Синтез

— Не знаю. Я не могу решать. Мы думали, может, он сам... Это уже большой мальчик. Тут нужны какие-то юридические основания.
— Юридические основания имеются! — с триумфом заявила тетка. — Я искала в архиве. По всему, Славек был правнуком брата матери этого мальчика.
— Как ты до этого додумалась? — с изумлением спросил Александр.
— Все очень просто, — объяснила Флора. — У его матери была та же самая фамилия, что у меня и Славека.
Супруги Зборовские посмотрели друг на друга. Тетка Флора со времени замужества носила фамилию Ковальская [10].
  
 Часть пятая, 
 
 или 
 
 Остров и грот 
 
— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие!
— Эля, ну и выросла же ты!
— Петрусь, почему ты нас не представляешь? Долг мужчины...
— Извини, дедушка, но я здоровался с бабушкой. Это Марек Торлевский.
— Мы слышали о тебе, Марек, все только самое хорошее. Надеемся, что...
Дедушка вдруг замолчал и начал так внимательно приглядываться к мальчику, что тому стало не по себе.
— Послушай, старик, — сказал дедушка внезапно изменившимся голосом. — Ты знал Артура Зборовского?
— Конечно. Артур Зборовский сейчас... то есть был защитником команды «Ураган».
— Вот видишь, видишь! — вскричал дедушка, обращаясь к бабушке. — Я говорил тебе, что откуда-то знаю его! И только когда я его увидел, меня осенило!
— Вы меня знаете? — обрадовался Марек. — Может, вы знали моего папу?
— Только не хлопнись в обморок, старик, когда услышишь правду. — Дедушка почесал лысину. — Боюсь, что тебя ждет потрясение.
— Я понемногу привыкаю к потрясениям, — ответил Марек. — Мне даже кажется, что я знаю, кто такой Артур Зборовский.
— И ничуть не ошибаешься, старик... Этот стоящий перед тобой покрытый морщинами субъект в возрасте, что ни говори, девяноста четырех годков называется Артуром Зборовским. И прошу тебя только не говорить мне, что я совсем не изменился! Я не выношу дешёвых комплиментов.
— Фантастическая встреча! — согласилась бабушка. — Вы играли в одной команде?
— Нет, он играл в «Молниях», — ответил дедушка. — Противник. Он был отличным вратарем и держал команду в ежовых рукавицах. Если бы не он, все давно бы разбежались. Только нам они проигрывали, и то не всегда.
— Но у вас есть... были переростки! В «Урагане» всегда играли несколько второгодников. А Казику Сумику, наверно, лет семнадцать!
Дедушка стал серьезным.
— Профессор Казимеж Сумик умер в возрасте восьмидесяти трех лет. Он работал микробиологом в Антарктиде, и врачи не успели вовремя заменить ему сердце. Честно говоря, я не помню, был ли он старше меня. Может, и был. Вроде на год. Теперь ты мог бы ему это простить, правда?
— Я должен привыкнуть ко многим вещам. То, что я вас встретил, меня очень обрадовало. Значит, некоторые мои знакомые еще живы. Может, я встречу ребят из класса, из команды...
— Думаю, несколько человек найдется. Но немного. Ведь тебя показывали по головидению! Поэтому если кто-нибудь припомнит, то сможет видеофонировать в Институт. Поищем вместе, ладно?
— Конечно! Спасибо вам.
— Говори мне, как раньше: Артек.
Бабушка смотрела с возмущением.
— Ты ведешь себя так, будто впал в детство. Мареку трудно обращаться на «ты» к человеку в твоем возрасте!
— Приятелю по спортплощадке он будет говорить «вы»?!!
— Во всяком случае, меня, Марек, ты можешь называть «бабушкой».
— А в какую школу вы... бабушка, ходили?
— Я жила в Торуни. Школа номер пять.
— Тогда я не знаю. Но в Торуни я был. Коперник, пряники...
— ...и космодром, — добавила бабушка. — Сейчас именно с этим ассоциируется Торунь. Ну и, конечно, там еще кривая башня.
До самого горизонта на море пенились белоснежные волны. Солнце стояло прямо над головой. И если бы не металлические трубы побережья, можно было бы действительно предположить, что этот остров — естественная часть какого-то южного архипелага. Среди изумрудной, салатной, желтоватой, голубоватой, красноватой — одним словом, разнообразной зелени белел построенный на пологом склоне дом с более чем десятью террасами, бесконечным количеством лесенок, маленьких колонн и аркад.
Только теперь Марек осознал, что до сих пор он передвигался, в основном, с помощью лифтов или транспортного конвейера. У подножья склона находились два наполненных водой бассейна. В них можно было попасть, съехав со специальных горок, начинавшихся на самом верху, прямо от оконных проемов. А фонтаны были устроены так замысловато, что при смене освещения их радужные каскады превращались в ширмы, зонты и коридоры. Кое-где, казалось бы случайно, вырастали разнообразные цветы и фруктовые деревья. На одной из таких грядок два робота заканчивали как раз сбор черешни, на другой — автомат сажал кусты дикой розы.
С шумом и гамом вся компания взбиралась наверх. Поскольку бабушка немного устала, она опередила гостей и поехала смешным оранжевым вагончиком-жучком, который карабкался ввысь по зубчатой рейке.
— Мы не единственные гости на этом острове? — спросил Марек.
— Конечно, нет. Мы с бабушкой держим здесь пансион для артистов. Ведь жизнь в открытом море была бы невыносима, если бы нас не навещали разные гости. Сейчас, например, здесь живут: известный художник, наш старый друг Август Тоникер, поэт Фунг, четверо знаменитых циркачей — группа «Сальто» и актриса Глория Лэмб.
— Глория Лэмб? — тихонько спросила Эля.
— Именно, именно, — ответил дедушка. — Я уже говорил ей о тебе и о том, что ты ее поклонница. Она очень рада вашей предстоящей встрече.
Эля улыбнулась дедушке, но при этом не выглядела действительно довольной. «Интересно, для кого она сюда приехала», — подумала она и со злостью перескочила через ступеньку.
— Осторожно, а то разобьешься насмерть, — предостерег ее брат.
На самой высокой террасе был накрыт стол ко второму завтраку. Здесь уже сидели все пансионеры.
— Ждем с нетерпением, — сказал поэт Фунг в маленький, висящий у него на шее аппарат, который сразу же перевел его слова. — Мы рады, что можем приветствовать вас и, в первую очередь, тебя, Марек — прекрасный плод на древе научных достижений. Имя твое будет всегда звучать в ушах людей как символ возрождения. Символ, напоминающий о египетском боге Озирисе, который после долгого сна вернулся опять на землю.
— Фунг! — крикнула бабушка. — Заморочишь ребенку голову. Говори по-человечески!
— Для меня четырнадцатилетний юноша — уже мужчина, — спокойно возразил поэт. — Когда-то люди в его возрасте закладывали династии, женились и даже разводились. Великая польская королева Ядвига вышла за Ягелло...
— Фунг, умоляю тебя! — простонала бабушка.
Поэт только махнул рукой и закончил:
— ...вышла за Ягелло, будучи четырнадцатилетней девушкой.
Глория Лэмб была ошеломляюще прекрасна. Эля сразу отметила, что знаменитая артистка выглядит даже лучше, чем по телевидению. На ней была легкая кремовая одежда оригинального покроя и великолепная шляпа из натурального полотна. Она наклонилась к аппарату-переводчику и спросила своим прославленным глухим голосом:
— Скажи, Марек, до приезда сюда ты уже видел меня в каком-нибудь «ракурсе»?
— Нет, я впервые увидел вас только сейчас — в этом ракурсе, — ответил Марек и лишь тут сообразил, что ляпнул глупость. «Ракурсом» называли головизионный фильм.
Гости расхохотались. Хотя недоразумение быстро выяснилось, но усатый Август Тоникер удивительно долго не мог сдержать свою радость.
— В самом деле! — кричал он. — Очень хороший ответ, Глория! Ты даже не представляешь, мальчик, насколько хороший!
— В таком случае, Марек, я обращусь к тебе за консультацией, — сказала Глория Лэмб, ничуть не смутившись.
— Консультацией?!
— Глория играет в «ракурсах», посвященных твоим временам, — объяснил Тоникер, — и она надеется, что, ознакомившись с этими работами, ты скажешь ей, все ли события, декорации, костюмы, ну и сам стиль игры, на твой взгляд, достоверны.