Побег

Идти было нелегко, но все понемногу учились обходить болота, не вязнуть в жидкой грязи, не спотыкаться на узловатых корнях, искать просветы в шипастом кустарнике. Лошадей немного тревожило, что нельзя перейти на бег – попросту не было ровной тропы, ничего даже похожего на оставленный позади берег, по которому Эстрелла неслась вперед, словно выпущенная из лука стрела, и где ветер пел в ее жилах и костях, даря легкость и силу. Тогда, во время этого бешеного бега, она поняла: нет ничего лучше, чем родиться лошадью – рожденной бежать.
Этот мир был сумрачен и тих, но иногда и в него врывались яркие краски и громкие звуки. Внимание коней привлекали порой раздававшиеся в ветвях на верхушках деревьев резкие крики попугаев и гомон обезьян. Пролетали огромные, размером с птицу, ярко-голубые бабочки. Обрушивался откуда-то сверху каскад бело-розовых крупных цветов. И вечно, нескончаемо звучала капель: вода капала с ветвей, текла по гладким стволам, собиралась в широких листьях.
Травы здесь не было, но лошади утоляли голод листвой – жесткой, но не горькой. Воды было вдосталь: находились и родники, бьющие из-под земли, и маленькие озерца, а иногда они пили прямо из широких вогнутых листьев, где скапливалась вода. Корасон это особенно нравилось, она нарочно искала такие листья.
Однажды утром над головами лошадей появились две крупные птицы. Они летали в вышине, явно проявляя интерес к незваным гостям. Выяснилось, что птицы обладают талантом передразнивать и повторять звуки, издаваемые лошадьми: фырканье и негромкое ржание.
– Они над нами смеются? – спросил Селесто, с тревогой поглядывая наверх.
– Зачем бы им это делать? – откликнулась Эстрелла.
Птицы были яркие и пестрые – голубые, красные и желтые перья так и мелькали в воздухе.
– Я не уверена, но мне кажется, это королевские птицы, – заметила Анжела.
– Королевские? – недоверчиво переспросил Эсперо. – С чего ты это взяла?
– Да ты взгляни! – Анжела мотнула головой наверх. – Они носят алый цвет – цвет Арагонской короны [16]. В платье именно такого цвета одели инфанту [17], когда играли ее свадьбу с доном Хосе Кастильским, а он был вторым кузеном короля, который…
– Анжела, я тебя умоляю! – затряс головой Эсперо.
Из кустов немедленно откликнулось эхо:
– Анжела, я тебя умоляю… умоляю… Анжела…
Все едва не подпрыгнули от неожиданности.
– Кто?! Кто это сказал?! – выдохнула Корасон.
– Кто это сказал?! Кто это сказал?! – немедленно затараторили птицы, выныривая из кустов и усаживаясь на ветке прямо над головами у лошадей.
– Да это же они! – ахнула Анжела.
Эстрелла и Селесто завороженно уставились на птиц. Молодым лошадям впервые довелось разглядеть их вблизи. Эстрелла вообще до этого видела только чаек, вьющихся над бригантиной. Но здешние птицы были совсем другими.
– Это попугаи, – сказал Эсперо. – Они всегда так делают. Я побывал на многих кораблях, на одном из них у матросов жил попугай. Его выносили на палубу, и он ползал по снастям, пока матросы вязали лини и фалы. Болтал все время и точно так же передразнивал каждое слово или звук.
– Эй, Большой Парень! Кто сказал «передразнивал»? Большой Парень! Большой Парень! Большой Парррррень! – заголосили вдруг птицы и обрушились с ветки вниз, громко хлопая разноцветными крыльями.
– Если бы я не знала, в чем дело, то решила бы, что идет дождь из красок! – рассмеялась Корасон.
– Или что ожила радуга! – в восторге подхватила Анжела, глядя, как птицы устраиваются на кустах, совсем близко.
– Значит, это и есть попугаи? – спросил Селесто, не сводя с птиц любопытного взгляда.
– Мы не попугаи! Не попугаи мы! – загалдели птицы.
– Тогда кто же вы? – удивился Эсперо.
В ответ птицы встопорщили перья на голове, а самая крупная самка распушила воротник и с гордостью сообщила:
– Мы – пурпурные ара.
– Пурпурные! – воскликнула Анжела. – Я же говорила, что они королевские птицы! Только короли носят пурпур.
Птицы обменялись взглядами, и самец негромко произнес:
– Ты ей скажешь или я?
– Давай ты, – отвечала самка, бросив на Анжелу странный взгляд.
Самец ара сделал шажок вперед.
– Мы не носим пурпур. Вы вообще не одеваемся. У нас нет платьев. У нас перррррья! Такими мы рождаемся!
– Не совсем так, конечно! – поправила его самка. – Рождаемся мы, строго говоря, вообще без перьев, Альфо.
– Да, верно, милая. Но, когда мы вырастаем, мы становимся вот такого цвета!
– А как же вы научились разговаривать? – изумленно спросила Анжела.
– О, разговаривать мы умеем прекрасно! Кстати, меня зовут Лала, а его Альфо. Нас купил один матрос, и мы вместе с ним пересекли океан на корабле!
– Но это было не первое наше путешествие! – перебил Лалу Альфо. – Мы много путешествовали, очень много. Много путешествий – много языков. Иногда в трюме с лошадьми, иногда в каюте с матрррросами. И говорили, говорили, говорррили! Хочешь не хочешь, а научишься. Словечко там, словечко здесь…
– Мы любим разговаривать почти так же сильно, как летать! – подхватила Лала. – Но я думаю, вы уже и сами это поняли.
– А вы не знаете, далеко ли отсюда до открытой местности? – спросила Эстрелла.
– Не знаю, честно говоря! – отвечал Альфо. – Нам нравятся джунгли. Мы предпочитаем лес. Но нам уже пора улетать.
– Улетать? – переспросила Эстрелла разочарованно. Ей очень понравилось болтать с птицами.
– Да! Сейчас вррремя орехов! Огррромные прррекрасные орррехи – возле берррега! Мы их очень любим, но, если не прилетим туда вовремя, их съедят другие ара и… попугаи.
Последнее слово Лала произнесла с отвращением.
– Они всё слопают, и орехов не будет до следующего сезона!
Когда ара улетели, Эстрелла очень быстро почувствовала, что уже скучает без них. Она никогда раньше не видела таких общительных птиц.
Чуть позже Селесто нашел огромный зеленый лист, в углублении которого скопилось целое ведро воды. Он начал пить и вдруг подпрыгнул и испуганно заржал. Остальные в испуге повернулись к нему.
– Что случилось?
– Клянусь копытом… Мне кажется, я… я проглотил маленького крокодила!
– Это не крокодилы! – рассмеялась Корасон. – Это ящерицы. На вилле моего хозяина, на Первом Острове, их было очень много. Тебе нечего бояться.
– Она щекочется… у меня в животе!
– Это твое воображение, дорогой! – успокаивающе заметила Анжела. – Она не может щекотаться, она уже мертвая.
– Думаешь, зная это, я стану лучше себя чувствовать?
– Со временем ты к этой мысли привыкнешь, – хмыкнул Эсперо. – Кроме того, очень скоро ты… как бы это сказать… избавишься от ящерицы.
– Давайте не будем обсуждать ЭТО! – занервничала Анжела.
В следующее мгновение она споткнулась и едва не упала. Следующие шаги дались кобыле с гораздо большим трудом.
– Что случилось? – спросила Эстрелла.
– Подкова! Я потеряла подкову! Проклятая грязь ее засосала. Что же теперь делать?
Эсперо снова зафыркал.
– Ты просто пойдешь дальше. Все будет нормально. Особенно когда потеряются три оставшиеся.
Разом повеселевший Селесто добавил:
– Анжела, у нас с Эстреллой нет подков, и мы совсем по ним не скучаем.
– Как можно скучать по тому, чего у вас никогда не было? – огрызнулась Анжела.
Молодые лошади растерянно переглянулись, не зная, что ей ответить.
Эсперо, помахивая хвостом, подошел к Анжеле, заглянул ей в глаза, а потом стал очень нежно и ласково покусывать ее за холку и дуть в гриву, успокаивая расстроенную кобылу.
– Мы можем тебя поздравить, Анжела. Ты первая избавилась от подковы в Новом Мире. Это же событие! Вот увидишь: как только избавишься от остальных, станет еще легче. Будешь лучше чувствовать землю, тебе будет легче идти. Можно будет не бегать – летать!
– Эсперо… – прошептала Анжела, дрожа. – Я боюсь… Я правда боюсь.