День повелителя пираний
Я подобрал инфраочки, нацепил. Бесполезно, в них ничего толком не было видно.
Оставалось ждать.
Свет горел, Буханкина не было. Я уже думал было пойти и посмотреть самому, что там случилось, но вдруг свет погас. Темнота сгустилась, глаза не могли подстроиться, но почти сразу свет загорелся вновь. Только не большой и в воздухе, а маленький и на земле.
Это Буханкин зажег фонарь. Фонарь был направлен вверх, шарил по ночному небу, Буханкин искал НЛО.
И снова завыла собака. Фонарь перенаправился с неба на землю и заметался в горизонтальной плоскости. Я выскочил из ямы и побежал на свет. Вернее, пошел на свет, выставив перед собой томагавк.
Потом произошла интересная штука. Фонарь светил, затем погас. И почти сразу зажегся снова. Только уже не на земле. Фонарь будто висел над ней метрах в двух.
Снова крякнуло. Фонарь рывком подтянулся еще метров, наверное, на пять, поболтался на этой высоте и грохнулся на землю.
Звякнул.
Глава 8
ГИПЕРБРОД
Дверь открылась, и вошел Буханкин.
По меткому выражению самого Буханкина, Астарта зашла за кусты. Я был удивлен. Я был ого как удивлен, я ожидал, что Буханкин заглянет часам к восьми вечера, но он заглянул раньше.
Буханкин продолжал меня радовать.
Сам я вернулся домой в семь утра. И сразу на диван. Надо было выспаться. Искать человека в лесу в одиночку – весьма и весьма опасное занятие. Заблудишься и сам с концами. Я решил, что отосплюсь, позову Тоску, и мы обследуем окрестности вокруг Озера Смерти уже более подробно.
При свете дня.
Когда на землю со звоном бухнулся буханкинский фонарь, я сразу понял, что искать уфолога не буду. И этому было несколько причин.
Человек – существо иррациональное. Самый закоренелый материалист, не верящий в духов, не верящий ни в черта ни в бога, ночью, да еще в лесу, робеет. Я не материалист, я просто очень быстро думаю. В темноте ориентация теряется мгновенно. Можно заблудиться, можно в волчью яму провалиться, да можно просто на пень наскочить и конечности поломать, будешь потом год лежать на вытяжке.
Поэтому я решил подождать до утра. Не скажу, что это были приятные часы. Вокруг все бродили, хрустели сучьями, ухали и выли. Так что часы до рассвета я провел в обнимку с томагавком.
Ночные нападения – самые опасные из нападений.
Я планировал поискать Буханкина утром, но тоже не получилось. Поскольку утром из озера выполз необыкновенно густой, даже какой-то маслянистый туман. Едва я вышел из своего укрытия, как сразу потерялся в этом тумане. И с трудом вернулся на место.
Туман растворил последнюю надежду отыскать Буханкина по горячим следам. Я определил по компасу азимут и двинул по нему. Через два часа был дома.
Сообщать что-то родителям Буханкина я, конечно, не стал. Во-первых, было нечего сообщать, а во-вторых, буханкинские предки были привычны к довольно регулярным пропаданиям своего сына. К тому же на крайний случай у них был Радий.
Я принял кефирный коктейль и лег спать. Разбудила меня Тоска, по своему обыкновению, нагло завалилась в мою квартиру, хамская девчонка, что и говорить. Однако я даже не успел прийти в себя, как на меня обрушился еще и Буханкин.
Выглядел он совершенно как обычно. Озабоченно. Только, пожалуй, теперь к этой озабоченности примешивалось еще так и прыгающее из буханкинских глаз счастье. Сначала я не понял, почему так, но потом догадался.
Буханкин сиял так потому, что его наконец-то похитили. И теперь он с полной долей ответственности мог сказать своим братьям по псевдонауке, что он контактер первого уровня. Не исключено, что ему даже сделают подобающую татуировку под мышкой. Типа «Гелий Буханкин, похищен...», нет, «похищен» слишком попсово, лучше «изъят». Итак, «Гелий Буханкин, изъят такого-то, возвращен такого-то». Сильно. И наверняка авторитета в два раза прибавится.
– Приветствую, – сказал Буханкин. – Вижу, вы в сборе, и это хорошо.
Буханкин перешагнул порог и проник в квартиру. Распространяя вокруг себя запах тины, стряхивая с одежды ряску и засохших плавунцов.
– Домой не пошел, позвонил просто, – сообщил он. – Сразу к вам, поскольку неотложность. Есть хочу...
Я кивнул в сторону кухни. Буханкин молча устремился туда. Я предложил ему разогреть казацкие щи, узбекский плов, но от нормальной еды Гелий Буханкин уклонился. С решительным видом он направился к холодильнику, препятствовать я не стал.
– Я слышал, ты, Куропяткин, гурман, – сказал он, разглядывая запасы провианта. – Именно в этом кроется причина твоих несчастий. Ты слишком много времени уделяешь питанию, а жизнь между тем коротка. Тратить ее на ублажение желудка просто возмутительно!
Я был совершенно счастлив, но спорить с уфологом не стал по причине лености.
– Настоящий ученый питается быстро, вкусно и калорийно, – изрек Буханкин и приступил к приготовлению своего скромного завтрака.
По мне, это было не приготовление, а сплошное варварство, но я молчал. Тоска же немножко посмеивалась. Минут через десять кушанье было готово, и это был бутерброд.
– Гиперброд, – уточнил Буханкин. – Мое личное изобретение.
Я в этом ничуть не сомневался. Гиперброд выглядел так. Городская булка, разрезанная вдоль. На нее выложены три расчлененных вдоль сосиски. Межсосисочное пространство заполнено баварской горчицей. На сосиски Буханкин водрузил сантиметровый ломоть адыгейского сыра. На сыр аккуратными шеренгами поместил деликатесные сардинки, поперек сардинок нарубил маринованных корнишончиков. На корнишоны ничуть не смутившийся Буханкин выложил нашинкованные сырые шампиньоны. Залил кетчупом, залил майонезом, придавил второй частью булки.
Вишневый джем. В верхней половине булки Буханкин проковырял неглубокие канавки и заполнил их вишневым джемом. За что я Буханкина даже зауважал – вишневый джем выдавал в нем художника, это был фьюжн, это было в чем-то искусство.
Этот последний штрих удовлетворил Буханкина, он аллигаторски распялил пасть и вгрызся в свое творение. Мне даже завидно стало. А Тоска вообще отвернулась. На то, чтобы расправиться с гипербродом, Буханкин потратил пять минут. Покончив с ним, Буханкин приготовил в блендере кофе с бананом, залпом выпил, отдохнул минуту, после чего сказал, что он готов.
– Я готов и готов поведать вам о своих приключениях, – сказал Буханкин. – Дело было так. Оно висело надо мной...
– Ты его видел? – Я попытался сразу снизить градус безумия, только не получилось.
– Конечно, я его не видел, объект ослепил меня энергетическими потоками. Но я видел свет. Потом свет погас. И тут же меня схватило за ноги и выдернуло вверх. И почти сразу я потерял сознание.
– Ничего не запомнил?
Буханкин отрицательно помотал головой:
– Они отключили меня мазером.
– Чем? – не расслышал я.
– Мазером. И переместили меня в пространстве. А очнулся я уже в...
Буханкин замялся.
– Не знаю, кажется, это был... – Буханкин замолчал. – Это был такой... избушка...
Он машинально посмотрел в сторону виднеющегося из кухни раздельного санузла, и безжалостная Тоска сразу обо всем догадалась.
– Ты хочешь сказать, что это был сортир, – сказала она.
– Им давно никто не пользовался, – огрызнулся Буханкин. – Лет, наверное, двадцать. В конце концов, это неважно...
Фантазия моя немедленно заработала. Я тут же представил предводителя уфологов, старшего офицера, держателя, контактера с высшим разумом и кого-то еще там по списку Гелия Буханкина, связанного грубой земной веревкой в скучном сельском сортире.
Наверное, это было мучительно.
Буханкин покосился на меня с подозрением, наверное, прочитал мои мысли.
– Я очнулся в этом узилище, – продолжил он свою повесть, – и сразу понял, что эти стены меня не удержат...
Буханкин сразу понял, что эти стены его не удержат. В конце концов, что такое стены сортира по сравнению с мощной буханкинской волей? Он мог разрушить эти стены одним мысленным усилием, но не стал этого делать – нечего палить из пушки по воробьям! Буханкин мгновенно проанализировал обстановку, успокоился... то есть он даже не волновался, просто нормализовал дыхание и погрузился в легкую медитацию. С целью восстановления поврежденного энергетического кокона.