннесоте, и вернулись обратно, унося с собой кое-какие трофеи из того измерения, предметы, выброшенные приливом на каменистый пляж внизу, нелегко было описать или изобразить, не имея в Абарате ничего подобного. И все же Гадальщик напряженно слушал, зная, что если хочет постичь смысл карточного расклада, лежащего в темной комнате за его спиной, он должен разобраться в природе таинственных Человеков, чьи артефакты, которые довольно сложно представить, если нет зрения, наверняка имели глубинные ключи к природе тех, кто мог разрушить мир. Маленькая Люпта могла знать больше, чем ей казалось. А вслед за своими догадками она добиралась до истин.
— Из чего сделаны эти вещи? — спросил он. — Это машины? Игрушки? Их можно есть? Ими можно убить?