Ремейк первой любви

– Клево! И когда у вас свидание?
У Лены вся радость как-то сразу испарилась:
– Не знаю, он мне еще не назначил... Но мы сегодня увидимся!
– Последи за его поведением, – предложила Настя. – Если он вдруг перестанет с тобой беседовать по-дружески, не сможет двух слов связать, значит, он хочет назначить тебе свидание. Лучше всего, если бы он вообще рядом с тобой дар речи терял.
– А как же тогда с ним общаться? – не поняла Лена.
– Как, как... Так! – непонятно сказала Соколова, прозвенел звонок, и им пришлось бежать в класс.
Вечером на конюшне Лена чувствовала себя Штирлицем: она изо всех сил следила за Пахомом. А тот как ни в чем не бывало почистил свою Великую Удаль, оседлал ее и выехал на дорожку, огибавшую бывшее футбольное поле. Лена из-за этой нервотрепки вывела свою Кармелитку самой последней.
Смена – Гордейка на Хрустальной, Аня на Ласковой, Наташа на Параболе, Яна на Загадке, Женя на Эгине и Пахом на Ульяне – один за одним шагала по кругу. Катя стояла в центре футбольного поля с кордой и длинным бичом в руках.
Когда Лена пристроилась к остальным и все вместе они проехали еще пару кругов, Катя позвала в центр Пахома, а остальным скомандовала:
– Смена, рысью марш! – И головная Гордейка повела смену средней рысью.
А Пахома Катя стала гонять на корде, пристегнув длинный ремень к уздечке Ласковой так, чтобы та бегала вокруг нее.
– Носки в стороны не разводи! Не держись шенкелями – от этого лошадь ускоряется, она воспринимает сжатие как посыл вперед. Спину прямо! Не смотри под ноги лошади – голову вверх! – командовала Катя.
У Пахома получалось очень плохо: он трясся, как куль. Обычно в городе они ездили строевой рысью: через один толчок привставали на стременах, потом опускались в седло. Так было легче. А на корде Катя его гоняла, заставляя ехать учебной – не привставая в стременах. Удержаться на лошади можно было только благодаря сохранению равновесия и крепкому шлюссу – обхватывая лошадь бедрами и коленями.
Все это Катя объясняла незадачливому всаднику, равномерно поворачиваясь вслед за ним и Ласковой вокруг своей оси. Не забывала она и об остальных:
– Смена, учебной рысью!
И теперь всем пришлось трястись в седлах, изо всех сил упираясь в седло коленями. Только в отличие от Пахома им еще приходилось управлять лошадьми: держать темп и соблюдать интервал.
Лене стало не до своих чувств к Олегу. Ей было жарко, Кармелитка тащила, почти залезая на круп впереди идущей лошади, а ноги уже болели.
Потом все пошагали, Катя взяла на корду Яну, а Пахомов встал в смену следом за Леной. Катя скомандовала ехать рысью, через десять минут велела ехать учебной, да еще и бросить стремена. Сначала Лена еще думала о том, как бы выглядеть покрасивее, а потом ей стало все равно. Ее волновало только одно: как бы не свалиться.
Наконец раздалось долгожданное:
– Ша-агом!
Отшагали, и Катя сказала заводить лошадей. Даже галоп сегодня не давали – да никто уже после учебной рыси особенно-то и не хотел. Может, только Гордеева – она-то выглядела свежей как огурчик.
Завели лошадей, Лена стала приходить в себя, они пару раз перемигнулись с Аней... И тут мальчишки сообщили:
– Все, всем пока!
Они, оказывается, уже переоделись. И еще успела переодеться... Яна!
– Я так боюсь ходить в темноте одна... – загадочно сказала она.
Все трое распрощались и ушли.
Стала одеваться и Гордейка. Аня сидела в раздевалке и мрачно наблюдала за ее движениями, Полубоярцева демонстративно уткнулась в учебник, а Лена принесла воды и включила чайник.
– Жаль, что ваша Катя сама многого не знает, – нарушила вдруг тишину Гордейка. – Она говорит о шлюссе, о равновесии и молчит о самом главном – что нужно входить в ритм движения лошади. То есть двигать тазом особым образом, словно бы елозить на седле взад-вперед. Иначе можно тренировать мышцы до бесконечности. Благодаря только им в седле, не отрываясь, сидеть не будешь.
– Спасибо, конечно, за лекцию, но почему это «ваша Катя»? А ты что – не с нами? – завелась Аня и после паузы угрожающе добавила: – А кто не с нами...
– Что ты к словам цепляешься? – Гордейка не обратила внимания на ее тон. – Хорошо, наша Катя не знает сама того, чему учит.
– А откуда ей много знать?! – решила встать на ее защиту Лена. – Она же – наездник! Наездник – это тот, кто с рысистыми лошадьми работает, участвует в бегах, в ипподромных испытаниях. Наездники верхом не ездят, они управляют лошадьми, запряженными в легкий экипаж. Верхом ездят жокеи, участвующие в скачках на чистокровках! И уж тем более Катя никогда...
– Спасибо, что объяснила про жокеев и наездников! – перебила Гордейка, скривившись: такие азы она и сама знала. – Я обратила внимание, что она не знает ни что такое одержка, ни что такое полуодержка [2] .
Лена пристыженно замолчала: она тоже этого не знала. Гордейка это заметила:
– Ха! Никто здесь ничего не умеет. Возомнили себя великими всадницами! А верховая езда, между прочим, не спорт, а искусство!
Тут заглянула Катя, переодевавшаяся в другой раздевалке, для начальства:
– Девочки! Вы покормите? Мне нужно бежать.
– Я ухожу! – сказала Гордейка.
– Хорошо, мы покормим, – хором согласились Наташа, Лена и Аня.
Катя, попрощавшись, ушла, а Гордейка побежала ее догонять.
Едва за ними захлопнулась дверь, как Аня подскочила с места:
– Нет, ну вы слышали?! Что вы расселись-то, как клуши?
– Ты чай пить будешь? – спросила Лена: она и сама чувствовала себя полной дурой, но не на подругах же злость срывать.
– Буду! И не надо делать вид, что ничего не происходит!
– Никто и не делает! – Наташа отложила в сторону учебник. – Просто нам надо признать, что Гордейка лучше нас разбирается в лошадях и лучше ездит.
– А мы этого и не отрицаем! – Аня даже по раздевалке от волнения пробежалась туда-сюда. – Я не об этом! Я о том, как она себя ведет! Знаешь больше всех – расскажи, поделись знаниями! А не смейся над другими. Ну действительно, откуда Кате знать все нюансы верховой езды, если она – наездник? И нам, если у нас один тренер, и тот – наездник?
– Да, Аня права, Гордейка совсем обнаглела, – поддержала подругу Лена. – Как она с нами разговаривает? Я тебе, Наташа, тоже чаю налила.
Сели поближе к столу, чай пить. Спешить было некуда: лошадям после работы нужно часа полтора отстояться, прежде чем их можно будет поить и кормить. Лена дула на обжигающе горячий чай и думала совсем не о Гордейке. Неприятная девчонка, конечно, но гораздо в большей степени Лену задело, во-первых, что мальчишки так быстро ушли – она даже чистый диск отдать не успела, а во-вторых, что они ушли с Янкой.
Яна Кишкурно вообще была девочкой странной. Прибившись к старшим – а она была на два года младше Лены, Ани и Наташи, – она обычно вела себя тихо и незаметно. Поддерживая общие разговоры, больше слушала и поддакивала, участвуя в общих делах, делала то, что скажут. Старшие почти не обращали на нее внимания. И, как оказалось, зря. У Лены, что называется, сердце не на месте оказалось, стоило ей вспомнить, как она уходила с парнями. Ей очень хотелось поговорить об этом с Аней, но при Наташе она не собиралась откровенничать. Наташа сама начала об этом.
– Я смотрю, вы с мальчишками шуры-муры затеяли? – без обиняков спросила она. – В Лучевом все спокойно было, а тут-то что на вас нашло? Вы что – влюбились? И в кого! В наших конюшенных, Рачука с Пахомовым! Тоже мне, принцев нашли!
После неожиданного Янкиного фортеля подружки внимательно уставились на Наташку: а вдруг и она тоже? Хотя это было маловероятно. Наташка постоянно утверждала, что от парней – одни беды, все они глупые и говорить с ними не о чем. И, надо сказать, слова у нее с делом не расходились. Наташа никогда ни с кем из мальчиков не флиртовала и вообще лишний раз старалась не общаться с ними. Причем не от стеснения – напротив, она никого никогда не стеснялась! – а действительно потому, что не хотела.