Жуть подводная

Увидел промышленник здешнее богатство и решил в этих местах надолго обосноваться. Решил он со своими работниками тут зиму отзимовать. Еще летом порубили деревья, избы поставили, амбары для пушнины и рыбы вяленой, а заодно новые ладьи стали строить, потому что в те, что он с собой привел, все меха не умещались. Весной решили добытое в Новгород увезти, а под осень еще раз сюда приехать. На готовую базу, так сказать.
— И много они наварили? — деловито спросил Колька.
— В смысле, денег заработали? — переспросил дедушка. — Да уж немало, думаю. И во второй поход взял с собой промышленник вдвое больше людей и ладей. Вроде бы хорошо дорогу в эти места запомнили, поплыли так, как и в первый раз. Сперва по течению из одной реки в другую, потом по этой другой до впадения в нее нашей, а уж дальше вверх, против течения, бечевой… Знаешь, что такое «идти бечевой»?
— Ага, — кивнул Колька, — это, как на картине Репина «Бурлаки на Волге». Люди за веревку цепляются и тащат судно против течения.
— Верно. Вот, значит, впряглись люди промышленника в бечеву и потянули ладьи за собой. Помнили, что в первый-то раз трое суток так шли, прежде чем до озера добрались. Ну а в этот раз, поскольку больше ладей вели, прикидывали, что на четвертые-пятые сутки доберутся. Однако же и четвертые, и пятые, и шестые сутки минули, а озера нет! А через неделю пришли к болоту какому-то — не проплыть дальше, и все. Решил тогда промышленник, будто они не в ту реку свернули. Посадил своих молодцев в ладьи, и поплыли они обратно по течению. Вернулись в большую реку и стали думу думать, куда дальше плыть: вверх или вниз. Одним помнилось, будто устье нашей реки выше по течению было, другим — что ниже. Чуть до драки не дошло. До вечера спорили, так и не сговорились. Тогда решил промышленник, что утро вечера мудренее, и велел спорщикам спать ложиться, да и сам заснул.
Вот тут-то и привиделся промышленнику сон. Будто явилась ему девица красоты неописуемой, в золотых одеждах и сказала: «Ежели желаешь до озера добраться, то обещай мне клятвенно, что возьмешь не более сорока сороков соболей, сорока сороков куницы да сорока сороков белки и рыбы наловишь ровно столько, чтоб на еду хватило. Ну а коли сверх того прихватишь, то забудь сюда дорогу навовсе!»
Промышленник, конечно, поклялся, пообещал и в то же мгновение проснулся. Да не там, где засыпал, в ладье на реке, а в избе, что они в прошлом году у озера поставили. Стал спрашивать у людей, как они до озера добрались, а те отвечают: «Да так же, как в прошлом году! За те же трое суток». И никто из них ничего не помнил ни про то, как заплутали, ни про то, как спорили. Подумал промышленник, будто все ему лишь во сне привиделось.
Начали промышлять — и жадность промышленника обуяла. Забыл он про свою клятву, и добыли его люди куда больше, чем девица дозволила. И рыбы наловили не только на еду, но и на продажу засолили сорок бочек. По весне вернулись в Новгород — никто не мешал, а под осень опять на то же место собрались.
Правда, промышленник, когда ехать собирался, все-таки свой давешний сон припомнил и про то, что клятву, которую давал, нарушил. Решил, что ежели опять не сможет озеро отыскать, то сразу же назад повернет и больше в те места носа не сунет.
Однако ж на этот, третий раз все спокойно обошлось. И в реку там, где надо, свернули, и до озера дошли без приключений. Полегли спать в свои избы, и промышленнику опять сон привиделся.
Явилась ему опять та же девица, только уж не в золотых одеждах, а в черных, монашеских. И говорит строго: «Обманул ты меня, не сдержал клятвы. Да еще и вернулся сюда в третий раз, хоть и сказано тебе было забыть дорогу в эти места. Последний раз предупреждаю: ежели завтра до полудня не уйдешь отсель и людей не уведешь, будет вам всем судьба страшная, а тебе самому — особенно.
Проснулся промышленник, видит: утро красивое, солнце вовсю светит, птички поют, на озере тишь да гладь. Посмеялся над сном да и велел своим людям сети-невода ставить и рыбу ловить. И как пошла у них ловля! Как вытянут невод — сразу по сто пудов рыбы попадается! А тут еще и птиц поналетело — видимо-невидимо. Стали люди в них стрелять — ни разу не промахнулись. И сам промышленник, и люди его и чувство меры позабыли, и разум потеряли — одна жадность осталась. Вот так, в азарте, и дожили до полудня…
Последнюю фразу дед произнес уже тогда, когда они с Колькой поднимались на крыльцо избы. А когда вошли в дом, то бабушка Клаша не дала деду досказать историю.
— Вы б еще до обеда рыбачили! — проворчала она. — Даром я, что ли, кашу варила? А у тебя, Василий, между прочим, еще поросята не кормлены! Ишь, верещат!
— Ничего, — отмахнулся дедушка, — чуть-чуть поголодают, зато поедят с аппетитом…
Колька с этим был полностью согласен. Он тоже изрядно проголодался, и с аппетитом съел здоровенную тарелку пшенной каши, необыкновенно вкусной, потому что ее в русской печи готовили. Да еще и пол-литровую банку топленого молока выпил, закусив ее половиной свежевыпеченной шаньги. С ней, шаньгой этой, тоже никакая городская булка или кекс не сравнится!
Дедушка Василий за завтраком ничего досказывать не стал, потому что торопился поскорее поесть и заняться кормлением поросят. Опять же у него еще много иных хозяйственных дел было, в том числе съездить в село. Выкатил дед свой «Иж-Юпитер-3» с коляской, надел на голову танковый шлем и потарахтел.
А к Кольке его приятели здешние прибежали: Андрюшка, Пашка, Витька и Митька. У них на сегодня тоже кое-какие важные дела намечались. Так и осталась история-легенда на время недосказанной…
Глава II
ИГРА В ИНДЕЙЦЕВ
В Москве Колька предпочитал играть в хоккей. У них во дворе сохранилась «коробка», обнесенная поржавелой металлической сеткой, с парой ворот, и зимой там заливали каток. Весной лед, конечно, таял, и из-под него показывался асфальт. Тогда вместо коньков надевали ролики и все равно пытались гонять шайбу. Иногда, правда, и в футбол играли, когда хоккей надоедал.
А здесь, в деревне, ни в футбол, ни в хоккей не поиграешь. В хоккей, правда, здешние ребята играли зимой, на все том же озере, когда оно накрепко замерзало. Но сейчас-то лето! На озере только в водное поло можно играть, а играть в него никто не умел. Что же касается футбола, то отыскать в окрестностях деревни более или менее ровную площадку было проблемой: там кусты, там бугор, там косогор, а где место поровнее — там либо огород, либо поле.
Идея поиграть в индейцев пришла в голову Андрюшке, после того, как еще зимой он взял в школьной библиотеке мятую и затрепанную книжку Э. Сетон-Томпсона «Маленькие дикари». Там рассказывалось, как не то американские, не то канадские мальчишки — этого Андрюшка так и не уловил! — построили индейское жилище «типи», обзавелись луками и начали жить в лесу.
Неизвестно почему, но Андрюшке жуть как захотелось устроить что-нибудь подобное. Однако поначалу он этой мечтой боялся поделиться даже со своим лучшим другом Пашкой. Пашка читать вообще не любил, все больше телик смотрел. Ну и мечтал денег на видак накопить — подрабатывал за компанию с Андрюшкой в каникулы на лесопилке. Поэтому Андрюшка опасался, что Пашка обсмеет его: мол, маленький ты, что ли, в детские игры играть?
Но тут помог случай. Весной, после половодья, Андрюшка и Пашка нашли на подсохшем заливном лугу необычную лодку — спортивное каноэ-двойку. Откуда ее принесла вода — неизвестно. Наверно, из какого-нибудь города или с чьей-то дачи. Но факт тот, что Пашка, увидев эту лодку, первым сказал, что она похоже на те, в каких ездили индейцы. Он эти самые каноэ в каком-то вестерне видел.
Каноэ понадобилось не просто так, а ради того, чтоб добираться на остров, располагавшийся посреди озера. Вот там-то Андрюшка с Пашкой и задумали устроить свой тайный индейский лагерь.
Ни местные, ни приезжие рыболовы остров не посещали. Вокруг него стояло сплошное кольцо камышей. Не успеешь забросить удочку, как придется крючок отцеплять. Да и рыбы путной около острова не водилось.