Отелло

 
Болтогаев Олег
Отелло
Олег Болтогаев 
Отелло 
Все признаки расизма были налицо. 
Он был черный, и на него никто не обращал внимания. 
Его белые братья и сестры стояли в багажнике легкового автомобиля, тряслись от страха и старались спрятать от окружающих свои белобрысые тупые рыльца. 
Потому что покупатели приценивались к ним, белым, и их хозяин то и дело хватал кого-то из них за заднюю ногу и извлекал для осмотра. Они испуганно визжали. Некоторых из них покупали и клали в мешок. Там они визжали еще громче. Того, который покупателю не нравился, ставили обратно в багажник и он, дрожа от пережитого ужаса, забивался мордочкой внутрь, так что наружу торчал лишь его белый, аппетитный зад, да хвостик колечком. 
И только черный поросенок никого не боялся. 
Он единственный из всей братии стоял в багажнике наоборот. 
То есть, рыльцем к людям. 
Потому что его никто не хотел покупать. 
Никто им не интересовался. 
Потому что он был черный. А ресницы у него были белесые. 
Вид у него был очень забавный. Он казался таким независимым. 
И мне вдруг стало жалко черного поросенка. Я подумал, что ему, должно быть, очень обидно, что им никто не интересуется. Никто. И я решил его купить. Решение пришло как-то неожиданно. "Куплю, а там видно будет" подумал я. 
- Сколько стоит поросенок? - спросил я так, словно всю жизнь покупал свиней. 
- Сорок, - ответил мужичок. 
- А черный? 
- Черный дешевле, тридцать. 
Если бы он сказал, что черный стоит дороже, я все равно бы его купил. Потому что поросенок, казалось, понял, что говорят о нем и поднял мордочку. 
Его небольшие свиные глазки смотрели прямо на меня. Влажный, бледно-розовый пятачок слегка шевелился, он старательно принюхивался, словно хотел убедиться, что я не представляю для него никакой опасности. 
И я понял, что он хочет, чтобы я его купил. 
Я понял, что я хочу его купить. Я был обречен. 
И я его купил. 
Правда, понадобился еще и холщовый мешок, но мужичок дал мне его даром. Потому, как мужичок суетился, я понял, что он очень рад нашей сделке. Я присел, распахнул мешок и поросенок молча влез внутрь. 
Словно послушный пес. 
Даже мужичок удивился. 
Всю дорогу я нес его перед собой. И он молчал. Ни звука! 
Я даже забеспокоился, хорошо ли ему там, в душном мешке. 
Дома сначала подумали, что я принес три небольшие дыни и обрадовались. 
Когда же я развязал мешок и поросенок выбежал наружу, все ахнули. 
Они, мои мать и отец, просто пришли в ужас. 
Потому что мы никогда не держали свиней. 
Но, несмотря на шок, имя для нового жильца мы придумали сразу. 
По этому поводу не было никаких сомнений. 
Мы назвали его Отелло. 
Место для жилья мы ему определили в большой клетке, в которой прежде жили кролики. Не думаю, что Отелло понравилось его жилище, но другого у нас просто не было. 
Он прожил у нас месяц. 
Почти каждый вечер я, под насмешки родителей, выводил поросенка гулять. 
Для этого я надевал на него специальную сбрую. 
Я застегивал ее вокруг шеи и вокруг живота поросенка. 
Конец этого ремня я брал в руки, и мы с Отелло шли к речке. 
Там я его отпускал и поросенок начинал радостно бегать по берегу. Ему было интересно все. Но первым делом он подходил к кромке воды и, жадно хламая, пил воду. Можно было подумать, что дома у него не было воды! Потом он начинал вести себя плохо. То тут, то там он энергично рыл землю. Видимо, он искал что-то полезное для себя, и, очевидно, находил, потому что он вдруг начинал громко чавкать. 
Иногда мне казалось, что он забежал слишком далеко, и я звал его. 
Он возвращался ко мне, но делал это, как правило, неохотно. Ему была явно по душе вольная жизнь. Иногда, уходя от речки, я нарочно не звал с собой Отелло. Но он быстро соображал, что остался один и, недовольно хрюкая, мчался за мной следом. 
Когда я присаживался у берега, Отелло некоторое время бегал вокруг, а потом ложился рядом со мной. Я почесывал ему спину, а он удовлетворенно бурчал. 
Чуть позднее выяснилось, что Отелло любит купаться. 
Правда, первый раз я затащил его в речку насильно. 
Он отчаянно сопротивлялся и громко орал. 
Но вода была теплая, я ласково гладил его черную шкуру. И поросенок понял, что купаться - это хорошо. Он стоял в воде по живот и, похоже, был очень доволен. 
Потом он вылез из воды, обсох и его редкая шерсть ярко заблестела на солнце. 
Итак, Отелло прожил у нас только месяц. 
Потому что нужно было либо строить новый сарайчик, либо везти возмужавшего Отелло обратно на рынок. 
Клетка для кроликов стала ему мала. 
К счастью, соседка согласилась купить поросенка. 
Этот вариант показался мне наилучшим. 
Я стал чаще ходить к соседке. То, вроде бы для того, чтобы оценить спелость ее винограда. То, для того, чтобы посмотреть на выращенные ею тыквы. 
В действительности, я хотел повидать Отелло. 
Отелло рос на удивление быстро. 
Через четыре месяца он превратился в крупного подсвинка. 
Он стал обрастать длинной густой шерстью. Но главное было в другом. У него появились большие клыки, которые перестали вмещаться во рту. Они торчали из его пасти вверх и в стороны, и это было жутковато. 
Это означало одно - у Отелло стали проявляться признаки близкого родства с дикими свиньями. 
Отелло исполнилось восемь месяцев. 
Однажды мне сообщили очень неприятную новость. 
Соседи собрались пустить Отелло под нож. 
Мне в это было трудно поверить. 
Я не воспринимал Отелло, как свинью. 
Я относился к нему, как к собаке или кошке. 
Но соседи просто предвкушали предстоящую казнь Отелло. 
Почему-то их волновал только один вопрос: 
"Якэ в його будэ сало?" (Какое у него будет сало?) 
Они переживали насчет цвета сала кабанчика, потому что он был черным. 
Я всегда удивлялся лицемерию людей. 
Что может быть нежнее "цып-цып, мои цыплятки"? 
А что за этим стоит? Цыплятки вырастают и их съедают. 
Те самые люди, что так любовно сюсюкали "цып-цып". 
А ласковое "ути-ути"? И ути идут по тому же пути. 
На душе было нехорошо. На душе было тревожно. 
Я сделал вид, что пришел помогать убивать Отелло. 
Но я лицемерил. Я приготовился еще три дня назад. 
С помощью острого ножичка я сделал небольшую шкоду. 
В прошлом году я нашел в автобусе тщательно заточенный пятак. Такие используют карманные воры для разрезания сумок своих жертв. И вот, теперь, этот пятак мне был нужен. Я дополнительно заточил его и положил в карман. 
Сосед Иван был в полной готовности. Пришли еще два соседа. Тайно я их ненавидел. Они пришли, чтоб попировать в последний день жизни моего длиннорылого приятеля. Чтобы погубить его. 
Один из них старательно точил штык от немецкой винтовки. 
Это было основное орудие их сегодняшнего труда. 
Посреди огорода, давно освобожденного от урожая картофеля, женщины заботливо мостили соломенную грядку. Этой соломой должны были засыпать убитого Отелло. Чтобы потом поджечь солому. 
Чтобы потом радоваться приятному запаху сала. 
Я в волнении сжимал в кармане свое оружие. 
У меня был план. 
Почему-то я был уверен, что все получится. 
Иван с мужичками хряпнули по сто грамм. 
Наверное, для храбрости. Как же! Такое дело! 
Дверь сарайчика, где жил Отелло открыли, но он не стал выходить. 
- Позови его, он тебя послушает, - сказал мне Иван. 
- Зовите сами, - угрюмо ответил я. 
Отелло тем временем попятился в дальний угол сарайчика. 
Он явно заподозрил что-то неладное. 
- Отя, Отя, Отя, - позвал Иван. 
Так они исковеркали его имя - Отелло. "Отя!" 
Но Отелло неподвижно стоял мордой к своим убийцам.