Пропавшие в Бермудии
9. История Роджера
Роджер был сиротой и хотел стать пиратом, несмотря на дурную славу этих морских разбойников и на то, что их не так уж много осталось к тому времени в Англии – многих перебили, а оставшиеся поступили на службу к королеве. Однажды он тайком пробрался на корабль, о котором ходили слухи, что он пиратский. Но выяснилось, что это обычное торговое судно. Ходит туда-сюда с грузами. А матросы не хлещут ром бутылками и не поют веселых пиратских песен, а с утра до вечера заняты тяжелой корабельной работой. Тяжелая корабельная работа не очень интересовала Роджера, поэтому он отсиживался в трюме. Его обнаружили уже в открытом море, да еще и поймали на месте преступления: Роджер залез в кладовую и намеревался стянуть кусок окорока. Боцман Пит хотел немедленно скормить его акулам, но заступился добрый кок Бонс (тот самый, что принес Роджеру еду). Он уговорил оставить мальчика: поваренок Бонса перед отплытием заболел и остался на берегу, пусть Роджер помогает как сможет.
– Конечно! – загремел боцман Пит. – На камбуз, ну да, он только того и хочет! Нет! Я оставлю его в живых, но он будет драить палубу и прислуживать! А если подойдет к камбузу ближе, чем на десять футов, я тут же выкину его за борт! Или всыплю ему линьков – так, что он будет помнить всю жизнь!
И Роджер остался на корабле.
Жизнь его с этого дня превратилась в сплошную муку. Ему казалось, что боцман Пит занят только одним: не давать ему ни минуты покоя. Он заставлял его работать от зари до зари, а еды выделял ровно столько, чтобы Роджер не умер от голода. При этом запретил матросам подкармливать Роджера. Только ночью Бонс исхитрялся пробраться к нему на ют, где тот спал в уголке на куче соломы, и сунуть полюбившемуся мальчику пару сухарей или ломтик вяленого мяса. Да еще утешала собачонка Глючка, правда, толку от нее было мало: она приносила Роджеру лишь обглоданные кости. Роджер пытался дрессировать ее, он гладил Глючку, смотрел ей жалобно в глаза и повторял: «Мясо! Мясо! Понимаешь?» Она внимательно смотрела и, казалось, понимала и даже кивала. Убегала – и возвращалась с куриной костью, обглоданной еще позавчера.
Боцман Пит взъелся на Роджера неспроста. Матросы рассказывали, что у него тоже был сын – единственный и любимый. Пит, грубый и недобрый человек, чуть не носил его на руках и мечтал вырастить из него честного и славного моряка, но сын, едва подрос, сбежал из дома и прибился к какой-то шайке, вскоре его поймали и сослали на каторгу в Австралию. «Ему повезло! – говаривал Пит. – Если бы он попался мне, я бы повесил его собственными руками, как шелудивого пса!»
У Бонса же, наоборот, не было детей, хотя они с женой очень их хотели. Вот его и тянуло к мальчику.
У Роджера осталось одно желание в жизни – хоть когда-нибудь оказаться сытым. А боцман Пит, похоже, лелеял лишь одну мечту – подловить Роджера на каком-то прегрешении и всыпать-таки ему линьков.
И вот однажды кок Бонс заболел, был не в силах помогать Роджеру, и тот, совсем обезумев от голода, забрался в трюм, где хранилась солонина. Разыгрался сильный шторм, и Роджер надеялся, что в такую погоду боцману будет не до него. И ошибся. Едва он успел укусить то, что наугад в темноте достал из бочки, перед ним с болтающимся фонарем в руке появился боцман Пит. Его, видимо, сам черт послал сюда именно в эту минуту. Роджер закричал от ужаса и выскочил на палубу. Пит, потрясая линьками, погнался за ним. Небо раскалывалось от молний, гремел гром, а насмерть перепуганному Роджеру казалось, что это из глаз боцмана сверкают огненные лучи, из его глотки извергаются громовые проклятья. Роджер ловко взобрался на грот-мачт у, куда, он знал, не залезть грузному боцману, вцепился в мокрый шкот и дрожал от страха и холода.
Пит неистовствовал внизу, топая ногами и размахивая руками, и вслух желал Роджеру провалиться в преисподнюю – а заодно и себе («Чтоб я пропал!» – кричал он), а заодно и всему экипажу («Чтоб вы околели, бездельники! – вопил он. – Чтоб вам ни дна, ни покрышки! Неужели никто не достанет негодяя?») Но из команды, сгрудившейся в трюме на юте, выполнившей уже свою работу, то есть убравшей паруса и снасти перед штормом, никто не желал выходить на палубу. Слишком уж страшен был шторм, даже бывалые моряки не могли такого припомнить. Он изматывал душу, и, когда одноглазый Брайен сказал: «Чем так мучиться, лучше бы уж сразу…», – все молча согласились с ним.
Роджер в этот момент тоже молил Бога о том, чтобы случилось чудо, чтобы он оказался где угодно, только не здесь.
И его желание исполнилось, как и желание всей команды «Санта Марии», включая боцмана и включая даже собаку Глючку, которой в этот момент жизнь тоже стала не мила. Впрочем, это вопрос спорный. Не исключено, что она просто увязалась за Роджером.
10. Боцман Пит. Улетный ускоритель
– С тех пор мы все тут и живем, – заключил Роджер свой рассказ.
Ник выслушал его с большим интересом.
– Здорово! – сказал он. – И что, никто не стареет?
– Никто. А чего ты радуешься?
– Но это же хорошо! Это же… Я только в сказках об этом читал!
– Сказки… Это, брат, не сказки, это реальная жизнь, – вздохнул Роджер как-то очень по-взрослому.
Ник давно уже заметил, что говорит Роджер странно: рот раскрывается не совсем в такт словам. Он спросил:
– Слушай, Роджер, а на каком языке ты говоришь?
– На английском, само собой. Хотя знаю и другие. Тут некоторые от скуки выучили по несколько языков. Делать-то все равно нечего. А потом все пожелали понимать друг друга без перевода, и появилась САП. Система Автоматического Перевода. То есть я говорю на своем языке, а ты слышишь меня на своем с помощью этой системы. Я не знаю, как это делается, да и не интересовался. Бонс! – закричал Роджер.
И коротышка Бонс тут же явился с полным подносом еды.
На этот раз кок дошел до стола без приключений.
– Кушай, сынок, – ласково сказал он.
– Ты же только что ел! – удивился Ник.
– Так в этом и дело! Об этом я тебе и толкую все время! – сердито ответил Роджер, хотя вовсе об этом не толковал. По крайней мере – не все время. – В этом-то вся штука. Каким ты сюда попал, таким и останешься. Если болел живот – будет болеть живот. Если зуб – будет болеть зуб. Пусть даже его вырвать – будет болеть! А если ты хотел есть – ты всегда будешь хотеть есть. Вечно. Я вот уже двести с лишним лет все время хочу жрать. Думаешь, не надоело? Ты представь – все время есть, есть, есть и при этом не быть сытым! Очумеешь! – жаловался Роджер, засовывая в рот очередной кусок курицы.
– Даже когда поел?
– Когда поешь, чуть-чуть легчает. Ненадолго.
– А почему ты не толстеешь?
– Не знаю. Все как в яму проваливается… Глючка вон тоже не толстеет, а жрет не хуже меня. Ее на корабле тоже держали впроголодь. Ты давай, присоединяйся.
– Спасибо, не хочется.
Ник смотрел на еду чуть ли не с отвращением. Ему показалось, что, если он начнет сейчас есть, может заразиться этой странной болезнью.
– А боцман Пит здесь? – спросил он.
– Конечно. Все сантамарийцы здесь, хотя некоторых уже не узнать, а некоторые не признаются, постарались забыть об этом. Другие люди стали!
Тут послышался громкий сварливый голос, топот, дверь камбуза с треском открылась и вбежал большой и злой человек. Он был в костюме вполне современного вида, а в руках держал пучок просмоленных веревок.
– Вот ты где! – закричал он.
– Бежим!
Роджер вскочил из-за стола и полез в маленькое окно. За ним полез и Ник.
А Глючка шмыгнула под стол и стремглав метнулась куда-то с таким визгом, будто именно ей собирались всыпать линьков.
Они помчались по каким-то кустам, петляя, и Роджер вскрикивал:
– Это и есть боцман Пит! Зачем только я о нем вспомнил! Вспомнил – вот он и появился!
– Но надо же захотеть! – не понимал Ник.