Первое имя
— Женька самая противная дура, — не унимался Вадик. — Вообще все девчонки противные, а Женька хуже всех… Ты не показывай ей нашу коллекцию.
— Жалко мне, что ли!
Мальчики притихли.
Беспокойство вернулось к Пане. Солнце уже склонилось к западу, подняв красноватые лучи под самый потолок, а бабушки Ули все нет и нет.
— Вадька, тебе уже давно домой надо, — сказал Паня своему другу. — Ты к бабушке Уле зайди и спроси, когда она опять к нам придет, а потом позвони мне.
— А зачем тебе? — стал допытываться Вадик, но ничего не добился.
Через полчаса он позвонил из дому.
Прыгая на одной ноге, Паня добрался до телефона.
— Панька, падай в обморок: бабушка Уля сегодня утром на Октябрьский медный рудник уехала к своим родственникам в автобусе! — сообщил Вадик. — Нет, я правду говорю, мне это соседка Нина Семеновна сказала, у которой мы с тобой стекло футболом выбили. Пань, она мне теперь щенка подарила. Такой хороший цуц, даже немножко породистый, с полустоячими ушами… Ты опять мне не скажешь, зачем тебе бабушка Уля?.. Ну клади трубку, нервная Зойка зовет за цуцом убирать. Завтра придумаем, как его назвать. Давай назовем Аммонитом, хорошо?
— Лучше назови его запальный бикфордов шнур, — посоветовал Паня и запрыгал к своей кровати соблюдать опротивевший ему постельный режим.
— Тебе скучно? — спросила Наталья у приунывшего Пани. — Хочешь читать?.. Пань, тебе нравится Степан Яковлевич Полукрюков? Он хороший, честный человек, правда?.. Но какой громадный, даже страшно!
— Выдумала! Он вовсе не страшный, даже добрый. И сильный. Меня на Касатку нес, как перышко, ни разу не остановился. Он даже тебя унесет куда «хочешь, хоть ты и здоровая.
— Глупости! Зачем меня носить на руках, я ведь ногу не вывихнула… Какую книгу тебе дать?
Читать Пане не пришлось.
Возле дома Пестовых остановилась машина, и из передней послышался голос шофера Мити Суслова, наездившего сто тысяч километров без аварий и ремонта.
— Здравия желаю, товарищи пассажиры! Есть народ в кузове? — Пассажирами Митя называл всех граждан, не имевших водительских прав, а кузовом — любое помещение, за исключением гаража. — Комсомольский привет, Наташа! Когда будешь учиться водить машину? Прими срочный пакет с Октябрьского рудника. Расписки не требуется… Всего хорошего, живите богато, покупайте автомашины новейших моделей!
Буквы прыгали, рассыпались перед глазами Пани, когда он читал письмо, пропахшее бензином:
«Спасибо за светец, Паня! Постараюсь лично поблагодарить тебя и расспросить о дружинской шахтенке. Если не сможешь приехать на рудник, я сам недели через две привезу тебе малахит. Выздоравливай скорее. П. Дружин».
Победный вопль огласил дом…
Доро?га ты, доро?га!
Вечером Григорий Васильевич, прочитав письмо, полученное Паней, сказал:
— Как же, знаю я Петра Александровича. Это главный инженер рудничной обогатительной фабрики, кандидат технических наук. Добился человек, что фабрика извлекает много меди из руды, о нем в газетах недавно писали… Ну что же, поезжай за малахитом, когда врач позволит.
— Полина Аркадьевна говорит, что через четыре дня нога будет как новенькая.
Медленно, минута за минутой тянулись эти дни. И уж как берег больную ногу Паня, чтобы не помешать выздоровлению! Наконец пришел тот долгожданный час, когда он при Вадике отбил чечетку и так прошелся вприсядку, что весь дом задрожал.
Итак, к Дружину в гости!
— Вадька, ты готов?
— В общем и целом… — ответил Вадик, проверяя, крепко ли держится на раме велосипеда подушечка, потому что с седла он не совсем уверенно доставал педали.
Из дома выбежала Наталья и помогла Пане прикрепить к багажнику сверток с провизией.
— Смотрите же, мальчики, в Потеряйке не купайтесь и в сплавщиков не играйте!
— Учтено и записано, — успокоил ее Паня. — Вадька, по седлам!
Он с разгона оседлал машину, Вадик плотно сел на подушечку, велосипедные звонки дали прощальную трель, и Наталья с крыльца махнула путешественникам рукой. Замелькали справа и слева дома?, знакомые ребята закричали вслед, разбежались по увалам коттеджи индивидуального поселка, и затем велосипедисты очутились в лесопарке, наполненном утренней прохладой, запахом смолы и бриллиантовым блеском росы.
— Чего ты звонишь? — крикнул Паня, ехавший впереди.
— От хорошего настроения!
В обратном зеркальце Паня видел лицо своего друга, совершенно круглое, раскрасневшееся, потное.
— Слушай, давай переговариваться звонками, — предложил Вадик: — один короткий звонок — стоп, два — малый ход, три — полный вперед, один длинный звонок — что нового?
Что нового? Паня счастлив. Его сердце выстукивает: «Малахит, малахит! Есть, есть малахит!» Спасибо, спасибо тебе, милая бабуся Уля, за то, что ты, оставив свой мирный домок, отправилась за леса дремучие, за горы гранитные искать камень малахит! Счастлив, безмерно счастлив Паня, и стелется под колеса гладкая дорога, чуть-чуть дребезжит щиток заднего колеса, встречный ток воздуха ласково обвевает лицо. Паня мурлычет: «Дорога ты, дорога, широкие пути!»
Вадик дал два коротких звонка.
— Зачем ты так гонишь? Совсем неинтересно, — пожаловался он. — И я пить скоро захочу, а до Потеряйки еще далеко.
Сбавили скорость, разглядывали все по пути.
Навстречу одна за другой идут-плывут могучие сосны, каждая в два-три обхвата… По обочине дороги плетется старичок-кротолов с порыжевшим рюкзаком за плечами и связкой проволочных капканов на поясе. Ни пуха ему ни пера, пусть он сегодня добудет в лесу славную шубейку из тонкого бархатистого меха… Чья-то молодая охотничья собака с дурашливым лаем бросилась за велосипедистами. Вадик тотчас же включил трещотку, пристроенную к переднему колесу. Раздался оглушительный треск, испуганная собака с визгом налетела на дерево, а Вадик так расхохотался, что чуть не скатился с подушечки… Начался участок подсочки леса. У сосен с одного бока кора была срезана, и сок стекал в жестяные чашечки-козырьки. Девушка в красной косынке переливала густой сок-живицу из козырьков в ведро. Конечно, Паня и Вадик знают, что из живицы на химическом заводе будет сделана красивая пластмасса.
Кончился лес. Путешественников встретила Потеряйка.
Попробуй, потеряй-ка эту прихотливую и затейливую горную речушку. Она блеснула между скалами, скрылась за круглой горушкой, разлилась зеркальной гладью в низинке, как будто успокоилась, и вдруг сразу соскучилась, запрыгала, расшумелась звоном-плеском в тесноте каменистых берегов, затеяла прятки с горами и лесами. В смоленой лодке-долбленке, упираясь шестом в каменистое дно, с ночного лова проплыл рыбак. У запруды медленно ворочалось мельничное колесо. Два силача, стоя в воде, выбрасывали лопатами мокрый песок на берег.
— Дяденьки, хрустальное яблочко не попадалось? — притормозив машину, спросил Паня.
— Поработай с нами, может и попадется, если шибко удачливый, — ответил один из рабочих, заслонившись рукой от солнца.
— Удачливый, да сейчас некогда…
Вперед, вперед!
Вадик дал один звонок, другой, третий и наконец включил трещотку.
— Это сигнал о том, что ты настоящая свинья! — плаксиво объяснил он. — Я уже три километра на голой раме сижу, потому что подушечка съехала набок. Думаешь, мне приятно?.. Будто я виноват, что у тебя ноги как у цапли, а у меня нормальные и мне велосипед на вырост купили.
— Слазь, коротышка!
Это произошло у лесной опушки, неподалеку от песчаного берега Потеряйки. Паня покрепче притянул ремешками подушечку к раме Вадиного велосипеда, оба позавтракали. Вадик забрался в воду по колено, долго пил из горсти, а потом лег животом на горячий песок, потому что вода в Потеряйке была очень холодная.
— Теперь я пойду в лес и остыну, — промямлил он.
Надолго скрылся за деревьями и вернулся, когда Паня уже стал беспокоиться и аукать.
Вадик шел согнувшись, рубашка кошельком свешивалась через ремешок.